– Хороший, хороший… – Ворковал он, – мой, хороший!
– Обмен! – Напомнила королева.
– Куда опять собралась, греховодница? – Поинтересовался карлик ворчливо, пряча драгоценность в большой кошель, висевший у него на поясе, где что-то явственно и очень нежно звякнуло.
– Нужно отправить письмо. Так, чтобы никто не узнал, не увидел и не перехватил.
– Интриги, заговоры… – Фыркнул карлик. – Глупости всё ваши. Толчется мошка, толчется, думает, что правит миром… Ха! Мир мошкары! Руку дай. – Он бесцеремонно схватил изящную ухоженную ручку Изабеллы, ткнул в палец длинной чёрной иглой – Изабелла дрогнула, но стерпела, – и подставил зеркальце под каплю крови. Ударившись о зеркальце, тяжёлая капля взорвалась облачком мельчайшей пыли, и из этого облачка возникло существо – чёрная, крупная летучая мышь с отвратительной мордочкой. Королева вновь чуть заметно вздрогнула, поморщившись.
– Да уж! – Насмешливо фыркнул карлик. – У кого дербник, у кого голубь… У кого-то даже грифон был. Моё зеркало не обманешь! Чего морщишься?.. Это твоя тёмная сторона. Бери и пользуйся!
После некоторых колебаний, пересилив себя, королева пристроила своё послание на шею неприятному созданию, словно кулон. Как бы оно ни выглядело, а кулон доставит только Гарольду и никому другому, и, выполнив свою миссию, бесследно исчезнет.
– Значит, старая интриганка задумала заполучить себе племянницу? – Сцепив вместе кончики пальцев, протянул Дрэд. – Интересно, и не глупо, да, да… Выдаст её за своего никчёмного консорта, и объявит их потомство своими наследниками. За этим породистым жеребцом, не смотря на всю его никчёмность, стоят пять сильнейших королевских семей Европы, да, да… Тронуть его и его семью будет опасно. Умный ход, но такой женский! Придумать такой блестящий ход и довериться никчёмному вертопраху! Ах, женщины! Тварюшки глупые, но забавные! – Он засмеялся, и Амалия тоже улыбнулась, несколько кисловато, развеселив Дрэда ещё больше.
– Поезжайте в Хефлинуэлл, на эту их помолвку. – Отсмеявшись, сказал Дрэд. – Марьяж этот Риму не нужен, но чтобы девица Ульвен покинула Элодисский лес – крайне желательно. Заодно попробуйте там провернуть одну из ваших блестящих схем.
– С которым из братьев?
– Предпочтительнее, конечно, герцог, но и второй сгодится, да, да…
– Как скажете! – Преувеличенно-покорно согласилась Амалия, но Дрэд лишь погрозил ей пальцем:
– Шалунья!
Кира была счастлива. Конечно, нормальной девушке её существование показалось бы сплошным ужасом, но после Девичника, после Доктора и гостей, девушке казалось, что она в раю. Лютую тоску по новорожденному сыну она привычно трансформировала в заботу о тех, кто был подле неё – теперь, прежде всего, конечно, об Аресе. Он оказался, о чудо, именно таким, каким Кира придумала его себе и полюбила: спокойным, сильным, добродушным и даже заботливым. Доля его заботы доставалась и Кире: он вечером всегда спрашивал, не хочет ли она «жрать», и предлагал помыться в бассейне, менее тёплом и более глубоком, чем бассейн в Девичнике, но Кире нравилось. Здесь всё ей нравилось. Уже одно то, что нет Доктора, делало в её глазах любое место истинным парадизом. В первые часы она всё не могла поверить, что какое-то время (хоть бы больше никогда!) не увидит его мерзкую рожу и не услышит его голос, не почувствует ударов его палки! А потом попыталась осознать и принять то, что видит предмет своего обожания каждый день, слышит его голос, получила право прикоснуться к нему, и даже ощущает его заботу… Это было так немного, но для Киры, три года пробывшей Паскудой, и это было, словно сон наяву. Полюбила Ареса она давно, но теперь и любовь её трансформировалась, превращаясь из идеальной в реальную, и девушка находила в этом источник новых сил жить и даже какого-никакого, но счастья.
