Карфагенская армия немного потеряла воинов в битве на Треббии, но она жестоко страдала от непривычного климата – от ненастья, холода; слоны почти все передохли. Все-таки Анибал не терял времени даром. Не желая осаждать римскую крепость, он разослал небольшие отряды для истребления неприятельских запасов, для удержания на своей стороне союзников. Он приказал объявлять и сам говорил везде, что пришел в Италию не для того, чтобы их покорить, а для того, чтобы освободить от римлян. С пленными союзниками Рима Анибал обходился всегда ласково и отпускал их домой без выкупа, а чтобы доказать свою заботу о них, он решился двинуться вглубь Италии, в Этрурию, где, кроме того, мог найти новые запасы продовольствия. Путь туда преграждали, во-первых, болота, во-вторых, армия Фламиния, которую Анибал хотел обойти. Ранней весной он выступил в поход. Через болота войска двигались в таком порядке: африканская и испанская пехота, за ней – навьюченные мулы, потом галльская пехота и, наконец, сзади конница. Несмотря на такую предусмотрительность, несмотря, наконец, на строгий порядок в войсках, этот трехдневный переход был чрезвычайно труден. Воины отдыхали только сидя на вьюках или на трупах павших животных; у многих лошадей отваливались копыта;
африканцы и особенно галлы умирали, как мухи. Сам Анибал, ехавший на единственном уцелевшем слоне, получил сильное воспаление в глазу и окривел на всю жизнь. Выбравшись из болот, он приказал разорять страну, чтобы этим раздразнить Фламиния, показывая в то же время намерение отрезать консульскую армию от Рима. Ярый Фламиний не выдержал и погнался за ним. Недалеко от города Перузии, на берегах Тразименского озера, его ждала засада, самая знаменитая в военной истории, засада не отдельного отряда, а всей карфагенской армии. Дорога здесь спускается между гор к озеру, поворачивает вдоль берега, по узкой теснине между горами и озером. Дальше береговая полоса расширяется и тут открываются влево, одна за другой, две поперечных и также широких лощин с небольшими ручьями. В этих-то лощинах скрыл Анибал свои войска, выслав небольшой авангард к римскому лагерю. Фламиний до рассвета поднял войска и поспешно двинулся берегом озера. Густой туман покрывал долину, озеро и соседние высоты, лишь вершины гор освещались лучами восходящего солнца. Консул радовался, что скрытно подойдет к неприятелю и нагрянет на него, как гром. Чтобы ускорить движение, он приказал возводить походную колонну. Оружие, как и всегда в походе, везли на вьюках, в связках. Как только голова колонны поравнялась со второй лощиной, где стоял сам Анибал с испанской и африканской пехотами, подали сигнал общего нападения – с фронта, с тыла и во фланг. Нападение было так неожиданно, так быстро, что римляне не успели разобрать свое оружие, не успели построиться к бою. Они совершенно растерялись, призывая в защиту своих богов. Но храбрый Фламиний не потерялся. Он тщетно призывал своих воинов такими словами: «Вперед, сквозь неприятеля! Прокладывайте путь! Теперь поздно молиться и давать обеты!..». Его никто не слушал. Римляне совсем обезумели в этой беспощадной резне. Сам Фламиний пал, и вместе с ним до 15 тысяч воинов, столько же взяли в плен. Успело пробиться и спастись не более 10 тысяч. Противники сражались с таким ожесточением, что не заметили страшного землетрясения, разрушившего в тот момент многие города Италии. Так дорого поплатились римляне за несоблюдение сторожевой службы.
Когда в Риме объявили о поражении при Тразименском озере, то весь народ в знак скорби оделся в траур, но все-таки не упал духом. О заключении мира не было и речи, а выбрали диктатора, или консула, с царской властью. Выбор пал на Квинта Фабия, мужа разумного и твердого, прозорливого и в высшей степени осторожного, именно такого, какой был нужен в эти трудные времена для Рима. Опасность угрожала не только римским областям, но и стенам столицы. Еще никогда положение Рима не было так плохо, но расчетливый Анибал все-таки не пошел к нему, хотя мог это сделать: путь был открыт. Он знал, что встретит упорное сопротивление и может попасть между двух огней. Кроме армии консула Сервилия, у римлян оставалось еще много союзников. Вот почему Анибал решил обойти Рим и двинуться еще дальше на юг, поднять там все итальянские народы, войти в сношение со своим Отечеством и втянуть в войну македонского царя Филиппа. Эти великие планы не удались Анибалу, потому что своекорыстные карфагенские торгаши не помогли ему ни единым солдатом, не выслали ему ни гроша денег. Все необходимое для продолжения войны Анибал должен добывать тут же, на театре военных действий, а это не так легко, особенно для полководца, который искал дружбы между народами Италии. Только он один и мог затянуть войну еще на 14 лет.
