Он обернулся. Ответом мне стал недоумённый взгляд актёра.

— Так и быть, я разрешаю вам находиться при нашей опергруппе на период поиска банды взрывателей, — сказал я.

Лицо Фогеля просветлело.

— Спасибо, Георгий Олегович! Даю честное комсомольское: вы не пожалеете!

— Очень на это надеюсь! — вздохнул я, отпирая кабинет и пропуская его вперёд. — Заходим, Валера! У нас на сегодня целая куча дел.

Нас встретил поток сквозняка из распахнутой форточки. Фогель поёжился.

— С чего начнём?

— С всеобщего сбора. Зови наших! Труба зовёт!

Актёр исчез, чтобы вернуться вместе с операми. Пришли все, кроме, конечно, Гаврилова.

— Товарищи! — произнёс я.

По горлу словно прошлись наждаком, каждое слово доставалось, каждая фраза доставлялись с трудом.

— Товарищи! — повторил я. — Сегодня, от рук врага пал наш товарищ — агент уголовного розыска Иван Гаврилов! Он погиб как герой, на боевом посту! Почтим его память минутой молчания!

Все склонили головы и скорбно опустили глаза.

Выждав, я продолжил:

— Но мы обязательно отомстим за него, товарищи! Причём скоро! Даже быстрее, чем думают многие из вас.

Осип посмотрел на меня с любопытством. Он первым понял, что я что-то узнал, но не стал спрашивать.

— Мы напали на их след, товарищи! — торжественно объявил я. — Если сделаем всё правильно, уже завтра они будут сидеть в камере и ждать приговор.

Я зловеще ухмыльнулся.

— А если кто-то из них вдруг окажет сопротивление, разрешаю вынести приговор на месте и пристрелить его как бешеную собаку! Всю ответственность беру на себя!

В квартиру Карандина мы вошли тихой сапой, когда улица затихла, за окнами давно стало темно, и жители дома легли спать.

Крюк заявил, что это обычный торгаш, не связанный ни с городской мафией, ни с пресловутым «комитетом». Справки, которые мы навели про Карандина, тоже подтверждали эту информацию, так что обошлось без маски-шоу, вышибания дверей и всяких спецэффектов.

Я просто постучал в окошко пузатого домика, в котором жила семья торговца, и когда вспыхнул свет и занавеска отдёрнулась, показал удостоверение лохматому мужчине лет пятидесяти.

— Карандин?

— Он самый.

— Уголовный розыск. Впустите нас внутрь, пожалуйста. Необходимо поговорить.

Через минуту я, Осип и Карандин уже сидели на кухне.

— Можно, я закурю? — спросил торговец.

— Конечно. Вы же хозяин дома, — максимально дружелюбно ответил я.

Карандин вытащил из кармана халата медный портсигар, на котором была вырезана монограмма в виде слонов, и протянул его по очереди нам с Осипом.

— Будете?

Я отрицательно покачал головой, а Осип, секунду подумав, взял папироску.

— Благодарю за угощение.

Он же щёлкнул колёсиком зажигалки, давая прикурить Карандину и себе. Оба с удовольствием задымили.

— Я что-то натворил? — спросил владелец дома.

— Нет. Во всяком случае, уголовный розыск претензий к вам не имеет, — сказал я.

— Тогда чем обязан столь позднему визиту?

— Скажите, у вас установлен телефонный аппарат… — я назвал номер.

— У меня, — подтвердил Карандин.

Он заволновался.

— Думаете, телефон у меня поставлен незаконно? Заверяю вас — это не так. У меня всё в полном порядке. Хотите, покажу документы?

— Не надо, — усмехнулся Осип. — Даже если аппарат у вас поставили с нарушениями, нам до этого дела нет.

— Лучше скажите, кто пользуется телефоном, — спросил я.

— Ну кто… — задумался Карандин. — Естественно, в первую очередь — я. Мне аппарат нужен, чтобы связываться с клиентами и поставщиками. Супруга моя часто звонит… Знаете ли, любит с подружками поболтать… Дети… Дети — нет. Пожалуй, всё… Соседи иногда просили позвонить. Врача надо было вызвать…

— Хорошо, а кто ещё мог пользоваться вашим аппаратом? Меня интересует вчерашний день, — сказал я.

— Вчера⁈ — Карандин поскрёб пальцами небритый подбородок.

— Да, вчера, — подтвердил я.