Что мучило Киру каждую секунду – это «её девочки», оставшиеся без единственной поддержки, которую получали только от неё. Несколько дней Кира собиралась с духом, чтобы обратиться к Аресу, не смотря на риск такого поступка. Боялась она не побоев – видит Бог, ей это было не впервой, и ради «своих девочек» девушка готова была на любую муку. Чего именно боялась, Кира не смогла бы сама себе толком объяснить, а на самом деле – боялась она того, что её божество, испускавшее свет, который все три года грел её и помогал выжить, отреагирует так, что перестанет быть таковым, и этого краха Кира, если что, наверное, не пережила бы. Девушка боялась и за свою любовь, и за своего кумира тоже… И судьба, решившая, наверное, сжалиться над Кирой, избавила её от сомнений и риска, и помогла ей сама.
Арес, как и Гор когда-то, частенько отправлялся на собачьи бои, но феноменальными силой и скоростью Гора похвастать не мог, и нередко возвращался оттуда чуть живой. Так получилось и в этот раз: пёс прокусил ему запястье и изодрал когтями живот и бёдра так, что Арес с трудом дополз до Приюта, оставляя повсюду кровавые следы.
– А где Доктор? – Янус помог ему добраться до лежанки и встал рядом в бесплодном сочувствии.
– Уехал Клизма… – Прохрипел Арес, зажимая кровоточащее запястье. – Нету суки…
– Я могу помочь! – Кира метнулась к нему, упав на колени у лежанки и вся дрожа от волнения. Янус замахнулся, чисто машинально даже:
– Ты чё, Чуха…
– Оставь! – Рявкнул Арес. – Она это… Клизме всегда помогала, она знает!
– Надо запястье перетянуть, вот тут, – Кира ловко перехватила запястье, и Арес уступил ей, морщась. Полосой ткани, оторванной от рубашки, она перетянула запястье, наложив тугую повязку.
– Надо в Девичник. – По-прежнему дрожа, сказала Кира. – Я знаю, где у Вонюч…
– Вонючка он, Вонючка! – Добродушно, не смотря на боль и слабость, усмехнулся Арес. – Янус, своди её, пусть это, возьмёт, что надо.
– И можно, – Кира рискнула взглянуть в лицо своему кумиру, быстро, успев увидеть, какого красивого, серого, но тёплого, как речной песок, цвета его большие глаза, – можно, я очень быстро посмотрю девочек?.. – Она задрожала сильнее, но иначе она просто не могла. – Я быстро, только взгляну… Может, им помощь нужна?..
– Можно. – Ответил Арес, и волна такой благодарности, такого восхищения и такого обожания затопила Киру! В этот миг она готова была, стоя на коленях, ноги ему целовать! – Только быстро, это!
В Девичник Кира готова была лететь – и летела бы, если б не боялась заблудиться в лабиринте темных путаных коридоров. Внутри она торопливо указала Янусу, что нужно взять, и, схватив снотворное, обезболивающее и мазь от ушибов, бросилась к «своим девочкам». Приласкала маленькую Клэр, баюкая её, как ребенка, и быстро обещая, что не бросит и всё равно будет приходить и помогать; смазала раны Марии и дала ей снотворное, приободрила и приласкала остальных девочек, называя каждую по имени и целуя, и побежала с Янусом обратно – Арес нуждался сейчас в ней больше.
Пока она обрабатывала его раны, Янус возмущённо поведал ему, что Паскуда, оказывается, нарушает все запреты и табу уже давно… И услышал в ответ:
– А тебе что, жалко? – Морщась, сказал Арес. – Молодец она, чё? Они хоть и Чухи, а живые тоже, и это… мы-то тоже нарушаем, потихоньку можно. Может, из-за неё они дольше проживут, тебе чё, жалко?
– Нет, но… – Янус смешался. А в самом деле, чего он?.. Янус был довольно бесцветным и не особенно волевым парнишкой, но не злым и не упёртым – это и помогло ему сблизиться с незлобивым Аресом. – Непорядок просто… Узнает кто…
– Ты не скажешь – не узнают. – Арес длинно вздохнул, прикрывая глаза: начало действовать болеутоляющее. Мазь приятно холодила раны, успокаивая боль и жжение. Паскуда зашила самые опасные порезы, действуя так, что Арес почти не чувствовал не только боли, но и особого дискомфорта – у девушки была изумительно лёгкая рука. Наложила пропитанную лекарством ткань, прошептала:
– Постарайся не двигаться и живот не напрягать, не говори громко, не шевелись… К утру станет легче, у нас всё быстро заживает.