— Томми, — позвал он меня. Моё сердце замерло, я со страхом посмотрел ему в лицо.

— Ты сегодня хорошо себя вёл? — спросил отец. — Томми сегодня был хорошим мальчиком? — в его голосе звучали нотки издёвки. Он сверлил меня взглядом.

Я кивнул.

Папа допил пиво, не прекращая сверлить меня взглядом, поставил стакан и пробормотал:

— Молись, чтоб это было так.

Пока мы с братом пытались слиться с полом, отец встал и прошёл в спальню, переодеться в домашнее. Я облегчённо выдохнул и посмотрел на Джея. Он скорчил рожицу. Его зуб всё так же выступал из-под верхней губы.

— Веди себя хорошо, — прошептал я.

Я подобрал свой самолётик, решив отнести его в комнату. Не хотелось, чтобы мой отец устроил скандал. Нужно уйти прочь с его глаз, тогда он обо мне забудет.

Проходя мимо спальни родителей, я заглянул внутрь и увидел отца.

Он с голым торсом стоял рядом с кроватью, повернувшись к двери, и я уж было ждал, что он на меня прикрикнет… но нет. Он просто стоял, закрыв глаза руками и расставив локти в разные стороны. Он совсем не шевелился, лишь стоял в тишине, словно каменный.

Я не понимал, что это значит. Его странная поза меня испугала, и я прошмыгнул в свою комнату. Как только я спрятал свой самолётик в гардероб, мама позвала всех на ужин.

Мама поставила на стол большое блюдо со спагетти, издававшее чудесный аромат чеснока и базилика. Джей погладил свой живот и сделал умирающий вид, чтобы показать маме, насколько он голоден. На кухню зашёл отец. Не сказав ни слова, он сел за стол напротив матери, которая окинула его осторожным взглядом. Отец сложил руки и обратился ко мне:

— Томми, может, помолишься за нас сегодня?

Я кивнул и закрыл глаза, сложил руки в замок.

— О Христос, благода…

Я слегка подпрыгнул, когда отец с размаху ударил кулаком по столу. Джей тихо вскрикнул, а мама вздрогнула.

Папа наклонился в мою сторону:

— Томми, ты действительно думаешь, что Иисус услышит тебя, пока ты говоришь так тихо? Начни сначала, но громче.

Моё сердце колотилось как бешеное, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы унять дрожь в голосе. Такая вспышка гнева не была свойственна моему отцу. Я не знал, как на это реагировать.

Опустив взгляд, я начал снова:

— О Христос, благодарю тебя за еду и за маму, которая её приготовила. — После небольшой паузы я добавил: — И благодарю за отца, который обеспечил нас этой едой. Аминь.

Мама повторила за мной «аминь» и похвалила за хорошую молитву. Джей уставился на отца с выжиданием.

Отец взглянул на миску со спагетти и стиснул челюсти.

— Опять! Энн, я понимаю: то, что ты не можешь приготовить ничего кроме макарон, не твоя вина. Видимо, твои родители были недостаточно состоятельны, чтобы отправить тебя в институт и сделать из тебя человека.

Мама посмотрела на него. Она была поражена. Отец встретился с ней взглядом. Его лицо было каменным. Он хотел спровоцировать её, выбить из неё ответ. Хоть какой-нибудь. Но мама мудро опустила глаза и начала накручивать спагетти на вилку.

Джей увлёкся едой, с упоением всасывая макаронины. Это сопровождалось звучным чавканьем и каплями подливки, вылетавшими у него изо рта. Я с ужасом наблюдал за реакцией отца.

Он повернулся к моему брату:

— Джей. Что я тебе говорил о поведении за столом?

Джей застыл, поднося вилку ко рту.

— А-а…

Папа указал на него пальцем.

— Ко мне. Сейчас же.

У меня сердце будто в пятки ушло. Я глубоко дышал, искренне переживая за брата. Он в ужасе слез со стула.

— Дай сюда свою тарелку, — потребовал отец.

Джей взял тарелку и медленно подошёл к отцу. Тот окинул его взглядом, покачал головой и сделал недовольное лицо.

— Я не растил тебя свиньёй, — мрачно констатировал отец.

Потом резко выхватил тарелку из рук Джея и швырнул её на пол, от чего спагетти разлетелись по всей кухне. Я вновь подпрыгнул от неожиданности, а затем вжался в стул, желая стать невидимкой. Мама широко раскрыла рот.

Отец указал на пол:

— Давай, сынишка. Если хочешь быть грязной скотиной, то ты и питаться должен соответствующе!

Джей посмотрел на маму, и я заметил, что он почти плакал. Ему не было понятно, что делать, от кого ждать помощи.

— Генри, тебе не кажется, что это уже чересчур? — вступилась мама.

Отец снова ударил по столу руками и поднял голос:

— Энн, если ты не вырастишь детей, как подоба-грррххх… тебя не беспокоит северный ветер?!

Мы замерли. Он прервал предложение на середине. Мама молчала, ожидая продолжения. Джей тихо сопел рядом со мной. Я взял его за руку и немного сжал её.

Отец моргнул, и один из его глаз повернулся внутрь головы, а затем вернулся в обратное положение. Это произошло настолько быстро, что я не был уверен, не показалось ли мне. Он прокашлялся и тряхнул головой. Моргнул ещё несколько раз, посмотрел на нас с Джеем. Увидел, как я держу его за руку, как слёзы подступали к его глазам.

— Томми, отпусти брата, — потребовал он. Его глаз немного дёргался.

Я послушался, и наши запотевшие ладошки разъединились. Я смотрел на отца. Аппетит давно пропал, в горле стало неприятно, во рту было сухо. Я не понимал, за что он так с нами. Почему. Он никогда не был к нам жесток. Отец и раньше проходил с работы злым, но… не настолько.

Что случилось в тот день?

Глядя прямо на меня, папа жестом приказал Джею вернуться на место.

— Томми, я наказывал твоего брата. Парни, знаете, зачем я вас ругаю? Чтобы вы могли отличать плохое от хорошего. Сейчас ты попробовал утешить Джея, — он наклонился ко мне. Его дыхание было горячим. — Значит ли это, что ты на его стороне? Видимо, ты тоже считаешь, что за моим столом можно вести себя по-свински.

Я покачал головой в страхе:

— Н-нет, я лишь…

Отец заткнул меня, выставив вперёд ладонь.

— Молчи. Мне неохота наказывать тебя ещё и за ложь.

Он похлопал по столу:

— Положите сюда свои руки.

Я взглянул на маму с мольбой. Её лицо было бледным, она не знала, как на это реагировать. Её муж никогда таким не был, и она не хотела ничего говорить, боясь ещё пуще рассердить его.

— На стол, я сказал! — повторил он с большей настойчивостью.

Я положил на стол свою дрожащую руку ладонью вниз. Джей начал плакать.

Отец поднял перед собой вилку.

— Генри… — прошептала мама с широко раскрытыми от удивления глазами.

Я посмотрел на отца, сдерживая слёзы. Меня трясло от страха.

Держа вилку, отец начал говорить:

— Вам пора понять, что… — он вдруг остановился, тяжело покашлял и продолжил сухим голосом: —…Тебя не беспокоит северный ветер?!

Он уронил вилку на стол, его рот широко раскрылся. Языком он словно обхватил подбородок. Один его глаз начал дико дёргаться, и папа стал с усилием тереть его, закрыв рот и оскалив зубы.

Все мы сидели, боясь шелохнуться, поражённые этим жутким зрелищем. Да, с папой явно что-то было не так.

Через пару секунд он отнял руку от лица и широко улыбнулся:

— Ладно, парни, думаю, вы усвоили урок. Запомните мои слова и больше так не делайте, хорошо?

Мы с Джеем торопливо закивали, горя желанием поскорее убраться с кухни. Я чувствовал себя так, словно застрял в параллельной реальности, в леденящем кровь кошмаре, от которого мне нужно было пробудиться.

Отец указал пальцем на пол:

— Томми, ты не мог бы прибраться, будь так добр.

Я повиновался, но его внимание уже переключилось на маму. Он несколько раз оглядел её с ног до головы. Начал нервно покручивать вилку в руке. Его взгляд был… странным. Казалось, будто он оценивает маму, всматриваясь в каждый сантиметр её тела.

Пока я соскребал с пола ошмётки спагетти, отец обратился к Джею:

— Принеси-ка мне кирпич с улицы.

Я услышал, как Джей вышел из дома через чёрный вход, дверь которого отозвалась знакомым скрипом.

— Генри, что стряслось? — пролепетала мама. Я был занят уборкой, но уловил страх в её голосе.