— Вспомнил! — просиял Карандин. — Вчера приходил Костя Брылов. Делал несколько звонков. Детали, простите, не знаю. К чужим разговором прислушиваться с детства отучен! — похвастался он.

Осип хмыкнул.

— Кто такой это Брылов? — вкрадчиво поинтересовался я.

— Костя-то⁈ — Карандин пожал плечами. — Очень хороший человек. Такой, знаете ли душевный и открытый очень: попросишь помочь — никогда не откажет. Прошлым летом мне надо было старую мебель на дачу перевезти, так Костя всё на своём горбу таскал: и на телегу грузил, и потом, с телеги выгружал, затаскивал в дом. Ни копейки с меня не взял! Плавает матросом на корабле.

— Ходит, — поправил Осип.

— Куда ходит⁈ — удивлённо вскинул брови Карандин.

— Это мы как раз у вас сейчас и узнаем, куда он ходит, — улыбнулся я. — Адресок вашего друга назовите. Хоть познакомимся с хорошим человеком.

— Конечно-конечно! Тут недалеко, — засуетился Карандин.

В отличие от него, с Брыловым церемонии разводить мы не стали: жил тот на втором этаже некогда большого доходного дома, ныне превращённого в коммуналку.

Парни вышибли сначала входную дверь, а потом вломились в его комнату. Произошло это за какие-то секунды, поэтому хозяина комнаты застигли безмятежно спящим.

Пробудился он, только когда я тронул его за плечо.

Первое, что увидел моряк, открыв глаза, ствол моего револьвера.

— Брылов?

— Он самый. А что…

Я не дал ему договорить:

— Где Панов⁈

— Какой Панов?

Я угрожающе взвёл курок.

— Повторяю вопрос: Панов где?

— Не знаю я никакого Панова! И вообще, кто вы такие и на каком основании ворвались в мой дом⁈ — зло произнёс Брылов.

— Уголовный розыск.

— И что с того, что уголовный розыск⁈ Думаете, я на вас управы не найду!

Брылов оказался неробкого десятка, такого на понт не возьмёшь.

— Я сяду? — спросил он.

— Садись.

Моряк сел. На нём была засаленная, порванная в нескольких местах тельняшка, и такие же засаленные кальсоны. Пахло от него самогонкой и потом.

— Так в чём дело, мильтоны? На каком таком основании мы посреди ночи врываетесь в чужой дом?

— Самый наглый, да? — сквозь зубы процедил Осип.

— А если и да, то что? — прищурился матрос. — Бить будете? Как при старом режиме? А я, между прочим, всей душой за революцию болел, винтовки в город подпольщикам возил. У меня даже благодарственная грамота имеется! Показать?

Он дёрнулся, чтобы встать.

— Потом покажешь, — сказал я.

Он сел и замолчал.

Показалось мне или нет, но в том момент, когда Брылов пытался вскочить, его взгляд был прикован к одному из предметов, что стоял на обычном кухонном столе, покрытом вместо скатерти, газетой.

И я кажется, понял, к какому. Это была стеклянная банка, доверху наполненная светло-серым веществом, чем-то похожим на комок сахарной ваты.

— Осип, посмотри, — кивнул на банку я.

Шор подошёл, взглянул и сразу отпрянул.

— Пироксилин!

Брылов словно ждал этой секунды, он кинулся на меня, пытаясь отобрать револьвер, но я врезал ему в скулу. Голова моряка дёрнулась.

— Хватит, Брылов! Хочешь, чтобы я тебе ногу прострелил?

— Не хочу! — признался моряк.

— Зачем тебе пироксилин?

— Рыбу хотел глушить.

— Да он издевается, гад! — ринулся к нему Осип, вскинув кулак.

Брылов закрыл глаза.

— Ладно! Ваша взяла, мильтоны! Я всё расскажу…

После того, как моряк открыл рот, он его практически не закрывал. Показания лились рекой. А в конце Осип подозвал меня, чтобы показать рукав матроской куртки Брылова. На правом рукаве её была кровь.

— Видишь? Похоже, кровь свежая. Странно, что не замыл.

Я кивнул и вернулся к допрашиваемому.

— Это всё?

— Всё без утайки.

— Не всё, — вздохнул я.

— Гражданин начальник, ей-богу: как на духу говорил!

— Нет, Брылов. Ты забыл упомянуть, как вчера убил Гаврилова.

— Вы и это знаете, — опустил голову Брылов.