– Ты как раз дурачок!!! – Рявкнул Гарет. Лодо отступил, молча наблюдая за стычкой братьев. – К тебе пришёл мужик, сказал, что он шпион, предложил тебе взять его на службу… И ты…– Он воздел руки к небу. – Стоило выпустить тебя из виду на пять минут… ПЯТЬ МИНУТ!!! Я знаю, что ты наивная овечка, но чтобы до такой степени… Гэбриэл!!!

– Мы с тобой кое-чем ему обязаны!

– Такие, как он, ничего просто так не делают!!!

– Мои услуги стоят дорого. – Напомнил Лодо.

– Молчи!!! Я с братом говорю! – Огрызнулся Гарет. – Ты, может, и денег ему уже дал?

– Знаешь, что? – Обиделся Гэбриэл. – Ты мне сам сказал, что это мои деньги. Кому хочу, тому и даю!

– Ага! Давай!! – Взмахнул руками Гарет. – Раздавай! Кто следующий?! Алхимик с рецептом философского камня? Гадалка из Индии?! Дочь пресвитера Иоанна?!

– Я сказал: – Зло отчеканил Гэбриэл, – если он поможет мне с Алисой, я его возьму. Мне нужен такой человек. Пусть он служит мне, а не отправится к герцогу Далвеганскому или к Драйверу!!!

– В одном он не ошибся: – сквозь зубы процедил Гарет, – не пошёл ни к отцу, ни ко мне. Потому, что мы уж точно не стали бы его слушать, а взяли бы хорошенько в оборот… И он нам рассказал бы, как миленький, зачем НА САМОМ ДЕЛЕ сюда явился!!!

– Гарет! – Спорить с братом оказалось тяжело: эмоции циркулировали между ними, усиливаясь. Всё равно, что бить себя самого. Гэбриэлу было не по себе, но обиделся он страшно. Значит, он дурачок, да?! – Если бы ты так сделал, он не сказал бы про Алису! И что нам прилетело бы в день помолвки, при всех гостях?! Знаешь?!

– Ты помешался на своей Алисе! – Прошипел Гарет. – По-моему, это весь Нордланд уже знает… Раз этот шпион с неё и начал, чтобы тебя зацепить наверняка!

– Я не хотел стать причиной раздора между братьями. – Заметил Лодо, когда Гарет вышел, хлопнув дверью. – Прошу прощения, я этого не планировал…

– Я должен давно уже был это сделать. – Сказал Гэбриэл, отходя от окна. – Я люблю его, и он меня любит, но начинает уже со мной обращаться, словно я собственность его. Так у нас с ним ничего хорошего не выйдет. Не думай об этом, это моя проблема, я с ним помирюсь. Повторяю: я возьму тебя на службу, если всё обойдётся с Алисой. Ты мне нужен, для одного дела… Но об этом потом. – Взглянул на Лодо. – Я дурачок, да. Я знаю. Но я не лошок безобидненький. Я не пугаю, смысл мне пугать человека, который, как призрак, куда угодно залезет и что угодно, сделает?.. Но я чувствую опасность, а от тебя я её пока не ощущаю. – Лодо молча поклонился. – Ладно. Посмотрим. Этих людей, купца и слуг его, нужно схватить и сдать страже. И хорошо бы узнать, кто он на самом деле, откуда сюда приехал и кто его нанял. Не сама же Барр его нанимала!

– Да, сеньор. Я это выясню.

– Деньги нужны?

– Пока хватит ста золотых дукатов, сеньор.

– Возьмёшь у Райи, я расписку щас напишу. – Гэбриэл сел к секретеру. – Я пока того… как попало карябаю, но он знает и разберёт, что к чему. – Лодо отметил, до чего разительная перемена произошла с Гэбриэлом: он и держался, и разговаривал, и вёл себя уже совершенно не так, как тот юноша, которого он подобрал на Королевской Дороге. Такие перемены – за такое короткое время! Сейчас Лодо готов был бы поклясться, что этот полукровка родился в замке и всю жизнь прожил здесь же, уверенный в себе, слегка высокомерный, свободный в движениях и разговоре, с той раскрепощенностью и налётом сословного шарма, какие не даются никакими упражнениями и никаким искусством: они только врождённые, только впитанные с молоком матери. Даже о своих промахах и неумелости он говорил непринужденно, с усмешкой, как и положено аристократу.

