И что самое удивительное в этом состоянии – ничего не чесалось. Хотя, казалось бы, самое время.

Кажется, это начала действовать та самая смесь из шести трав. А может быть, какое-то другое чудовищное колдовство.

– Почему бы вам не проспонсировать патриотически настроенные силы? – предложил тем временем Юкио.

– Ты что, решил Общество Чёрного Океана мне тут изображать? – осведомился Банкир.

– А что плохого в Обществе Чёрного Океана?

– В твоём возрасте – ничего. Но вообще-то они были жалкие люди.

– Вы не уважаете тайные общества?

– В этих тайных обществах не было ничего тайного. Это были просто рэкетиры. Приходили к честным коммерсантам и инвесторам вроде меня и просили деньги для патриотов. А потом трясли деньги с тех же корейцев и китайцев из прачечных, просто так, чтобы проблем не было. С нас, конечно, больше требовали. Потому что у китайцев с корейцами денег обычно нет. Вы что, там у себя в Гакусюине этого буйного монаха Киту Икки перечитали? Я слышал, он до сих пор популярен у незрелой молодёжи.

– С монахом Китой Икки я общался при других обстоятельствах, – осторожно ответил Юкио. – Мы сотрудничаем главным образом с профессором Окавой Сюмэем.

– Профессор Окава Сюмэй полоумен.

– Профессор Окава Сюмэй – кандидат наук в области исследования религий и сотрудник правления Маньчжурской железной дороги.

– И это – главное доказательство его полоумия. Где у нас в столице главный приют безумцев? Когда я был в вашем возрасте, все знали: сумасшедший дом – в Мацузаве. А теперь, с развитием техники, с ними смело соперничают два новомодных заповедника альтернативного мышления – управление Маньчжурской железной дороги и философский факультет Токийского университета. Считаю знаковым, что профессор Окава Сюмэй отметился и там и там.

– Профессор Окава Сюмэй действительно довольно много времени провёл в академии. Тот проект, который я представляю, просто ему очень нравится. Я говорю о Стальной Хризантеме.

Банкир допил последнюю чашку. Потом не выдержал, достал из жилетного кармана часы и положил их на столик:

– Мы едем до Фудзисава, – сообщил Банкир. – Там мы с вами расстанемся, дальше я купе не оплачивал. За это время ты можешь попытаться убедить меня в том, что я действительно должен вкладываться в ваши проекты.

– Мы не хотели бы вас утруждать и сойдём на Эносиме, – заверил его школьник. – А вы обдумайте, не торопитесь. Времени у нас предостаточно.

– Если вы собираетесь сходить на Эносиме, то поезд прибудет туда через пять минут.

– В этом отношении вы можете быть спокойны, – ответил Юкио, и с каждым словом его голос становился всё бесцветнее. – Поезд прибудет в Эносиму, только когда я ему разрешу.

Банкир хмыкнул и посмотрел на часы.

Секундная стрелка не двигалась.

Он повернул голову к окну – но там мельтешили всё те же чумазые дома пригородной застройки. И конца им было не видно.

Банкир перевёл взгляд на Юкио. Тот смотрел ему прямо в лицо, как ни в чём не бывало.

– Как ты сломал мне часы? – спросил Банкир.

– Часы показывают всё правильно. Это вы ошибаетесь.

– Да будь ты проклят со своими выходками.

– Вы полагаете, для меня это сложно? – осведомился Юкио. – Я ведь такой юный. Ну что же, смотрите. Вот я юный – а вот я уже стар!

Кимитакэ так и не понял, что именно сделал его приятель. Одежда осталась та же, и поза не изменилась. Мгновение – и матроска школьной формы обвисла на заострившихся плечах, на словно сдувшихся костлявых руках вздулись старческие вены. Лицо покрылось сетью морщин, щёки ввалились, глаза ужались до слезящихся чёрных щёлочек. Волосы сохранили длину – но теперь на круглом, как мяч, черепе трепетали только седые косматые пряди, похожие на клочья паутины.

По Банкиру было заметно, что он тоже это видит. Он так и замер, с приоткрытым ртом, не зная, что отвечать на такое.

А тем временем Юкио был уже в прежнем облике. Школьная форма туго сидит на юном теле, густые чёрные волосы лоснятся, щёки гладкие и розовые, словно цветки персика.

