– Консорта ко мне! – Рявкнула Изабелла.

Явился. Беспечный, нарядный, с кульком вишни. Плюется косточками, румянец во всю смазливую немецкую рожу… Господи! Вот ведь… существо!..

– Послезавтра в Хефлинуэлл едет посол Нидерландов с женой. – Голосом скучающим и как бы утомлённым по-немецки протянула королева, отвернувшись, чтобы не видеть эту довольную… рожу. – Поедешь с ними. Скажешь моему брату, что всё в письме.

– В каком? – Сплюнув пару косточек и закинув в румяный рот ещё несколько вишен, спросил Фридрих.

– В письме! – Повысила голос королева. – Его высочество поймёт. А твоя задача при дворе моего брата – соблазнить мою племянницу.

– Что?! – Фридрих не донёс до рта очередную порцию вишенок.

– Соблазнить Габриэллу Ульвен, болван!

– Но, моя королева…

– Заткнись! Это приказ твоей королевы. Девочка очень красива, это будет легко. Габи бредит Европой, особенно Бургундией. Сыграй на этом. Рассказывай ей то, что она хочет услышать. Ты, конечно, умом не блещешь, но и она не Премудрость Божия. Соблазни её и уговори на бегство в Элиот с тобой. Я сначала сделаю вид, что разгневана, а потом дам тебе развод. Ты станешь герцогом, Фридрих. – Не менее утомлённым, чем голос, жестом Изабелла стянула с чёрных волос алмазную диадему, и волосы её рассыпались по плечам и спине блестящими шёлковыми прядями. Консорт, глядя на это, сглотнул и сделал непроизвольное движение к королеве. Как бы он её не ненавидел, что бы про неё не говорил своей любовнице Амалии, но Изабелла неизменно вызывала в нём, наряду с бурей противоречивых чувств, сильнейшее желание.

– Оставь! – Изабелла, даже не глядя на него, верно угадала его порыв, и выдала сакральное:

– У меня голова болит. А тебе пора собираться в дорогу. Потрахаешь моих фрейлин, хоть на это они сгодятся.

– Я ненавижу тебя. – По-немецки произнёс консорт. Изабелла легко повела плечом:

– А мне плевать.

– Когда-нибудь я убью тебя, Бель.

– Не верю. – Кисло поморщилась королева. – Я сказала: иди. Ступай!!! – Повысила голос, лицо исказилось, стало некрасивым. – Пошёл вон!!!

– Ты сейчас ужасно уродлива. – С тоской глядя на неё, сказал Фридрих, не трогаясь с места. – От тебя дурно пахнет, ты стара.

– Вот и вали отсюда. – Огрызнулась Изабелла.

– Я знал, что ты это скажешь…

– Тогда какого чёрта напрашиваешься?! Вон! Вали в Гранствилл, и без Габи не возвращайся!!!

Консорт вышел, швырнув на пол кулёк с вишней и сильно хлопнув дверью. Королева длинно вздохнула, пряча лицо в ладони. Как она устала… Как все Хлоринги, она была отважна, безрассудна и несгибаема, словно внутри неё был стержень или клинок из лучшей стали. Дурные или хорошие, Хлоринги были сильными людьми, яркими, необычными. Единицы из них прожили тихую и спокойную жизнь, все остальные вечно искали каких-то приключений и опасностей на свою пятую точку, всегда находили и, что тоже являлось фамильной чертой, почти всегда успешно выходили из всех передряг. Но бывали и катастрофы, как и вся их жизнь, весьма и весьма яркие. Как смерть Алисандры, королевы-отравительницы, успешно отравившей трёх мужей и уничтожившей одним махом пятьдесят эльфийских князей со всеми их соратниками, которые только что помогли ей избежать плахи. Единственный выживший в учинённой по её приказу бойне, король эльфов Кину Ол Таэр снёс ей голову прямо на ступенях собора Марии-на-водах, где Алисандра только что обвенчалась со своим избранником, которому и сделала подарок в виде мёртвых эльфов. Об этом до сих пор рассказывали сказки, сочиняли баллады и канцоны и пели на площадях. Возможно, устало подумала Изабелла, крах их семьи будет таким же ярким и незабываемым… Какое, однако, слабое утешение!