– Держи. – Гэбриэл отдал ему расписку, и Лодо подумал: почему, чем выше и крупнее мужчина, тем мельче у него почерк?.. Гэбриэл Хлоринг «накарябал» расписку на сто дукатов так мелко, что её было почти не видно на листке плотной бумаги. О том, что существуют заглавные буквы и знаки препинания, Гэбриэл или не знал, или забыл, или и то, и другое, но банкир в Гранствилле, видимо, к этому привык – деньги Лодовико выдали без вопросов. Разменяв один дукат на талеры, геллеры и пенсы, Лодо зашёл в неприметную лачугу в нижнем городе, из которой вышел уже священник в скромной сутане, спрятавший светлые кудрявые волосы под головным убором. Лицо его, красивое, с правильными чертами, в то же время было неярким, неброским, и если хотел, Лодо умел становиться вообще никаким. Никто из тех, кто встречался с ним в такие моменты, потом не мог описать его внешность. «Серый какой-то, никакой» – вот всё, что могли сказать немногочисленные очевидцы.

Священник дошёл до рынка в Кодрах, и постоял у ворот, пока к нему не подошёл нищий, такой же никакой: серый, грязный, угодливый.

– Что скажешь? – Спросил Лодо негромко, опуская в протянутую грязную ладонь несколько геллеров.

– Остановился в «Свече и очаге». Один слуга с ним, трое других – в харчевне попроще, на другом конце улицы.

– Болтает много?

– Да, сударь. – Нищий усмехнулся. – Прям-таки рот не закрывается.

– Про женщину что слышно?

– Она была здесь, и уехала через ворота Блумсберри, на вороном, в сопровождении собаки. Говорят, она останавливается у ювелира Гакста, но Хлоринги его прирезали на днях, и остановиться ей пока негде.

– Хорошо. Держи меня в курсе. – Лодо дал ему ещё пару геллеров и благословив:

– Иди с миром. – Отправился дальше, перебирая чётки.

«Свеча и очаг» была дорогим, уютным, добротным заведением, и публика здесь собиралась чистая, зажиточная. На столах стояли вазочки с цветами, у очага в кружок стояли кресла, где собирались местные завсегдатаи, чтобы погреться и поболтать, потягивая пивко или сидр. Такой прообраз будущих клубов. Сегодня здесь был аншлаг: гость из Ашфилда, порядочно приняв на грудь, вдохновенно сочинял про Алису Манфред срамные истории с пикантными подробностями. Лодо, присев за чистенький столик, поморщился: пьяный купец совсем распоясался, забыв всякую осторожность.

– А знаешь ты к примеру, милый человек, – заметил один из постояльцев, ещё относительно трезвый, – что братья Хлоринги недавно пришли к ювелиру Гаксту, который, говорят, шпионил за ними для герцога Далвеганского, и глотку ему перерезали, как щенку, он и тявкнуть не успел? Среди бела дня и при всём честном народе? Ты бы поменьше языком-то балакал, особливо про младшего Хлоринга, и про содомию.

– Это истинная правда, а слышал я это от святой женщины, матери Августы, паломницы, которая идёт в монастырь святой Анны аж из самого Иерусалима! Такая женщина врать не станет, она у самого гроба Господня побывала!

Тут посетителям крыть было нечем, и Лодо про себя усмехнулся глупости обывателей: и откуда бы паломнице хрен знает, откуда знать такие вещи про незнакомого ей парня?.. Но усмехался он рано:

– А она ему что, свечку держала, когда он того… с мужиком-то?! – Хохотнул здоровенный детина, с перебитым носом и маленькими глазками, с виду идиот-идиотом, а вот гляди ты! В зале засмеялись, купец побагровел:

– Стыдно должно бы тебе такое про святую-то женщину говорить!!!

– Это тебе, дураку, прежде подумать бы, что, где, и про кого говорить!

– А я и под присягою это повторю! На Библии поклянусь! Хлоринги того… говорят, что закон почитают – вот по закону я и скажу всё, что следовает, в суде скажу! Видит Бог…

Что он видит, договорить купцу была не судьба: в зал вошли трое стражников, ещё двое показались со стороны чёрного хода. Привставший было купец присел обратно, заметно растеряв часть своего задора и удали. Верзила с перебитым носом кивнул вошедшему со стражниками итальянцу, как старому знакомому, и сказал:

– Всё слышал, от первого и до последнего слова, и про клевету на графа Валенского слыхал, и на Библии поклянусь, если надо будет.

– Кто ещё слышал, как этот человек, – Марчелло говорил с легким акцентом, – клеветал на графа Валенского и его невесту?

– Говорил всякое. – Подтвердил кто-то. – Нёс что-то спьяну…