Банкир медленно поднялся из-за столика и вышел из купе в коридор. Похоже, ему надо было хорошенько всё это обдумать.

Кимитакэ каким-то образом мог это видеть. Его восприятие каким-то образом вышло из тела и проследовало за Банкиром. Оно так и двигалось следом за ним по коридору, повиснув в воздухе чуть выше и позади лысины.

В коридоре вагона первого класса было пустынно и тихо. Банкир постоял, а потом зашагал в сторону головы поезда. Мягкий ковёр скрадывал шум шагов, и Банкиру невольно казалось, что он плывёт по воздуху.

Он прошёл в следующий вагон. Этот вагон тоже был первого класса, неотличимый от предыдущего. Все двери в купе были закрыты, и казалось, что по левую руку – сплошная стена лакированного дерева.

Банкир миновал коридор, перешёл в следующий вагон. Тот тоже оказался вагоном первого класса и опять неотличимым от предыдущего.

Он шёл всё дальше и дальше, и каждый вагон был в точности таким же, как предыдущие. Банкир уже прошёл пару десятков и прекрасно понимал, что ни один поезд не может быть таким длинным.

Должен же быть конец.

Должен же быть хотя бы паровоз, который тянет все эти вагоны!

Ничего подобного не было. Были только вагоны первого класса – совершенно пустые и одинаковые.

Банкир остановился. Выдохнул. И повернулся к окну.

Дома расступились, так, что было видно железную дорогу, проложенную вдоль прибрежных серых скал. И теперь можно было увидеть поезд целиком.

Никакого паровоза не было. У бесконечного поезда не было даже никаких начала и конца. Кольцо из совершенно одинаковых вагонов каталось по кругу, и в этот круг не было возможности войти – и не было возможности выйти.

Над ними в бесконечно голубом небе висело невозмутимое солнце. А с севера ползла тяжёлая тёмная туча, наполненная традиционным четырёхчасовым токийским дождём.

И эта дурная бесконечность сломила уже окончательно.

Банкир выдохнул, помотал головой. Потом развернулся и просто сдвинул ближайшую дверь купе.

В купе были всё те же: Соноко, Кимитакэ и Юкио. Даже поднос с недопитым чаем был на месте.

А за окном продолжал мельтешить всё тот же утомительно-пёстрый пейзаж.

Банкир закрыл дверь купе и рухнул на своё место. Он вдруг понял, что совершенно сломлен и вымотан.

Кимитакэ ощутил, что восприятие опять вернулось в его череп. Да, он снова смотрел на мир из себя.

Но оцепенение, однако, не проходило.

И с Соноко, похоже, было то же самое. Кимитакэ не мог этого знать наверняка, но почему-то был уверен.

Юкио как ни в чём не бывало смотрел в лицо Банкиру.

– Всё обдумали? – осведомился школьник.

– Пока я понял одно: времени на размышления у меня много.

– Думайте так долго, сколько вам будет удобно, – сообщил Юкио. – Чтобы вам было проще принять решение, я вам сообщу самый главный мой аргумент: соглашались пока все. И больше десяти лет почти никто не выдержал.

– Непохоже, чтобы за эти годы ты сильно состарился.

– Время во многом вопрос восприятия, – спокойно ответил Юкио. – Ну, и оно относительно. Бывает, что во сне мы проживаем целую жизнь. Так что не беспокойтесь, вы не сильно состаритесь.

– А твой друг Кимитакэ тоже похожие штуки умеет?

– Он занимается каллиграфической магией. Границы её возможностей, конечно, не обнаружены. Возможно, что с её помощью можно сделать и такое, это вопрос времени и мастерства. Но я добился этого другим способом.

– Ты будешь обучать этому Кимитакэ?

– Я не уверен, что это возможно. Пока неизвестно, способен ли человек в принципе таким овладеть.

– Но ведь ты – человек, и ты как-то этому научился.

– Я не совсем человек, – ответил после паузы Юкио. – Человек, но не до конца, и при этом кое-что кроме человека.

– Я слыхал, что кудесники древности умели и не такое.

– Полагаю, кудесники древности были по своей природе ближе всё-таки ко мне, а не к вам.