Пока Аня сердилась, они дошли до маленького деревянного домика, давно перекрашенного в голубой цвет поверх прежнего зеленого, с ажурными наличниками, краска на которых облупилась и местами топорщилась, отчего домик имел вид весьма растрепанный и в то же время чем-то напоминал старинные бабушкины кружева.
– Ну вот, мы пришли. Вы собак не боитесь? У нас собака. Ой, наверное, надо было бы его привязать сначала. Вы только не трогайте его. Стойте смирно.
Навстречу им вышел лохматый большой пес довольно угрожающего вида.
– Рекс! Нельзя! Иди на место.
Но Рекс и не вздумал повиноваться. Он подошел к гостю. Деловито обнюхал смиренно стоящего человека, после чего сел и дал лапу. Хипарь взял лапу Рекса, потрепал его по лохматой башке и сказал:
– Вот и познакомились, Рекс. Молодец!
– Вот это да! Я такое впервые вижу! Вы, наверное, очень хороший, раз Рекс на вас так отреагировал. Ну и хорошо, ну и славно. Пойдемте в дом.
Глава 3
– Ну что ж, давайте поговорим о настоящем! Как вы сейчас? Вас что-то беспокоит?
– …Мне нравятся наши встречи. Я жду этого дня потому, что надеюсь, что память моя вернется и я вспомню хотя бы свое имя.
– Да, да, благодарю. Мы будем делать всё возможное, чтобы это произошло. Но нам нужно стараться вместе. Итак! Расскажите о вашем настоящем. Вы ведете дневник?
– По правде сказать, нет. Я не веду дневник. Дневник ведет Нюта. Она записывает всё, что мы делаем, возможно, даже в стихах.
– Нюта – это ваша девушка?
– Анюта, это та девушка, которая дала мне приют. Я благодарен ей.
– Ах, да, Анна. Понимаю. Расскажите, как вы проводите ваш день.
– Вчера мы гуляли в лесу. Вернее, утром, пока Нюты не было дома, я разбирал книги. В доме много старых книг, и Нюта разрешила их посмотреть. Я вытирал пыль с полок и корешков, кое-что читал. Потом пришла она, и мы отправились гулять в лес.
– Что-то вас заинтересовало из просмотренных книг?
– Да. Много поэзии. Мне нравится поэзия.
– Вы выделили для себя каких-то поэтов? Может быть, вы запомнили что-то из прочитанного?
– Да, например, вот это. – Молодой человек посмотрел в окно на колышущиеся ветви, прикрыл глаза, начал читать:
– Не жалею, не зову, не плачу,
Всё пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.
Ты теперь не так уж будешь биться,
Сердце, тронутое холодком,
И страна березового ситца
Не заманит шляться босиком.
Дух бродяжий! ты все реже, реже
Расшевеливаешь пламень уст,
О моя утраченная свежесть,
Буйство глаз и половодье чувств.
Я теперь скупее стал в желаньях,
Жизнь моя? иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне…
Он сделал паузу, и тогда психотерапевт подхватил:
– Все мы, все мы в этом мире тленны,
Тихо льется с кленов листьев медь…
Будь же ты вовек благословенно,
Что пришло процвесть и умереть.
-Мда… Есенин! Я помню это стихотворение еще со времен студенческих. А вы?
– Вы попросили что-то из прочитанного мной. Я выбрал это.
– То есть вы хотите сказать, что, прочитав один раз, запомнили сразу всё стихотворение?
– Наверное. Просто оно мне понравилось.
– А что именно, не могли бы вы поделиться мыслями? Что именно вас затронуло в этом стихотворении?
– Душа автора.
– Угу…А помимо Сергея Есенина вам понравилось что-то еще?
– Да! Пушкин, Гумилёв, Майков, Бунин, Шекспир, Басё… Я понимаю, вас удивляет свойство моей памяти. Да, я могу повторить всё, что прочитал. Но не нужно экспериментов, прошу Вас.
– У Вас феноменальная память?!
– Возможно. Но более всего мне бы хотелось вспомнить, кто я. Мое имя. Хотя… Я еще не говорил вам… Нюта дала мне имя, и оно мне нравится.
– И какое же? Нет, вы не говорили.
– Она стала называть меня Михаилом.
