– Я люблю тебя, – ответила Тома.

Антон облокотился о барную стойку, по-хозяйски расставив крупные колени, обтянутые синими джинсами. От выпитого виски его слегка мутило, но он всё же поднял два пальца вверх, требуя повторить. «Разве есть в жизни что-нибудь тяжелее вечера воскресенья? Разве что паршивое утро понедельника! И этот треш наступит через несколько часов!» Он усмехнулся своим мыслям, поднял глаза и выкрикнул в глубину бара:

– Двойной, без льда! Хоть сегодня и духотища, но льда нет, не надо льда! Мне ещё завтра выступать, и желательно без хрипотцы в голосе! – он говорил громко, совершенно не заботясь о других посетителях бара, бросающих на него косые взгляды.

Паренёк в застёгнутой до самого подбородка чёрной рубашке ловко управлялся с бутылками. Наконец он небрежно толкнул ему бокал с болтающимся на дне виски. Антон перевёл помутневший взгляд с бокала на снующую между столиками официантку, внимательно пригляделся. Длинноногая и худющая, как скелет, она виляла бёдрами не хуже заправской шлюхи. Джинсы, призванные обтягивать аппетитный зад, еле удерживались на талии ремнём. Взяв очередной заказ, прижимая к груди меню и блокнот, она деловито обернулась. Разглядывая её лицо, Антон чертыхнулся: «Тьфу ты, чёрт! Точно шлюха недоделанная! Страшила!» Антон брезгливо поморщился, вытащил пластиковую соломинку и залпом вылил в рот виски. Выдохнул и с нарочитым грохотом отставил бокал.

– Ох, хорошо! В этом году весна тёплая, на майские можно будет купаться! Налей-ка мне ещё пятьдесят!

Бармен вежливо кивнул, явно не желая поддерживать разговор. «Болван!» Антону захотелось съездить ему как следует по физиономии. Он представил, как его здоровенный кулак вляпывается в смазливое лицо, перекашивая его в правую сторону; как долговязое тело валится, выставляя вперёд правую руку, но, не сумев удержать равновесие, всё же падает, а голова переспелой тыквой хряпается об угол железной полки! Брызги крови пачкают всё вокруг, но, попадая на чёрную ткань рубашки, моментально впитываясь в неё, исчезают…

От нахлынувшего возбуждения Антон с трудом удержался, чтобы не вскочить и не дать бармену в морду по-настоящему. Собственное воображение заставило его утробно, во весь голос рассмеяться. Бармен, поднявший на него удивлённый взгляд, отвернулся первым, машинально расстегнув верхнюю пуговицу рубашки. Мысль, яркая, как неоновая вывеска, отпечаталась в сознании Антона: «Ссыкло! Чёртово конченое ссыкло! Этот мир уже задыхается от недоносков!» Больше на его смех в общем гуле кафе никто не обратил никакого внимания.

– Ваш виски, – бокал, скользя по полированной поверхности, остановился точно перед ним с неизменной соломинкой у края.

– Рассчитай меня! И пошевелись, я спешу! – Антон, протерев бумажной салфеткой вспотевший лоб, небрежно скомкал её и бросил на край стойки. Бармен не обернулся – формируя счёт, он сосредоточенно смотрел на светящийся экран.

Когда Антон час назад заглянул в этот бар, то был почти трезв, употребив лишь две рюмочки водки в ресторане и холодную банку пива по дороге. Роящиеся в голове мысли не оставляли ни на минуту, в попытках заглушить их он и заглянул сюда. Антон лениво обвёл взглядом потолок и стены бара «Конура». Чёртова конура! Проблемы, недавно ворвавшиеся в его жизнь, и не думали заканчиваться. В голове билась одна и та же мысль – принятое им решение о разводе повлекло за собой вереницу нескончаемых проблем. Наедине с собой он частенько сожалел об этом, считая, что поторопился, не продумал всё как следует, до конца. Бывшая – просто стерва! Антон непроизвольно сжал кулаки, представив лицо жены. Тварь! Недостойная не то что его любви, а даже её существования!

Порывшись в портфеле, он выудил на свет телефон. 2.36 ночи. Утро понедельника уже наступило, а он и не заметил! Пора закругляться – на сон оставалось около шести часов, не больше. Твою мать… А ведь ещё нужно что-то говорить на совете. Засунув портмоне в задний карман джинсов, Антон вышел из бара, нарочито громко хлопнув стеклянной дверью.

