— Выходи за него замуж. Немедленно.

Всю жизнь Лидия Андреевна обожала Диму. У них всегда было невероятное взаимопонимание и очень похожее чувство юмора. Он был одним из двух самых лучших зятьев, которых только могла пожелать себе Лида. Она понимала, защищала и обожала Диму всегда. Пока не перестала его узнавать.

С Милой и Славой все было, с одной стороны, проще, а с другой — сложнее. Слава бегал за Милой с пятнадцати лет, они влюбились друг в друга еще в школе и объявили всем, что у них «официальные отношения». Лидия Андреевна сразу приняла Славу, а вот у Юрия Валерьевича эти «официальные отношения» вызвали бурю негодования и протеста. Тогда они тоже поссорились с Лидией. Отец Милы кричал, что его младшая дочь непременно забеременеет в пятнадцать лет и пустит свою жизнь под откос, а ее мать парировала, что Мила, как ребенок врача, прекрасно осведомлена о существовании противозачаточных средств. Тогда Юрий Валерьевич принялся стучать кулаком по столу и вопить, что пятнадцать лет — это просто очень-очень рано!

— Для чего? — спокойно спросила у него Лида.

— Для отношений!

— А если у них любовь? — спросила она.

— Для любви это тем более слишком рано! — не унимался ее муж. — Что еще за ерунда, какая такая любовь в пятнадцать лет! Это е-рун-да!

— Это неправда, — тихо сказала Лидия Андреевна. — Настоящая любовь может случиться с человеком когда угодно, хоть в пятнадцать лет, хоть в восемьдесят. И ее всегда нужно уважать. И беречь. Оставь детей в покое.

Мила со Славой поженились, как только им исполнилось восемнадцать. А потом Юрий Валерьевич тысячу раз казнил себя за тот скандал, когда он кричал, что Мила испортит себе ранней беременностью всю жизнь. Он вбил себе в голову, что сам их «сглазил», признался он однажды Лидочке, и страшно переживал из-за того, что Мила никак не могла забеременеть. У нее было восемь выкидышей и огромное количество неудачных «подсадок», они со Славой ездили в заграничные клиники и к бабкам-знахаркам — ничего не помогало. Но они все равно смотрели друг на друга влюбленными глазами, вместе проходили все испытания и были счастливы. А когда им стукнуло уже за сорок и они давно смирились с тем, что детей у них уже не будет, и все возможные врачи подтвердили им это официально на бумагах с синими печатями и кудрявыми подписями, вот тогда на свет появились одинаковые мальчишки — Митя и Мотя. Жаль, что Юрий Валерьевич их уже не увидел.

Они жили долго и счастливо. Лидия и Юрий Розановы. Сначала одни, потом с детьми, потом с внуками. Счастливые родители, состоявшиеся профессионалы, прекрасные супруги. Под Лидочкиным чутким руководством их клиника диагностики развивалась и приобрела блестящую репутацию, они даже принимали пациентов из других стран. Юрий Валерьевич блистал в мире медицины. Он часто говорил о том, что и не мечтал о таком счастье, и очень жалел, что его родители умерли совсем молодыми и не увидели, чего он смог добиться. Он любил рассказывать девочкам, что его дедушку младенцем подбросили к воротам церкви. Тогда, в тяжелые голодные времена, «церковных подкидышей» было много. И всем им давали «цветочные» фамилии. Как будто красивое имя могло защитить маленького сироту. Вот откуда взялись разные Цветковы, Тюльпановы и Розановы. Лида слушала эти легенды, но никогда им не верила, ей казалось, что ее муж был самых благородных, самых голубых кровей. Ее рыцарь и ее спаситель.

Время шло, годы летели. Как-то однажды Лида отвезла Вере и Диме малышку Ниночку, которая гостила у них с дедушкой пару дней, и решила сделать мужу сюрприз. Она планировала остаться ночевать у детей, но вдруг подумала, а может, купить бутылку шампанского, открыть банку икры, которая давно дожидалась какого-нибудь повода, и устроить маленький праздник на двоих. Как раньше. Она села в машину и поехала в клинику — у Юрия Валерьевича иногда бывали приемы. За то, чтобы попасть к нему на консультацию, пациенты выкладывали любые деньги.

