От этих невеселых мыслей его отвлек какой-то приглушенный вскрик. Повернув голову, он успел только увидеть падающего головой вперед солдата, услышал глухой стук тела и звон отлетевшей в сторону винтовки.

Подбежав к тому месту, он опустился на колени, попытался перевернуть упавшего лицом вверх. Стоявший поодаль Магвайр даже не пошевельнулся. «Неужели уже поздно? — промелькнула мысль. — Только бы не это. Не хватало нам еще покойника». И он снова и снова клял себя за трусость и нерешительность, за то, что так и не посмел вмешаться в эту чудовищную экзекуцию.

— Да плюнь ты на этого симулянта, — крикнул Магвайр. — Не видишь, что ли, что эта дрянь снова притворяется. Просто я на ходу поддал ему, да попал в приклад, вот он и растянулся…

Лежащий на полу солдат слегка застонал, тело его все время сводило судорогой. Мидберри перевернул его на бок. Глаза у парня были закрыты, широко раскрытый рот с хрипом ловил воздух.

Сержант вдруг вспомнил свой первый день в этом взводе. Припомнил, как Купер явился прибирать в сержантской, как его тогда всего трясло от страха, даже запах какой-то неприятный исходил. Конечно, этому парню нечего было и думать о выпуске. Приходилось лишь удивляться, как он продержался до сих пор. Какой только дурак вообще позволил ему подписать контракт! Ведь даже слепому ясно, что он абсолютно не годен к службе.

Неожиданно Купер затрясся еще сильнее, у него свело одну ногу, другую, потом они обе начали дергаться вперед — назад, вперед — назад, прямо как пара огромных ножниц. И тут же хриплый стон перешел в настоящий вой, высокий и жуткий, как у собаки.

— Кончай притворяться, подонок, — Магвайр слегка наклонился над лежащим. Но солдат бился и выл все сильнее.

— Придержите же ему ноги, — крикнул Мидберри. Магвайр помедлил, но потом наступил ногой на корчившегося от боли солдата, зажал ему ноги своими ногами. Мидберри расстегнул ему рубашку, отпустил ремень, потом стянул брюки вместе с трусами. Дыхание у Купера было неровным, хриплым, и всхлипывания не ослабевали, руки конвульсивно прижимались к низу живота. С трудом оторвав их, Мидберри увидел, что пах у солдата залит кровью, там все набухло и посинело.

— Чтоб ты сдох, подонок паршивый, — прошипел Магвайр. — Пропади пропадом.

Мидберри поднял голову, посмотрел в лицо штаб-сержанту, хотел что-то сказать, но промолчал. «Ладно, успею еще, — подумал он. — Сейчас не время». А вслух крикнул:

— Филиппоне, Уэйт, Нил, ко мне!

Три солдата помогли ему поднять Купера, потащили его из кубрика. Магвайр зашел вперед, открыл дверь.

— Надо бы вызвать фельдшера, что ли, — проронил Мидберри на ходу, но тот ничего не ответил. Купер вдруг рванулся из рук, чуть не упал. Мидберри тихонько похлопал его по руке: — Тише ты. Не брыкайся. — И снова повернулся к Магвайру: — Фельдшера надо. И поскорее…

Теперь Мидберри окончательно понял, что не пользуется абсолютно никаким влиянием на штаб-сержанта. Он просто выдумал себе какой-то фальшивый образ этого человека и воображал, будто ему в нем все ясно и понятно. И только сидя в сержантской, после того как санитары унесли на носилках стонущего Купера, он понял, до какой степени заблуждался. Магвайр сразу же потребовал от него, чтобы он отправился в кубрик и постарался убедить всех, кто находился рядом с Купером, что с ним ничего не произошло, а все случившееся является лишь досадным недоразумением. Мидберри возражал против этого, считая, что на солдат вообще не следует давить. В ответ Магвайр рассмеялся ему прямо в лицо:

— А мне, парень, твои эти выходки уже начинают надоедать. Взял моду разыгрывать тут добренького дядюшку. Ладно уж, пока делу не мешало. А сейчас, дружок, этак не пойдет. Того и гляди, налетят золотые козырьки, начнут нос куда не надо совать, камня на камне не оставят, а он тут расселся, строит невесть что. Нет уж, уволь, не позволю я тебе этак распускаться. Не хватало еще, чтоб у нас тут раскопали что-то, да и раззвонили, развоняли бы по всему свету. А ежели мы с тобой начнем в разные стороны тянуть, так и вовсе беды не оберешься. Ты учти; что ищейки эти сразу же за червяков примутся. Начнут под нас копать, расспрашивать, вынюхивать, искать, кто послабее, чтобы побыстрее запищал, стал фискалить, гад. Солдаты, конечно, перетрусят, им бы тут в самый раз с кем-то посоветоваться, спросить, что делать. А к кому же им обратиться, как не к тебе. Ты же всю дорогу разыгрывал из себя защитника против меня. И не тряси головой, знаю, что говорю. Да и ты сам тоже отлично знаешь, что я прав. В общем-то, я в этом особой беды не вижу. Может, даже это и к лучшему, когда такой во взводе есть. Пусть уж лучше к тебе в случае нужды сунутся, чем к золотым козырькам побегут фискалить, провались они пропадом. Да только ты особенно слюни-то не распускай, не вздумай еще, чего доброго, с ними на равные становиться. Ясненько? Послушай этак маленько, где-то немножко пожалей, что ли, посочувствуй, и все. Главное, добейся, чтобы эти скоты не вздумали чего лишнего сболтнуть. Пусть говорят только то, что мы прикажем, и ни полслова больше.

Мидберри не стал с ним спорить, хотя в душе вовсе не собирался проводить эту линию. Он молча стоял у окна, подрезая ногти маленьким ножичком, что висел на колечке с ключами.

— Я ведь тринадцать лет убил, чтобы это заработать, — Магвайр слегка дотронулся рукой до своих нашивок, — теперь вовсе не собираюсь из-за какого-то дерьма начинать все сначала, бегать опять как дурак с пулеметом на плечах. Да и тебя ведь тоже по головке не погладят, коли дело заварится. Это уж точно, помяни мое слово. Эти золотые козырьки, стоит им только дерьмо унюхать, по уши в него заберутся, а потом начнут всех направо и налево мазать, чтобы вони побольше было. Не успокоятся, пока пару сержантов не сожрут, кровушки не напьются. Как же иначе этим лейтенантишкам да капитанишкам себе чины зарабатывать! Только вот так и выдвигаются, на чужом горе и беде.

— Даже и не знаю… — неуверенно начал Мидберри, но Магвайр сразу перебил:

— Как так, не знаешь?! А в рядовые снова хочешь?

— Нет, конечно.

— Вот то-то и оно. А откроется все, так уж тогда не миновать. В лучшем случае выгонят из инструкторов да турнут куда-нибудь в пожарную команду. Тебе это улыбается?

— Ну чего тут говорить…

— Знаю чего. Просто хочу напомнить: нам с тобой сейчас никаких там «если» да «может быть» допускать никак нельзя. Действовать надо, и немедля. Делай все, как говорю, и вот увидишь, все обойдется. Только чтобы без всякого там слюнтяйства. Я тебе сто раз уже говорил и еще раз скажу — в нашем деле середины не бывает. Никаких там половинок. Хочешь жить — действуй до конца! Это запомни. Накрепко! И… давай-ка, парень. За дело!

Мидберри секунду помедлил перед дверью, зачем-то оглянулся назад, потом решительно толкнул дверь и вошел в кубрик…

— Смир-рна! — Солдаты, толпившиеся за дверью, отскочили кто куда, вытянулись перед вошедшим сержантом.

Заложив руки за спину, Мидберри, медленно шел по проходу. Всматривался в лица, фигуры, выправку. Глаза его автоматически регистрировали непорядок в обмундировании, заправку коек, размещение снаряжения, блеск надраенных ботинок перед рундуками…

Он дошел до середины кубрика, остановился. Подтянутый, наглаженный, спокойный. Его вид подействовал на солдат успокаивающе.

— Вольно, — крикнул он, все еще погруженный в свои думы, не переставая удивляться, как же все это произошло…

«Так вот ты, оказывается, какой, Уэйн Мидберри! Сержант Мидберри, младший „эс-ин“ 197-го взвода. Вот какой на поверку. Ну, да ладно. Какой есть, такой и есть. Другим уж, видно, не буду».

— Вы тут, наверно, парни, — обратился он к солдатам, — разговоры сейчас всякие ведете… Ну, насчет Купера и все такое прочее… Так вот, с ним уже все в порядке. Жив-здоров и вам кланяться просил. Лежит себе в лазарете пока что, да только ничего серьезного с ним нет. Фельдшер сказал, через пару дней выйдет. Просто ему надо немного в себя прийти, успокоиться. Только и всего. Нервишки подкачали…