Выглядел он ужасно. В полинялых, вытянутых на коленях спортивных штанах, в футболке неопределенного цвета, в тапочках на босу ногу. Всклокоченный, небритый и с шерстяным шарфом на шее, Валентин едва стоял на ногах.

Держась рукой за косяк, он, прищурившись, изумленно уставился на девушку, не узнавая ее.

– Вам кого?

Степанида, чувствуя, как внутри разливается горячая щемящая нежность, прошептала, дрожа от волнения:

– Валентин Ильич, вы не узнали меня? Я – Степанида Зорина. Стеша. Ваша студентка с пятого курса.

Он помолчал, осмысливая услышанное, и вдруг, узнав ее, смущенно покраснел до корней волос.

– Вы? Зачем вы здесь?

– Валентин Ильич, – Степанида засуетилась, боясь, что он ее прогонит, – я пришла вас проведать, меня наша группа отправила. Пожалуйста, разрешите…

– Что разрешить? – закашлявшись, прохрипел он. – Не понимаю. Что вам нужно?

– Разрешите войти?

– Нет… – испуганно съежился Валентин Ильич. – Нельзя, простите. Зачем?

– Я специально приехала, чтобы вас навестить…

– Но ко мне нельзя. У меня такой кавардак! Я болею уже две недели, не до уборки было.

Но Степанида уже пришла в себя и, не слушая бормотания смущенного преподавателя, решительно шагнула ему навстречу.

– Здесь холодно. Не стойте на сквозняке. Пропустите. Я все сделаю.

Он ошарашенно отступил назад, беспомощно прислонился к стене.

– Вы ставите меня в неудобное положение, – едва держась на ногах от слабости, прошептал он. – Мне неловко. Это лишнее!

Она, не слушая его, сняла пальто, сбросила ботинки, и, обернувшись, захлопнула за собой входную дверь.

– Валентин Ильич, ложитесь в постель. Я сделаю вам чай. Вы сегодня ели что-нибудь?

Он походил на маленького мальчишку: растрепанный, растерянный, исхудавший…

Мужчины вообще не умеют болеть, сразу превращаются в беспомощных существ, боятся лекарств и совершенно теряют присутствие духа. Обычно они сразу укладываются в постель, ожидая горячего внимания и всевозможной заботы. Им хочется опеки, покровительства и бесконечной ласки.

Преподаватель, не ожидавший появления своей студентки, совершенно смешался.

– Так вы ели сегодня или нет? – вздохнула Стеша.

– Не помню, – он пожал плечами, – кажется, завтракал.

– Все понятно. Ложитесь. Дайте мне минуту. Я помою руки и сделаю вам чай.

На кухне царил хаос. В раковине громоздилась гора грязной посуды, на столе стояли чашки, в блюдце засыхал порезанный лимон. Холодильник был девственно чист и пуст. На верхней полке одиноко грустила банка с каким-то засахаренным вареньем, а в шкафу обнаружился лоток с остатками загустевшего меда.

– Все гораздо хуже, чем я предполагала, – озадаченно присвистнула Степанида.

Минут через десять она вошла в комнату, где на диване лежал Валентин Ильич, с чашкой свежезаваренного крепкого чая.

– Валентин Ильич, сразу хочу вам сказать, что я не уйду, пока вы не поправитесь. Буду за вами ухаживать.

– Вы с ума сошли? С какой стати? Ни в коем случае!

– Не тратьте силы. Я не уйду. Буду вас кормить и лечить.

– Зачем? Ну, пожалуйста, – Валентин испуганно заморгал красными глазами. – Я не могу вам это позволить! Это совершенно не нужно! И неудобно. За чай спасибо, но уходите.

– Не спорьте, это бесполезно, – она обрела обычные для себя присутствие духа и уверенность. – Соглашайтесь. Сейчас я здорова, а вы больны.

Он, сбитый с толку ее напором, поднял на нее умоляющий взгляд.

– Спасибо, конечно, но… Это как-то неправильно. Я чужой вам человек, я ваш преподаватель, мне неловко. Как вы не понимаете?

– Перестаньте. Я все понимаю, но не уйду ни за что, – Стеша подвинула к дивану табурет, поставила на него чай и мед в блюдце. – Вот, пейте чай. И не обожгитесь – кипяток, – она заботливо наклонилась и подоткнула ему подушку. – Садитесь поудобнее. Не волнуйтесь, я умею ухаживать за больными. И вас выхожу, будете как новенький. Вы лекарства пьете? Что врачи говорят?

Он, пораженный происходящим, словно онемел от замешательства, но потом, чувствуя бесполезность сопротивления, взял себя в руки.

– Врач приходил два раза. Антибиотики назначил. И еще какие-то лекарства.

– Вы их пьете?

– Что-то пил, но не все. Остальное еще не купил. Друг обещал заехать, привезти.

– Господи! Вы здесь столько лежите и толком не лечитесь? Валентин Ильич, разве так можно? Что ж вы как ребенок!

– Вы говорите как моя мама, – мужчина улыбнулся краешком бледных губ. – Нет, я, конечно, лечился. Антибиотики пил, мне уже легче.

– Так, все ясно, – девушка достала из своей сумки кошелек, взяла шапку. – Давайте мне рецепты и скажите, где здесь магазин найти, поближе желательно.

– А магазин-то зачем?

– Продукты куплю, буду вас обедом кормить, – она спокойно и уверенно взмахнула рукой, предупреждая его сопротивление. – И не вздумайте перечить. У меня характер знаете какой! Вам со мной сейчас все равно не справиться.

Когда она, забрав рецепты, направилась в коридор, мужчина робко позвал ее:

– Степанида, постойте. Там, на тумбочке у входа, ключ лежит. Возьмите. Открывайте дверь сами.

Так началась их любовь. Любовь, которая соединила непохожих людей. Мужчину и женщину, обладающих разными темпераментами, характерами, привычками и склонностями.

Но ведь любовь не выбирает. Она одаривает блаженством, осыпает радостями, награждает счастьем. Ублажает. Усердствует.

И внимательно наблюдает. Контролирует. Отслеживает. Не спускает глаз. Не выпускает из виду.

И стоит лишь на мгновение оступиться, на секунду отклониться от выбранного пути, ошибиться, споткнуться, поскользнуться… Любовь тут же разочарованно отворачивается. Отступает и уходит.

И вернуть ее невозможно. Любовь не прощает предательства.

Тот холодный ветреный день Степанида запомнила на всю жизнь.

Странная штука наша память. Она так избирательна, так упряма и так бескомпромиссна, что объяснить ее действия логически невозможно. Да и какая может быть логика, разумность или закономерность в том, чем мы не управляем.

Парадокс сопутствует памяти, и нет ответа на главный вопрос: «почему мы, всему наперекор, помним то, что больше всего хотели бы забыть?»

Почему мы никак не можем позабыть то, что нас поразило, обидело или вывело из состояния привычного равновесия? И почему мы напрочь забываем о том, что прошло спокойно и обыденно, что не мучило нас и не тревожило?

Это происходит с каждым из нас, и нет исключения из этого правила. Попробуйте сразу вспомнить имена и фамилии всех одноклассников или школьных учителей. Не факт, что получится! А вот имя математички, которая каждодневно мучила вас у доски и ставила двойку на весь лист в дневнике, всплывет мгновенно.

Странная штука наша память. Непредсказуемая, удивительная, непостижимая… Но благодаря ей мы не теряем нить, связующую нас с прошлым, а значит, у нас есть будущее, ибо нет будущего у того, кто не чтит своего прошлого.

Охваченная внутренней радостью и невероятным счастьем, летела Степанида по улице. Прохожие, которых она даже не замечала, удивленно оборачивались вслед высокой светловолосой девушке, которая, несмотря на пронизывающий ветер, светилась улыбкой и азартной решимостью.

Худенькая старушка у входа в магазин, не выдержав, покачала головой:

– Что-то ты, милая, земли не видишь. Под ноги не смотришь. Гляди, не оступись. Да застегнись, глупая, простудишься.

Но Стеша и холода-то не чувствовала. Внутри ликовал такой безудержный восторг, что ей хотелось запеть на всю улицу или просто закричать во все горло. Хотелось закружиться, обнимая каждого прохожего! И чтобы не делать этого, она лишь кусала губы, пытаясь сдержать улыбку, но та все равно расползалась во весь рот. Не в силах справиться с эмоциями, девушка торопилась, страшась расплескать накопившееся внутри счастье.

День пролетел незаметно.

Вернувшись в квартиру Валентина, девушка готовила обед, кормила больного, давала ему лекарство. Потом, заставив его поспать, убирала квартиру, мыла посуду, стирала. И только, когда на большой город поспешно опустилась темная декабрьская ночь, Стеша вдруг спохватилась.