Канус отвернулся с каменным лицом, призывая центурию собраться  и присесть на корточки вокруг своего нового офицера, в то время как солдаты Девятой центурии, шедшие впереди них в порядке марша когорты, с любопытством наблюдали, как Дубн ждал, пока они не усядутся вокруг него полукругом, прежде чем заговорить.

- Сколько человек мы потеряли в засаде, оптион?

Оптион, все еще переживавший от резкого обращения с ним Дубна, сразу же ответил.

- Пять солдат и лучший центурион в когорты, господин!

Солдаты кивнули в ответ на его слова, их лица по-прежнему были глубоко скорбящими, а их глаза были устремлены по большей части на землю или на облака над ними, лишь немногие из них встретились взглядом со своим новым центурионом.  Дубн оглядел всех вокруг с нескрываемым отвращением.

- Взгляните на себя! Вы похожи на людей, которые только что похоронили отца, умершего во сне, а не на солдат, которые  только что стали свидетелями того, как его зарубили варвары! Никто из вас не похож на солдата, готового пролить кровь врагов в отместку!

Теперь все мужчины центурии смотрели на него, их лица стали выглядеть жестче, когда его слова дошли до них, и один из самых крупных солдат привстал, и начал проявлять признаки возмущенного гнева.

- Сидеть!  -  Легионер  секунду колебался, услышав команду, и  Дубн шагнул к нему, сжимая побелевшими костяшками пальцев древко лозы, его лицо исказилось от искреннего гнева, из-за которого солдату некуда было деться, кроме как снова сесть на место. -  Сиди и не вставай без команды, а то я тебя сам на задницу посажу!

Здоровяк неторопливо опустился на корточки, и центурион медленно кивнул головой.

- Так-то лучше.  Я не хочу наказывать  своих людей, особенно когда рядом резвятся варвары. Итак, на чем я остановился?

Он на мгновение отвернулся, намеренно повернувшись спиной к разъяренным солдатам, зная, что от нападения на него их удерживает только глубоко укоренившаяся дисциплина. Когда он развернулся на пятках лицом к ним, центурия, собравшаяся вокруг него, все еще представляла собой опасное животное, временно удерживаемое от нападения исключительно силой его личности.

- Ах, да...   Вы похожи на сборище скорбящих девочек.  -  Он сделал паузу,  давая время осмыслить дальнейшее оскорбление. - Что ж, у меня есть для вас новости, девочки. Мы солдаты, а солдаты иногда умирают!  Когда мы теряем своего брата в битве, мы должны радоваться тому, как он пал, и количеству врагов, которых он унес собой!  Если мы  будем сидеть и оплакивать свою утрату, мы только ослабим себя перед следующей встречей с врагом и приблизим  момент своей собственной смерти! Вы все поклоняетесь Коцидису, верно?

Он помахал перед ними амулетом, вызвав сердитое рычащее одобрения со стороны нескольких мужчин, стоящих перед ним.

- Ну, Коцидис не хочет, чтобы вы ссали и ныли из-за Тита.  У Коцидиса Тит сидит прямо сейчас за его праздничным столом, с кружкой пива в одной руке, жареной овечьей ногой в другой,  а его подбородок блестит от жира, пиво проливается на его лучшую тунику, а под ним - пара грудастых девиц чешут  ему член и яйца!  -  Некоторые лица расплылись в грустных улыбках при воспоминании легендарную способность их бывшего командира проникнуться духом праздничного застолья. - А в это момент, братцы, Коцидис осыпает старого мерзавца похвалами за его славную смерть!  И я тоже! …  Медведь жил как человек и умер как воин, и если я так же славно уйду из этой жизни, то буду более чем доволен, когда перевозчик переправит меня через реку на ту сторону.  -  Лица, смотревшие на него, теперь были скорее задумчивыми, чем сердитыми. -  Когда мы вернемся домой, я поставлю алтарь в память нашего павшего собрата рядом с тем, за который уже заплачено  для этого старого урода Лицо со Шрамом в форте Хабитус,  алтарь в память его славной смерти и той чести, которую ему оказал наш бог!