Глава 4
– Так вот, этот ураган, или это «светопредставление», как говорят, пролетело повсюду! Ну, так выходит из сообщений СМИ. Проверить мы, конечно, это никак не можем, – нервно покусывая заусенец, сказал Рыжий.
– Ну а нам-то что с того? – Митрич поглядел с тоскою сквозь пространство.
– Да как что?! Весь мир на ушах! Это у нас слабенько еще было. А вот у них там! – Рыжий махнул неопределенно рукой куда-то за спину.
– И?
– Ну что «и»?! Будто вы не понимаете? Вы вот говорите, что не видели! А я своими глазами видел это всё! И Темыч! Ну, скажи им!
Митрич, Арчи, Темыч и Вадик Рыжий, как обычно, сидели во дворе, за большим деревянным столом, у поленницы. На столе было подозрительно пусто.
Вадик вынул из пачки папиросину, привычно размял перед тем, как поджечь, и затянулся, прищурившись, будто бы решал серьезную квантовую задачку и от прищура его зависел весь процесс решения.
Арчи замахал руками, разгоняя едкий дым:
– Друг, ты бы на трубку, что ли, перешел бы уж? Там хоть табак ароматный.
– Да ладно тебе! В мире такое творится! Может, это моя последняя папироса!
– Хорошо бы! Вон, даже Митрич курить бросил, а ты всё дымишь! Мало, что ли, дыма в городах?!
– Так мы ж… Ой, ладно. – Рыжий с досадой бросил папиросину в кадушку с дождевой водой.
– Ну, старичок! Куда?! И не совестно тебе?!
– Да я Вам про мировой катаклизм талдычу, а вам всё равно! Вы, «старички», – погрозив кулаком в сторону компании, – буржуи! Развели тут, понимаешь! Посиделки!!! – Рыжий резко схватил свою кепку и устремился к калитке.
– Да куда, Вадик! Не кипятись! – попытался остепенить Рыжего Темыч.
– Пусть его, поостынет, вернется, – не меняя позы, тихо сказал Митрич. – Слушай, старик, я тут мелодию придумал. Может, песня получится. – Он потянулся за гитарой, которую заранее еще подготовил, примостив сверху поленницы. Обняв инструмент со всей нежностью, он наиграл несколько ажурных аккордов и посмотрел на приятеля. – Подыграешь на свиристелке какой-нибудь? Эдак нежно, филигранно чтоб.
Темыч, чернобородый богатырь с элегантной проседью в густых цыганских кудрях, достал из нагрудного кармана изящную тростниковую флейточку собственного изготовления и, приложив к пухлым губам, издал несколько чарующих звуков.
В этот момент в калитку постучали.
– Открыто же!
Вадик Рыжий, преобразившийся, улыбающийся, распахнул калитку с улицы и по-хозяйски, широким жестом пригласил войти Анюту и хипаря Мишу.
– О! Нюта! Друг! Добро пожаловать! – Аркадий вскочил, приветствуя новых гостей.
– Вот! Кого я вам привел! Ну-ка! Подвиньтесь! – суетился подобревший Вадик. – А я чайку соображу, да, Митрич? – И, не дождавшись разрешения, побежал в дом.
– Вы, наверное, уже знаете, да? – Нюта почтила каждого из присутствующих своим фиалковым взглядом.
– Знаем что? Ах! Ну да! Михаил! Наш друг вспомнил свое имя! Это надо бы обмыть! – И Митрич, подцепив струну, издал забавный вибрирующий звук.
Нюта опустила глаза.
– Нет, я не вспомнил, – улыбнулся хипарь Мища. – Просто Анюта предложила мне это имя, и я согласился. Не может же человек без имени. Нюта сказала, что это имя мне подходит.
– Ага… Ну, хорошо. Это тоже можно обмыть. Но вот парадокс! Миша! Придется обмывать чаем! Алкоголь что-то не идет пока!
– Вам же Вадик пытался сказать, а вы его не слушали! – Нюта не оставляла намерения достучаться и донести важную мысль. Вообще-то девушка очень редко позволяла себе вот так вот, в мужской компании, отстаивать свое мнение. Она знала про несерьезное отношение к ее персоне и что принимают ее здесь по какой-то неведомой ей причине.
