– А дальше вы ходить пробовали?
– Пробовал, молодой человек, как же не попробовать… Да только на третьи-четвертые сутки всегда возвращался. Стар я уже на свежем воздухе ночевать. Да и пусто кругом. Вы в этом разве не убедились, пока до нас добирались?
– Убедился, – хмуро кивнул я. Странно, но даже сейчас события вчерашнего и сегодняшнего дня еще не казались абсолютно, совершенно реальными. Все думалось: вот зазвенит будильник, открою глаза, и растает неизданный Замятин в руках, еще раз напомнив о том, что сны – только реализация подсознательных желаний и не более…
Смешно даже.
4. ДИАНА
Добравшись до дома, я отправился к себе во флигель.
Ну вот, уже до «дома», уже «к себе»… Неужели мне здесь так понравилось? Обычно я тяжело привыкаю к новым местам.
И неужто я уже поверил в то, что мне предстоит здесь остаться?
Но мистификацией все быть не могло – визит в супермаркет убедил меня в этом окончательно.
И, значит, никакого иного выхода у меня и не было?
Ну да, Родионов ведь говорил «если вы не уйдете в лес»… Да уж.
Однако какова масштабность эксперимента, какова широта мысли! Даже боязно предположить, кому потребна подобная глобальность… а потребна, видно, сильно, раз тратятся такие невероятные деньги. Не просто сухой паек для лабораторных мышей, а возможность выбора и какого выбора! Да, господа, это вам не хухры-мухры… Правительство?.. Да какое уж там правительство!..
Впрочем, гадать бесполезно. Зеленые человечки или масоны – в сущности, разницы никакой, поскольку экспериментаторы явно не спешат показываться подопытными образцам… хм.
Или имеет место попытка осчастливить энное количество представителей людского племени? Что-то сомнительно. Сколько их, кстати? Кто-то говорил, вроде девять… Узнать бы, кто чем занимался до Переселения.
А если это загробная жизнь? Профессор, кажется, что-то говорил о счастье, а оно, как известно, в раю… впрочем, не будем вдаваться в теологические дискуссии.
«– Вы атеисты?
– Да, мы атеисты.
– Как интересно!…»
Был, помнится, на одном из ранних альбомов «Алисы» такой диалог… Да, а что потом, в поздних альбомах?..
Чепуха, чепуха, не о том сейчас речь!
А о чем?
Я сел на кровать, обхватил голову руками.
Я, Макс Сташек, двадцати четырех лет отроду, попал в ситуацию, которая, с точки зрения официальной науки, существовать не может. Впрочем, бог с ней, с официальной наукой, что говорит по этому поводу пресловутый здравый смысл?
В задницу здравый смысл!
Ладно, в конце концов, здравый смысл – далеко не лучшая из доктрин, изобретенных человечеством, хотя и пользующаяся наибольшей популярностью. Впрочем, чему и удивляться, если такое встречается сплошь и рядом… Посмотреть бы на дело с другой стороны…
А, с какой стороны не смотри, все равно получается, что выхода нет! Какая нормальная лабораторная мышь в здравом уме покинет клетку с вкусной едой и питьем? В крайнем случае, даже если и уйдет, будет возвращаться кормиться… Как мы все до жути примитивно устроены…
И как похоже…
На обед я не пошел, хотя Аннушка и звала. Во-первых, зачитался Замятиным, а, во-вторых, настроения не было: почему-то у меня было стойкое предчувствие, что на жильцов дома, по всей видимости, своих будущих соседей, я еще наглядеться успею.
Интересно, а они тут ненавидят друг друга – девять человек, не считая малышки? Девять совершенно разных человек, со странной иронией устроенных бок обок друг с другом в просторном, но все-таки одном-единственном на всех доме. Практически коммуналка…
А коммуналка она и в Африке коммуналка, даже обряженная в одежды роскошного загородного особняка.
…Вечером этого дня я первый раз увидел Диану.
Вышло это как-то не то что бы странно, но нелепо: я как раз решил все-таки спуститься на кухню, посмотреть что-нибудь на предмет пожевать, а она сидела как раз у двери во флигель, примостилась на подоконнике и воззрилась на меня с таким гипертрофированным изумлением, что даже неловко. Непонятно было, то ли она как раз меня и поджидала – но тогда к чему эта идиотская игра, детский сад какой-то, – то ли и вправду привыкла проводить время таким вот чудным способом – рисуя ей одной понятные шедевры на запотевшем от дыхания стекле.
