Он включил свой компьютер.
— «В представленном для анализа информационном материале, — трудолюбиво и методично забормотала Вивиан, — содержится ряд хронологических, географических и фактографических неточностей. Вооружённые силы Соединённых Штатов Америки в действительности овладели 9 июля 1944 года островом Сайпан, находящемся всего в двух с половиной тысячах километров от Токио… (- Это, скажем, примерно, как от Москвы до Омска в его Сибири, чтобы было понятно Борису, — дополнительно уточнил Миддлуотер.)…Однако в то время в Токио высшие власти наивно полагали, что США тоже уже истощили свои материальные ресурсы и не смогут применить против Японии такие же массированные бомбардировки, как против гитлеровской Германии. Не смогут воевать одновременно на двух грандиозных театрах военных действий. Но американцы сразу после захвата Сайпана принялись сооружать грандиозную взлётную полосу для стратегических бомбардировщиков Боинг-29. И 24 ноября они совершили свой первый налёт на Японию, имея целью разбомбить авиационный завод в Мусасино. Но авиазавод оказался скрыт плотной облачностью. И тогда «Сверхкрепости» обрушили весь свой бомбовый груз на столицу Японии. Потом возвратились на Сайпан, покрыв за один боевой вылет более пяти тысяч километров.
9 марта 1945 года более трёхсот двадцати бомбардировщиков США, поднявшись с острова Гуам, действительно бомбили с малых высот старый деревянный центр Токио. Тогда погибло под бомбами и в огне свыше ста тысяч человек, то есть больше, чем от атомной бомбы в Нагасаки 9 августа 1945 года…»
— Эта официальная историография ещё более или менее соответствует впечатлениям Бориса Густова, — пояснил Миддлуотер. — Отчет длинный, сплошные «и…» и «но…», не стану приводить его весь. Но вот и неточности. Он вряд ли мог видеть бомбардировщик «Энола Гэй» в апреле при подлёте к Иводзиме. Ведь самолёт относился к 509-му сводному авиаполку 20-й воздушной армии США. Полк базировался на острове Тиниан, недалеко от Сайпана, а не на Иводзиме. А имя собственное, в честь своей матери, самолёту присвоил командир полка, полковник Тиббетс, незадолго до атомной бомбардировки Хиросимы.
— Незадолго — это когда? Когда конкретно? Из отчета экспертов я поняла, что на Японию действительно налетали и часами нависали над ней тучи тяжёлых бомбардировщиков, вываливая целые эшелоны взрывчатки. И что? Я документально сообщаю о состоянии русского то, что есть на самом деле, — подчеркнуто сухо, еле сдерживаясь, заговорила госпожа Одо. — Что думают по этому поводу ваши эксперты, какие по их выводам принимают решения, — на всё это мне трудно повлиять… Не моя это проблема и не моя задача. Я не собираюсь ни предугадывать политические решения, ни предвосхищать планируемые события.
— Разумеется, — угрюмо согласился Миддлуотер. — Работа есть работа. Сделаем и её… Но я не могу отделаться от впечатления, что вокруг всего этого уже заварилась какая-то чертовщина… Я хочу, дорогая Эйко, чтобы ты твёрдо знала ещё вот о чём. С девяностых годов прошлого, двадцатого столетия во всех ведущих разведках мира уже имелись специально подготовленные агенты, читающие…
— По губам на расстоянии? — иронически вырвалось у госпожи Одо. — Мне срочно необходим такой, чтобы прочёл записи движений губ Бориса…
— Отнесись со всей серьезностью! Пожалуйста. Прошу тебя. Эйко, это действительность, это правда, а не фантастика. Есть подготовленные агенты, читающие мысли. Сядет такой рядом с тобой и читает, считывает всё, о чём ты думаешь. Особо сильные читают и на расстоянии, вне прямой видимости. Ты должна это знать, мне приказано… В общем, я только напоминаю тебе. Прими меры защиты себя и его.
Госпожа Одо молча наклонила голову. Джеймсу Миддлуотеру вовсе не обязательно знать, что в состоянии изменённого сознания ей также доступно чтение чужих мыслей. Только ей пока требуется довольно значительное время для вхождения в это состояние изменённого сознания.