На следующий год Рим выставил новые силы, до 40 тысяч. Фабий, принявши власть диктатора, уразумел, как следует вести войну с Анибалом. Он неотступно следил за карфагенянами и находился на таком расстоянии от них, чтобы смог уйти; в то же время он нападал на фуражиров, истреблял запасы, портил дороги, хватал отсталых – все это издали, держась больше в горах, где занимал крепкие позиции. Одно время Анибалу пришлось очень худо. Он провел лето в Кампании, стране ровной, но окруженной со всех сторон горами. Горные проходы зорко стерег Фабий и в то же время, несмотря на все попытки Анибала, не хотел спускаться в равнины. Вышло так, что Анибалу нельзя было оставаться дольше в этой западне, уже порядочно разоренной, нельзя было и пройти силой через горные теснины. Его выручила хитрость. Он приказал отобрать 2 тысячи самых сильных быков, навязать им на рога пучки хвороста и в третью стражу ночи, т. е. после полуночи, поджечь хворост и гнать этот скот на соседние высоты. Так и сделали. Легкая пехота, рассыпавшись направо и налево, с громким криком погнала быков в горы; за ней двинулся Анибал с африканской пехотой, потом конница, вьюки; сзади – испанцы и галлы. Римская стража, испуганная невиданным зрелищем, почти не оказала сопротивления, а Фабий, подозревая какую-то хитрость, побоялся вывести свое войско из лагеря, так что Анибал благополучно вывел армию из горных теснин Кампании.
Прошел еще год. Римляне, желая покончить с дерзким врагом, топтавшим безнаказанно Италию, сделали новый усиленный набор, и армия насчитывала до 100 тысяч человек. Новобранцы давали такую клятву: «Клянусь не предаваться бегству, не покидать своих рядов, разве только для того, чтобы взять оружие или спасти товарища». Выбраны новые консулы: Теренций Варрон и Павел Эмилий. Первый из них перед отъездом к армии обещал римлянам покончить войну разом, в первый же день, как только увидит неприятеля.
Силы Анибала были почти вдвое меньше, но в его рядах оставались еще старые солдаты, бравшие Сагунт, переходившие суровые Альпы. Кроме того, конница Анибала была лучше и больше, чем у римлян. Почти на виду неприятеля, Анибал сделал быстрое передвижение своей армии к крепости Каннам, где у римлян хранились большие запасы, и овладел, как крепостью, так и запасами. Прибывшие к своему войску, консулы подвели его на 6 верст к карфагенскому лагерю и завязали битву. Битвы хотел собственно Теренций Варрон; желал ее и римский народ. Медлительные действия Фабия никому не нравились; еще боялись, что итальянские народы, союзники Рима, устав от тягот войны и придя в разорение, перейдут на сторону карфагенян. Вот почему Теренций Варрон так смело себя вел, а после удачной схватки он стал еще смелее. Не говоря ни слова своему товарищу, он вывел войско из лагеря и построил его в боевой порядок. Расположение карфагенской армии и все распоряжения Анибала считаются до сих пор образцовыми. Зная привычку римлян, – бросаться в центр, – он поставил здесь менее надежные войска – галльские, вперемежку с испанскими, по 10 шеренг в глубину; по флангам у них стали африканцы, имея в глубину 16 шеренг. Почти всю кавалерию Анибал отдал под начальство Аздрубала и велел стать ему на левом фланге пехоты, примкнувши к реке Ауфиду; только 2 тысячи нумидов стали на правом фланге. Анибал двинул вперед свой центр уступами, а коннице Аздрубала приказал ударить на правый фланг неприятеля, состоявший из римских всадников. Римская конница не выдержала натиска и тотчас спешилась в надежде поправить дело, но это только навредило ей. Анибал сказал: «Это все равно, что отдать мне их связанными по рукам и по ногам». Римляне также двинули свой центр, причем велиты вступили в линию триариев[4], а принципы[5] – в линию гастатов[6]; 4-линейный строй обратился в 2-линейный строй, так же они сделали при Треббии. Галльская пехота подалась назад и весь карфагенский строй вогнулся дугой, на флангах которой стояли лучшие африканские войска. Как только римляне втянулись далеко в дугу, в них ударили с обеих сторон. В это время Аздрубал, сбивший как сказано, римскую конницу, объехал легионы сзади и ударил на другое крыло с тыла. Конница левого крыла, охваченная спереди нумидами, сзади Аздрубалом, рассеялась по равнине, с ней бежал и Варрон. Тщетно Павел Эмилий, прискакавший на поле битвы, тщетно прочие военачальники бросались вперед, желая прорвать центр карфагенской армии; за тонким строем галльской пехоты римляне встретили запасную пехоту, она задержала движение клина, а Аздрубал, повернувши свою конницу, поскакал теперь в тыл римским легионам. Тут началось повальное избиение: сам консул, многие военачальники, 80 сенаторов, 40 тысяч пехоты и 4 тысячи конницы устлали своими трупами каннские поля. На другой день Анибал пленил еще 10 тысяч римлян в их лагере, уничтожив таким образом за два дня 87 тысяч. Но и этот жестокий удар не сломил Рима. Сенат запретил женщинам проливать слезы, отказался от размена пленных и поднял на борьбу все население; 17-летние юноши получили приказание спешить в ряды армии, сюда же поставили 8 тысяч рабов, с обещанием свободы, если они будут хорошо драться. Виновнику каннского поражения, Теренцию Варрону, когда он прибыл в Рим, Сенат воздал почести как бы победителю и собственно за то, что он не отчаивался в спасении Отечества. Такая настойчивая, упорная готовность к продолжению борьбы, наконец, принятый теперь римлянами новый способ войны – способ, указанный Фабием, – сломили силы Анибала. Счастье ему изменяет: его армия тает, как снег, от тяжких трудов, лишений, а между тем римские войска ежегодно пополняются новыми новобранцами, и во главе этих войск являются такие опытные вожди, как Фабий, и особенно Марцелл, которого римляне назвали своим «мечом». Про него выразился сам Анибал в следующих лестных словах: «Когда Марцелл побежден, то ищет случая победить; когда же он победил, то ищет случая победить до конца».