Он снова сделал паузу, наблюдая, как солдаты кивают в знак согласия, почувствовав, что они уже почти его. Почти…

- Теперь некоторые из вас думают, что я не тот человек, который может вас вести. Думают, что я недостаточно большой…  -  Он сделал паузу и криво улыбнулся, выражая такое мнение. - Вы будете говорить друг другу, что у меня не хватит сил, чтобы возглавить Десятый, самых больших и уродливых людей в когорте. Что я не достоин и не способен нести топор Медведя. Он снова огляделся вокруг, вызывающе выпятив вперед челюсть и подняв над головой оружие погибшего центуриона. -  Ну, ведь, забери вас все фурии Аида,  сам Медведь передал его мне, и свой амулет Коцидиса и велел привести вас к славе во имя его имени! Вот так вот, девочки! Теперь, я ваш центурион, по крайней мере, до тех пор, пока мы не вернемся по другую сторону стены и нас у же не станет преследовать банда разгневанных синеносых. Как только мы снова будем в безопасности, вы сможете решить, хотите ли вы рискнуть, бросив мне вызов, и, возможно, мы узнаем, сколько вам понадобится человек, чтобы положить меня на спину. Возможно, так и будет. Но сейчас мы находимся на войне, так что до того счастливого дня будем соблюдать правила военного времени. Это означает, что любой человек, желающий бросить вызов моей власти, должен понять, что ему придется подчиняться военной дисциплине. Таковы мои требования. А если вы считаете, что  только Медведь достоин был быть с вами суровым, просто примерьте его ботинки на себя!

Арабус молча ждал в тени северной стены форта, рядом со сгоревшим корпусом казармы, и его ноздри наполнялись запахами горелой смолы и древесины. Пока он смотрел, его центурион встал и побежал обратно от южных ворот, стуча гвоздями по булыжнику, нырнув в руины здания штаба как раз в тот момент, когда первая из охотниц появилась в квадрате серого света, обрамленном воротами. Подняв приготовленный лук, он наклонился вперед, чтобы прикоснуться губами к крохотной статуэтке своей богини Ардуэнны, которую он привязал к древку, и пробормотал тихую молитву.

- Защитница моей родины, одари своего изгнанного слугу своим зорким глазом и твердой рукой.

Он произвел первый выстрел, и его глаза слегка сузились, когда женщина, которая первой прошла через ворота, с громким кряхтением рухнула на булыжники. Схватив вторую стрелу, он приложил ее к тетиве руками, которые, казалось, двигались без осознанных усилий, и отпустил ее оперенный хвост почти до того, как лук был полностью натянут. Вторая из приближавшихся охотниц  упала у стены рядом с ней, третья пошатнулась со стрелой в своем бедре, когда остальные разбежались, кто  налево – кто направо, ища убежища от смертоносного града стрел, который он посылал в них.  Долгое время они молчали, спрятавшись за прикрытием каменных стен, пока он  держал лук  перед собой с четвертым наконечником стрелы, ожидая цель, в которую можно было бы послать снаряд. Голова охотницы высунулась из-за правого здания в конце улицы, и его стрела без сознательного усилия вылетела из тетивы, пролетев мимо крошечной мишени в нескольких дюймах от нее. Ответная стрела пролетела мимо него, но он даже не заметил этого, и, не задумываясь, разведчик подобрал две последние стрелы с земли перед ним и, низко пригнувшись, побежал через ширину улицы справа от него. Женщины что-то крикнули друг другу, заметив это движение, и лазутчик съежился, осознав ошибку, которую он совершил, покинув безопасную тень в ответ на удачный выстрел. Еще одна стрела  с жужжанием просвистела мимо его головы и отскочила от стены позади него, ударившись железным наконечником о камень со звуком,  прозвучавшим как  звон  удара молота на наковальне в тишине разрушенного форта, и следопыт нырнул в тень прикрытие здания, как раз в тот момент, когда еще пара стрел, которые варварские лучницы выстрелили в его неясную фигуру просвистела по улице.