Модерн, мать его.
Впрочем, выглядела она вполне даже – упругая, сочная, и это переворачивающее всю душу волнение под тугой маечкой, и роскошная попка – блин, как они носят такие узкие джинсы, никогда не мог понять… плюс ко всему очень красивые волосы: густые, блестящие, темного каштанового цвета и большущие карие глаза с зеленой искринкой. Губы, правда, были тонковаты, но губы можно было и простить.
– Ты кто? – озадачила она меня.
Я представился. Она, однако, последовать моему примеру не спешила.
– Может быть, вы тоже назовете свое имя, прекрасная незнакомка? – наконец не вытерпел я, пытаясь подавить прорывающийся сарказм.
– А я еще подумаю, – царственно качнула она головой.
– Ну-ну… – Дура, решил я.
Видимо, это как-то отразилось на моем лице, потому что она обижено надула губы:
– Зачем тебе мое имя? Все равно ты его узнаешь, раз уж попал сюда. А так останется какая-то загадка, приятная недоговоренность. Чем плохо?
– Ну должен же я к тебе как-то обращаться.
– Называй меня «дорогая».
Я внимательно на нее посмотрел.
– Как скажешь, дорогая. Буду счастлив.
На вид я поначалу дал ей лет двадцать, но сейчас решил скинуть года два-три. Акселератка, наверное. Из этих, ранних.
Или напротив, умудренная дама?
Да ну, умудренная сама не полезет – во всяком случае так, в лоб. Выждет хоть немного для приличия – да и не так грубо. А вот девочка вполне способна изъявить желание поиграть в куклы.
Эта-то – в куклы? Хм.
Хотя, может, дура.
Я пошел на кухню, решив не париться из-за всякой ерунды. «Дорогая» следовала рядом.
Как ни странно, на месте никого не оказалось.
– Ужин в семь, – сообщила акселератка. – Подождать не хочешь?
Я мотнул головой, подумал спросить разрешения заглянуть в холодильник, а потом как-то засомневался. Бог его знает, какой она могла дать ответ. А хозяйничала все равно Анна, которой здесь не было…
Так что я бесцеремонно нашарил три яйца, помидор, отрезал хлеба и принялся варганить себе вполне даже сносную яичницу.
– Не хочешь ли, дорогая, поухаживать за своим незабвенным? – осведомился я, сам удивившись прозвучавшему в голосе яду. С чего бы…
Почему-то она меня раздражала.
– Устала что-то, – отмазалась девица, с интересом наблюдая за моими действиями. Было такое чувство, как будто ей это все в диковинку. – Не сделаешь мне кофе?
Я только кивнул.
– Да покрепче, какой я люблю, – она укоризненно на меня поглядела да так искренно, что я смутно почувствовал какую-то вину и разозлился еще больше. – А не то что в прошлый раз.
– Постараюсь не повторять прежних ошибок, – почему-то поддержав игру, ответил я, а в мыслях мелькнуло что-то насчет того, что безумие, оказывается, бывает заразным.
Через пару минут она уже довольно отхлебнула свой кофе, а я принялся за яичницу.
– Молодец. Нет, правда, здорово. Как работа?
– Да все так же, милая. Что там может приключиться нового…
Бред, подумал я. Определенно, бред.
– Мне вчера звонила мама.
– И что?
– Она собирается приехать в конце месяца.
– Неужели? Только этого нам сейчас не хватало!
– Но почему, любимый, – я замер, – она ведь так редко нас навещает…
– Дорогая, – через силу ответил я, – я полагаю, пока Антон болеет, визит твоей матери не вполне уместен. Может быть, подождем, пока малыш выздоровеет?
У нее чуть расширились на мгновенье глаза, это длилось много меньше секунды, но я успел заметить, а потом – момент преображения я не уловил, но складки рта скорбно опустились, а во взгляде застыла горечь.
– Но Макс… Знаешь, мне самой сейчас требуется моральная поддержка. Я… любимый, я так боюсь… это глупо, знаю, но… у меня нет сил видеть его таким… видеть это…