— Вот ещё что, — продолжал Миддлуотер. — Пожалуйста, расскажи мне в нескольких словах о научном плане лечения. Без твоих специальных «штучек», чтобы я усвоил и мог доложить моему президенту.
— Научном? С удовольствием, — переспросив, согласилась госпожа Одо. — Он ведь, кажется, у вас философ? Можешь сообщить мистеру президенту, что я использую для работы по восстановлению сознания засекреченного пациента новейшую отечественную, то есть японскую аппаратуру и разработанные мной методики. В основу моего плана лечения положена теория Карла Ясперса об экзистенции — способе бытия человеческой личности. Я учитываю поправку Кьеркегора об открытой возможности для человеческой личности и мнение Сартра, также одного из апологетов столь почитаемого у вас на Западе экзистенциализма, о том, что сущность человека заранее задана и определена. Я не согласна лишь с тем, что самому человеку его экзистенция непознаваема и неподвластна и, тем более, им необъективируема. Я полагаю, что человек подготовленный может разгадать собственную или даже чужую экзистенцию, но такой тонкой технологии подготовки исследователя Карл Ясперс в своём времени ещё не знал. Он считал, что человек может объективировать свои знания, способности, практические умения, но всё это только в виде внешних предметов. Настало время человеку войти внутрь собственной человеческой и божественной личности. Только предельно осторожно.
Поэтому я лишь частично исхожу из логики, заимствованной из Гештальт-комплекса, содержащего для меня определённые технологические моменты, в том числе пентаграмму Гингера, включающую, как известно, пять элементов, описывающих объёмные намерения и деятельные стороны, характеризующие личность, а именно: физическое измерение, эффективное измерение, рациональное измерение, социальное измерение и духовное измерение. Вместе с «рацио» его личности я, чтобы избегнуть схоластики в самом подходе, использую понятие экзи…
— Погоди-погоди, — Миддлуотер недовольно посмотрел на госпожу Одо, заподозрив лёгкую издевку. — Что такое ты говоришь? Как всю эту экзо… Экзи… Как эту муть запомнить человеку с университетским не медицинским образованием? Эту экзотику… Эк… Эзотерику. Ты ставишь перед собой задачу воссоздания его разрушенной личности?
— Да, разумеется. И обращаюсь к тебе именно как к выпускнику того же университета, который окончила и я.
— Понятно. Но кого ты хочешь из него вырастить или, лучше сказать, воспитать? Кто сам собой получится? Или человек с заранее заданными свойствами?
— Я, по всей вероятности, должна восстановить в нём те его свойства, которые были заданы ему при рождении, иначе это будет не его личность. Правильно я понимаю задачу?
— Вот, — оживился Миддлуотер, — восстановительный ремонт? Теперь понятно. Ты дай ему хорошее образование, чтобы он не безмозглой пустышкой, не куклой, не манекеном мог слетать. Там, в полёте, я понимаю, ему придётся крепко посоображать!
— А сколько знаний ему давать? — Видно было, что теперь госпожа Одо немного растеряна от неожиданно прозвучавшего слова «ремонт». Она не успела поднести правую руку ко лбу и замерла в удивлении от непривычно громкого смеха американца.
— Сколько он сможет взять! — Миддлуотер, очень довольный, откровенно и громко расхохотался. — Но учти: мне нужнее храбрый исполнительный боец, чем новый Эйнштейн. Хотя, для такой аэрокосмической машины… Ты создай ему новое сознание. Что в нём хитрого? Немного интеллекта, чуть-чуть культуры, чтоб мыл руки перед едой. Религиозные правила. Необходимый минимум специальных знаний и умение воевать. Ничего не упустил? Да Бог с тобой, Эйко, кто уж у тебя из него получится!
«И тебе, Джеймс, тоже нужен раб, а не партнёр», — с досадой поняла Акико.
— Я удовлетворён, Эйко, твоей работой, — всё так же довольно продолжал Миддлуотер. — Ты вселила в меня уверенность, что у нас всё получится. Теперь можем подписать договор. Две стороны по договору: я и ты. Ты знаешь, что я представляю правительство Соединённых Штатов Америки. Ты — себя лично. Отвечаешь за последствия исцеления больного. Иначе не будет финансирования. Теперь тебе надлежит встать в самом начале обширного международного предприятия. Едем к нотариусу!