Он вдохнул полной грудью ночную майскую прохладу и обернулся. В центре города, в пешеходной зоне, в десяти шагах от него назревала бурная потасовка. А вот это уже интересно! Пацанёнок лет пятнадцати на вид, окружённый взрослыми дядьками подшофе, махал ножовкой. Обычной ржавой ножовкой с затупившимися краями. Причём ножовку он держал правой рукой, а левая была вся в свежей крови, будто исполосованная зубами монстра. Жёлтая толстовка валялась под его ногами на асфальте. Ого, это уже по-настоящему любопытно! Обнажённый по пояс человек в центре города… куда только полиция смотрит? Антон, растолкав толпу зевак, влез в самую середину, мельком взглянул на мальца и сразу всё понял.

– Парень, дай-ка сюда свою пилку! Дай, говорю, пилку! – мальчик отпрыгнул в сторону, безостановочно неся такую ахинею, что Антону стало не по себе. Видывал он таких… Высокий и худенький красавчик, ни мышц, ничего! Манекенщик или мажорик, одно из двух, а может, и то, и другое вместе. Ходят к нему похожие на практику в Союз журналистов! Очередная детка каких-нибудь богатеев, выросшая с золотой соской в заднице. Шорты на нём – фирма, да и толстовка, валяющаяся на асфальте, явно не на рынке куплена.

– Это шрамирование! Я сделал себе шрамирование! Это не кровь, это краска! Краска! – мальчишка, явно не в себе, крутился и подпрыгивал на месте волчком.

Антону удалось ухватить его за правую руку. Сжав парню запястье, он вынудил его отпустить пилку. Ржавая, совершенно негодная к употреблению, она, звякнув, упала на асфальт. Толпа, окружавшая их, притихла. Антон, не отпуская руку мальчишки, поднял с асфальта его толстовку:

– Давай помогу одеться! Прохладно! Ну-ка, стой смирно! Кому говорю, стой! – тот послушно подставил голову.

– Что ты принял? Отвечай! – Антон раздумывал, вызвать ли скорую или не ввязываться в эту историю, а пойти подобру-поздорову домой, когда почувствовал, как кто-то крепко взял его под локоть:

– Отойди от него, сволочь, убери от моего ребёнка свои руки! Урод! – Антон опешил: таким тоном с ним не смел разговаривать никто. Никто! Маленькая, но воинственная женщина вцепилась в рукав его спортивной кофты. Рыжие волосы, наспех стянутые в высокий хвостик, и красная пижама с белыми пятнышками смотрелись столь нелепо на центральной улице города, что он выпустил руку парня.

– Вы его мать? Простите, но он под кайфом. Я вам точно говорю: это не алкоголь, я в этом понимаю. Нужно вызвать скорую, ему в любую минуту может стать хуже. Давайте-ка я ему сейчас толстовку надену, прохладно, а вы пока скорую вызовите, – Антон попытался произнести это как можно убедительнее.

– Вы сами предостаточно пьяны, еле на ногах стоите! Кто вы вообще такой?! – Антон, не терпевший по отношению к себе и малейшей фамильярности, с силой отцепил женские пальцы от своей кофты, оглянулся. Толпа явно жаждала развлечений, и предоставлять ей такую возможность он не желал.

– Ваш сын явно что-то принял! – Антон наклонился к лицу женщины, постаравшись сказать это как можно убедительнее, и посмотрел в сторону мальчишки: – Я с уверенностью вам это говорю!

– Нет! Он просто пьян! Его организм не переносит алкоголь! Мне лучше знать! – незнакомка, встав на носочки, выкрикнула ему это в лицо. – Может, это вы приняли что-нибудь? Может, скорую вызвать вам? – на этих её словах мальчишка бросился наутёк. Неловко сиганув через бордюр, он перебежал на другую сторону улицы и, хлопнув железной калиткой частного двора, скрылся внутри. Женщина секунду смотрела ему вслед.

– Я побегу за ним, извините… А вообще, спасибо вам! – Антона поразило её совершеннейшее внутреннее спокойствие – будто они вели светскую беседу на берегу моря, а она отправлялась купить мороженого.

– Может, помочь вам? Помочь?

Женщина, секунду поколебавшись, кивнула и, не теряя больше времени, побежала за сыном. Упитанная, но спортивная баба. Сильная. Такие ему нравились. Антон, не раздумывая, бросился следом.