В окнах клиники горел свет. На лаконичной скромной и очень дорогой вывеске была их фамилия. Лида улыбнулась. Ей все тут нравилось. Она поздоровалась с администратором Катей и быстро пошла по коридору в кабинет мужа, Катя что-то крикнула ей вслед, но она не расслышала, она распахнула дверь и застыла на пороге. Ей показалось, что она открыла дверь в прошлое. Только тогда ее муж прижимал к подоконнику рыжую медсестру Женю, а сейчас он был совершенно раздет до пояса снизу и прижимал собой к бежевому кожаному диванчику (цвет и дизайн мебели Лидия Андреевна тоже утверждала сама) светловолосую лаборантку Аню, совершая довольно частые ритмичные движения ягодицами. На спинку дивана была заброшена длинная Анина нога в ярко-синей туфле на высоком каблуке. Туфля Лиде совсем не понравилась. «Дурной вкус», — подумала она, развернулась и молча вышла из кабинета.

Она приехала домой, приготовила ужин и открыла банку икры, переложила икринки в хрустальную икорницу на лед, потом зачерпнула целую ложку и сунула в рот. Ей показалось, что икра пересолена.

Юрий Валерьевич вернулся домой, вид у него был сильно встревоженный, но Лида забрала у него портфель, поцеловала в щеку и принесла с батареи теплые клетчатые тапочки.

— Лидия, — сказал он хрипло.

— Пойдем ужинать, — позвала она. — Я не удержалась и открыла икру, представляешь. Так захотелось. Хочешь бутерброд? Я заезжала к Верочке с Димой, отвозила Ниночку, тебе все передавали привет, предлагают на выходные отправиться на дачу, Дима придумал какой-то новый маринад для шашлыка, но я сказала, у тебя с понедельника важная конференция, так что мы еще подумаем.

— Ты собираешься делать вид, что ничего не случилось? — спросил он.

— А что-то случилось?

— Ты же все видела, Лидия, не притворяйся.

— И разве случилось что-то серьезное?

Он вздохнул и промолчал.

— Вот и давай ужинать, — сказала она. — Я смотрела график записи, на следующей неделе опять полный аншлаг. И я думаю, нам стоит взять еще одного эндокринолога. Что скажешь?

— Лидия. — Он взял вилку, но тут же опять положил ее на скатерть. — Лидия? Вот этим своим всепрощением ты хочешь доказать мне свое благородство? Или свое превосходство?

— Нет, Юра. — Она вдруг резко погрустнела и покачала головой. — Ты знаешь, я вдруг поняла, что, чего бы ты мне ни сделал, ты вряд ли сможешь меня обидеть. Потому что я вечно буду благодарна тебе за то, что ты тогда вытащил меня оттуда, и за то, что до сих пор кормишь моих монстров. Так что, если ничего серьезного не случилось и ты не собираешься со мной разводиться, то все в порядке, Юра. Все хорошо. Я сама знаю, что в постели я… не очень. И мне не двадцать три года.

Она встала и вышла из кухни, он попытался схватить ее за руку, но она не остановилась. Она пошла в кладовку разбирать какие-то вещи, а он так и остался на кухне смотреть на остывающий ужин. Лед в икорнице быстро подтаивал.

На следующей неделе Лидия Андреевна приняла на работу в клинику нового эндокринолога и уволила лаборантку Аню за несоответствие занимаемой должности.

Утро выдалось прекрасным. Кто бы что ни говорил, даже в восемьдесят лет случаются моменты, когда кажется, что именно сегодня начнется что-то совсем новое и удивительное. И иногда так и случается.

Леонид с Николаем, вырвавшись из цепких лап иностранного госпиталя, собирались провести отличный день, несмотря на костыли и ногу в пластиковом сапоге. Оба пребывали в превосходном настроении.

— Леня, ты посмотри, какая погода! Рай, просто рай. Да нам и в раю сейчас завидуют. Эх, надо было кресло взять! Сейчас бы катились как по маслицу. Осторожней, камень! Женщина, посторонитесь, видите, у человека нога сломана. Мадам! Плиз! Май фрэнд из… как там… брокен!

— Коля, прекрати, у меня даже перелома нет. Слушай, какие удобные эти турецкие костыли. Я помню, как-то в молодости ногу ломал, вот в советское время костыли у нас были. Не костыли, а целые костылищи. Деревянные, тяжеленные! Их одни тащить — уже целое дело было. А эти — ты ж смотри, красота какая, под локоток тебя поддерживают и не весят ничего. Вот на, подержи, а? Класс, правда? До чего дошла медицина. Или это техника? Современные материалы, конструкции…