Внешне такая же, как всегда, то есть, сварливая, раздражительная, надменная и язвительная, Изабелла внутри была страшно напряжена и уже начала чувствовать сильную усталость. Она даже похудела, что в её время отнюдь не считалось красивым и не радовало женщину, к которой это относилось, ничуть. Ей казалось, что сам воздух в Сансет загустел от скопившегося напряжения, и начал слегка горчить. Улыбающиеся и кланяющиеся фрейлины могли накапать яда или впустить к ней убийцу. То же пажи и герольды. Стражники могли перерезать горло или накинуть удавку на шею. Изабелла дурно спала, ей всё мерещились шаги убийц. Умом она понимала, что пока живы брат и племянник, убивать её бессмысленно и даже опасно, но где гарантия, что они ещё живы?! Может, их уже уничтожили, и убийцы, опережая вести, спешат по её душу? Королева упрямо боролась с паническими атаками, собрав в кулак свою стальную волю, но эта борьба истощала её.

Но пока она жива и борется! Изабелла присела к секретеру и принялась писать. Писала она по-эльфийски – королева отлично говорила и писала на десяти языках, – мелко-мелко, на тонкой бумаге, привозимой из далёкой страны Катай, безумно дорогой и очень редкой. После этого, очень длинного, письма, она написала ещё одно, как положено, на латыни, на обычной бумаге, запечатав это письмо своей гербовой печатью. Второе письмо она отдала пажу, велев ему вручить его Фридриху, а с первым отправилась в конец коридора, где стоял высокий узкий шкаф. Отодвинув намотанные на длинные палки старые пыльные портьеры, Изабелла сдвинула фальшпанель и очутилась на узкой лестнице, ведущей вверх, сначала прямо, а потом по спирали, внутри узкой башенки, снаружи казавшейся просто декоративной пристройкой к фасаду дворца.

Забравшись на самый верх, Изабелла очутилась в очень странном помещении: круглом, узком, и полностью захламлённом, но не хламом, а всяческими дорогими и даже драгоценными вещами. Пробивающиеся через заколоченные узкие длинные окна-щели солнечные лучики освещали груды дорогой посуды из золота, серебра, малахита, янтаря и яшмы, оникса и хрусталя; рулоны драгоценных тканей: парчи, кружева из золотых нитей, паучьего шёлка; книги в окладах, украшенных неслыханно дорогими и красивыми камнями, чьё мягкое сияние придавало комнатке сказочный и таинственный вид, и множество всяческой драгоценной утвари, вещей, украшений, даже оружия. Где-то вверху ворковали голуби, но на вещах не было и следа голубиного помёта.

– Дядюшка Ю-у-ухан… – Вкрадчиво позвала королева. Что-то еле слышно прошуршало где-то в недрах драгоценного хлама, и стихло.

– Дядюшка! – Повторила королева призыв. Совсем близко от неё вдруг отчаянно разодрались крысы, с шумом, писком, шипением. Изабелла непроизвольно вздрогнула, подождала, пока шум прекратится, вновь позвала:

– Дядюшка Юхан!

Откуда-то вдруг напахнуло сквозняком с привкусом болотной гнили, потом раздалось оглушительное карканье и хлопанье крыльев, словно мимо королевы пронеслась стая ворон, её даже обдало ветром и запахом птичьих гнёзд.

– Ну, прости, дядюшка! – Всё так же умильно попросила королева и вкрадчиво добавила:

– А я тебе кое-что принесла.

– Не надо мне. – Капризно произнёс из темноты скрипучий голос, и Изабелла лукаво улыбнулась.

– Ты же не видел ещё!

– И не показывай, всё равно не буду смотреть. – Говоривший был невидим и говорил, казалось, со всех сторон сразу.

Изабелла, тем не менее, достала из сумочки мешочек из замши, а из мешочка – настоящее чудо. Эльфийской работы букетик из розы и двух ландышей, из малахита, розанита, изумрудов и жемчуга; на широких листьях ландышей лежали алмазные капельки росы.

– Не смотрю-не смотрю! – Капризно пропел скрипучий голос, и почти в тот же миг возле королевы возник карлик, главной деталью внешности которого был нос. Он был таким огромным, что просто не мог принадлежать человеку, даже маленькому, даже каким-то образом изуродованному. Всё остальное: морщинистое лицо, кругленькое, как бочка, тельце и тонкие кривые ножки – уже как-то не бросалось в глаза.

– Дай сюда! – Алчно сверкая глазами, карлик выхватил у королевы букетик и заворковал над ним, запричитал, осматривая, оглаживая короткими пальчиками и даже время от времени касаясь кончиком длинного, узкого и ядовито-красного языка: