«Теперь за Валькину нервную систему можно быть спокойным, – с облегчением подумал Веригин. – Выплеск отрицательных эмоций состоялся».

Когда плясун закончил свой сольный номер, Максим почти полностью оделся.

– Пляшешь ты оригинально, – застегивая верхнюю пуговицу тенниски, произнес аквалангист-инструктор. – Сгодился бы на роль саксаула в ансамбле «Березка».

– Фу! – присев на скамью, выдохнул Решетников. Он пропустил мимом ушей шутку одноклассника, хитро посмотрел на него, улыбнулся, подмигнул и спросил: – А знаешь, чего я больше всего испугался там, на дне?

– Чего же? – насторожился Веригин.

– Твоей мохнатой рожи в стеклянном наморднике! – Валентин расхохотался. – У тебя, Макс, и так вид экзотический, – продолжал гоготать Решетников, – ну а в маске и подавно! Ты со своей бородой, усищами и гривой ну вылитый Нептун! Трезубца только не хватало! Мурло в акваланге! Чучело небритое в гидрокостюме! Ты на себя в зеркало-то смотрел? От тебя, наверное, все новички шарахаются! «Я водяной, я водяной!» Да так ты всю вашу клиентуру распугаешь! Я как взглянул на тебя, когда ты меня за плечо тряс, так и обмер! Мать честная! Кто это? Ихтиозавр? Несси? Челюсти? Ан нет! Это Макс в специальном облачении, немножко небритый и не совсем подстриженный! Ха-ха! А у меня сначала душа в ласты ушла!

На этот раз веселье Решетникова было не наигранным. Он вошел, что называется, в свою колею и язвил над приятелем в свойственной ему манере.

– Твой внешний вид меня потряс до глубины корней моих волос, Макс! Я даже забыл, как дышать! Вот и пришлось воспользоваться твоим загубником.

– Не убедительная отговорка, – сказал Веригин, которому словесные извержения друга заметно подняли настроение. – Но могу с полной уверенностью сказать одно: ты вышел сухим из воды!

– И это мы с тобой отметим! – хлопнул в ладоши Валентин. – ресторан за мной!

Глава седьмая. Маленькая победа

Марина Лосева третью неделю не появлялась у Веригина в его «хрущобе» на Рабочей улице и не звонила ему – такова была ее страшная месть. И то сказать, вышвырнул за дверь, как паршивую собачонку! Немудрено, что уже который день девушка не могла прийти в себя.

«Ничего! Ты еще вспомнишь обо мне! – грозила она кулаком в пустоту, лежа на диване и щелкая пультом дистанционного управления телевизора. – Позвонишь мне! Прибежишь сюда… Нет! Приползешь на коленях, как змий на брюхе! Будешь каяться, вымаливать у меня прощение! Ха-ха! Но не дождешься! Такое не прощается! Я тебе не уличная девка из подворотни! Я заставлю считаться с собой!»

Пред мысленным взором предстала картина: Веригин на коленях подметает бородой пол у ее ног. «Прочь, о недостойный! – вещает она и хохочет дьявольским смехом.

«Пресмыкайся, корчись, дергайся, конвульсируй! Все равно не прощу! Ни за что! Никогда! Ты навеки разбил мне сердце!»

Марина прижала руки к груди.

«Впрочем, тебе, бессердечному мордовороту, не понять терзания человеческой души! У тебя в грудной клетке вместо сердца даже не камень, а силикатный кирпич, нет, булыжник из арсенала российского пролетариата! А посему тебе, Веригин Максим, как закоренелому злодею, выносится следующий приговор: ты предаёшься забвению!»

В разгар подобных размышлений девушка послужила бы неплохой натурой, для статуи Афины Паллады, что, как известно, вышла из головы своего папаши Зевса, по которой тюкнул внушительных размеров колуном колченогий Гефест. В отличие от греческой богини, произведенной на свет в доспехах и полном вооружении, современница компьютерного бума и СПИДа могла вести наступательные и оборонительные действия только лишь с помощью черного пластмассового предмета продолговатой формы с многочисленными кнопками, посылам которого подчинялся такого же цвета ящик со стеклянным экраном, именуемый в народе «те́ликом».

– Повторяю приговор! Предать подсудимого вечному забвению! – Марина рубанула антрацитовым пеналом, словно шашкой. – Через отрубание бороду и сбривания усов! Решение окончательное! Обжалованию не подлежит!

Для пущей убедительности сей вердикт был сопровожден крестообразным рассеканием воздуха, что долженствовало обозначать крест на судьбе Веригина.

Вдруг Марина осознала, что она стоит под роскошной люстрой из хрустальных висюлек, зависшей над ней царственным венцом, размахивает как угорелая пультом с претензией на скипетр и горланит не своим голосом! Ни дать ни взять – Екатерина Вторая произносит тронную речь с обличительными словами в адрес низложенного императора Петра Третьего, не оправдавшего надежд ни России, ни знати, ни супруги. Горько вздохнув, Лосева опустилась в мягкое кресло и швырнула пульт на журнальный столик.

– Мечты, мечты! Где ваша сладость? Мечты ушли, осталась гадость, —продекламировала она меланхолично широко известное двустишие и уткнула подбородок в колени.

Жизнь Марины Лосевой расстроилась. Фирма, где девушка работала последние семь месяцев, точнее сказать, числилась и получала зарплату, закрылась, чего и следовало ожидать. А посему служащие, в том числе и подруга Веригина, отпраздновали тризну по скоропостижно скончавшемуся акционерному обществу за традиционным общим столом с выпивкой и закуской. Чтобы разнообразить свое безработное существование, Марина поехала за город, где прожила со своим отцом на даче пять дней. Но общество отставного полковника и свежего холостяка не дало его дочери душевного спокойствия, и она вернулась в Москву. В квартире Марина обнаружила записку, в которой ее мать извещала о своей неожиданной командировке во Францию на симпозиум врачей-психиатров.

Как же, как же! – усмехнулась дочь ученой матери. – Написала бы прямо – к хахалю поехала! Я пойму, давно уже не маленькая. И угораздило же мне родиться в такой семье! – бросая скомканную бумагу в мусорную корзину, цедила Марина сквозь зубы. – Папа оружием бряцал. Дошёл от кавалериста до артиллериста, мама – профессор, спец по психам, а я, получается, гибрид офицера и медика, этакая шизанутая гусар-девица!

Чтобы не было совсем уж мучительно больно, Лосева несколько раз наведывалась к Антонине Брусковой, убивая время за пустыми разговорами и досужей болтовней, но злоупотреблять гостеприимством и хлебосольством подруги было не в ее правилах. Несколько раз Марина выбиралась в дискотеки, где под хищными мужскими взглядами чувствовала себя мелкой рыбешкой среди голодных щук, и окончательно пала духом.

Конечно, она легко бы могла найти себе кавалера на вечер, на два, на неделю – стоило только пальцем поманить. Но она этого не сделала, а ведь хотела, чтобы отомстить Максиму! Но почему она не сделала так, Марина не находила ответа. Вернее, ответ был, но она таила его от самой себя в глубине своего сердца и боялась вытянуть его оттуда. Она любила Максима, к которому ее влекло как Красавицу к Чудовищу, именно таким он ей и показался в первый день их знакомства – лохматый, с усами и курчавой бородой.

В свое время Марина заинтересовалась очередным поветрием с иноземным названием „дайвинг“. Она решила, не откладывая в долгий ящик, записаться в армию подводников и, отыскав в телефонном справочнике „Вся Москва“ несколько номеров интересующих ее спортивных заведений, остановила свой выбор на бассейне „Олимпийский“. Попасть же в обосновавшийся под его крышей центр подводного плавания „Акванавт“ было делом несложным. Сложности начались, когда укомплектованной группе новичков представили ее инструктора Максима Веригина.

Рослый, мускулистый парень, с открытым лицом и сильно портящей внешность чрезмерной растительностью, не сразу, но постепенно покорил Марину. Между ними установилось то, что обыватели именуют романом, а стражи закона сожительством. Однако, как правило, подобные отношения между взрослыми людьми не всегда подразумевают под собой глубокое, всепожирающее чувство, воспевать которое обречены поэты всех времен и народов. Дочь полковника и профессора медицинских наук придерживалась того же мнения. Однако на сей раз все получилось иначе. Она банально втюрилась, по самые уши, но не решалась в том себе признаться.