— Интересно, — заспорили дед Пахом и дед Витёк. — Когда эти мастерские отрэкетируют лихие люди? Кто ж даст простым работягам спокойно работать.

— Не, не отрэкетируют их, — заявил дед Онуфрий. — Брешут, у них хорошая крыша. Как наедут на них — так и отъедут. Да и у наших торфоразработчиков завелась приличная крыша. Слыхали, на них недавно бандюки наехали, но братков вежливо послали. Те зассали и отвалили.

Многоопытный дед Онуфрий, контактирующий с инопланетянами, здесь несколько ошибался, полагаясь на слухи, которые разносят бабы. Естественно, бандиты никого не испугались, никуда они не собирались отваливать, но с братками получилась совсем грустная для них история.

Сомнения, что бандиты испугаются, высказали и дед Витёк и дед Пахом.

— Дурни вы, деды, — стал горячиться Онуфрий. — Говорю же вам, что у наших коммерсов крыша серьёзная. Какие-то некроманты теперь крышуют поселковый бизнес, ага.

Старики переглянулись:

— Евреи, что ли? — полюбопытствовал Витёк.

— Да, какие такие евреи, — стал громко удивляться непонятливости своих товарищей старик Онуфрий. — Говорю же, некроманты, это люди, которые мяса совсем не жрут. Только овощи и фрукты трескают. Ещё у них бзик есть: собираются на болотах и поют с голодухи свои некромантские песни. Наверное, про овощи. Сам слышал, как они жалобно пели: «И снова седая ночь и только ей доверяю я…».

Вот за такими разговорами и дошли деды до церкви. Свечку перед образами завсегда надо поставить — на всякий случай. Вдруг, на том свете зачтётся. Хотя туда торопиться не надо: вон какие интересные дела разворачиваются в посёлке. Вот же дают: некроманты, едрить тя! Что только народ не придумает.

То, что в посёлке жить стало веселее, это точно. То, что лучше, это пока враки. Слишком много препятствий вставало перед работящим человеком. И, прежде всего, тормозили свои же поселковые людишки, которые ничего делать не хотели, а только бухать хотели, как, например, семейка покойного Грини Весёлого. И таких семей и отдельных личностей обитало здесь предостаточно. Одних наркозависимых на учёте стояло человек восемнадцать. А сколько просто алкашей, дураков и сиделых. Плюс братки из города, которые норовили подмять под себя любой бизнес. Конечно, с негативными явлениями боролись, да ещё как. Главным борцуном считался местный участковый Чекмарёв. Больше борцунов не случилось. Народ как-то не рвался воспитывать своих сограждан, зная, что в глазах властей останешься крайним. Но нескольким молодым гражданам осточертела такая жизнь, что они стали задумываться. Они уже буквально осатанели от засилья дураков, соплежуйской власти, наркоманов и граждан, живущих по зоновским понятиям. У этих ребят не имелось ни денег, ни страха. И терять им нечего.

Вот как так получилось, что наш народ-воин не стремится сейчас обеспечить свою безопасность самостоятельно, зато, он умудрился посадить себе на шею странных сограждан: мелких политиканов, журналюг, неграмотных спортсменов, полуграмотных артистов и аферистов. Эти странные сограждане, собрались в кубло и торжественно пообещали народу, что обеспечат его безопасность от происков внешних врагов. Люди это дело съели и с радостным повизгиванием, тут же выдали непонятно кому все нужные и ненужные полномочия и привилегии. В какой-то момент умелые руководители-воины также превратились в нихрена не умеющую знать. Знать прокормить ещё можно, но она набрала себе в помощники огромную ораву бездельников. Эту знать с оравой помощников прокормить становится всё труднее, так как аппетиты у них космические. И где выход?

Трое закадычных поселковых друзей над этой темой думали и частенько, собравшись компанией, обсуждали её. Но, опыта у них не имелось, чтобы осознать всю систему, зато имелась храбрость. Трое друзей это, прежде всего, Гришка Мельников, 30 лет, служил в морской пехоте. Юрка Вешкин, 28 лет, служил в армии связистом. Норик Айвазян — тому было 29 лет, в армии он не служил: как-то откосил, но к ребятам примкнул. Сейчас эта троица работала в новых ремонтных мастерских и им такая жизнь, когда стали появляться хорошие деньги, нравилась. Но, как всегда, на горизонте появились тучи: могло получиться так, что их мастерские перейдут в руки братков, или закроются, не выдержав поборов. Это значит, что хорошие деньги пройдут мимо, а друзья очень надеялись на стабильную работу и стабильный доход. Выход ребятам подсказал учитель трудового обучения школы Семён Митрофанович Безпалько. Он бы не влез в такие дела, будучи осторожным и опытным отставником, но события в его семье сложились так, что пришлось ему раскорячиться. Выхода для Безпалько просто не имелось.

Судьба сурово поступила с семьёй Безпалько: этой зимой, ни с того, ни с сего, тяжело заболела его восьмилетняя внучка Ирка. Семья кинулась по врачам, но те говорили что-то невразумительное и прятали глаза. Дорогостоящее лечение не приносило облегчения ребёнку, Ирка таяла на глазах взрослых, как свечка. И что делать? По-сути делать нечего, как только ждать гибели ребёнка. Смерть её прохлаждалась не за горами.

Семён Митрофанович с отчаяния даже в церковь пошёл, где поставил кучу свечек перед образами. Образа отстранённо молчали, но не смолчал батюшка Панфирий, который знал этого человека, как работника местной школы. Состоялся у Безпалько с иереем короткий разговор на предмет выбора в этой жизни. Естественно, иерей посоветовал больше молиться Всевышнему и надеяться на чудо. Для верующего человека смерть не такая жуткая трагедия: Бог дал, Бог и взял. Значит, такая судьба. Всё в руках Бога. Надо смириться с этим, ибо смерть — это абсолют. Но Безпалько до слёз было обидно, что его Ирка умрёт, а какие-то наркоманы и бандюки продолжат радоваться жизни. Скажите, где справедливость? Категорию «справедливость» батюшка осветить не мог, так как действительно, где здесь справедливость. Сложно всё это. Жизнь у человека начинается тогда, когда он впервые осознаёт, как близок её конец. Как хороший психолог, иерей мог только сочувствовать чужому горю и успокаивать людей. Но в данном случае у иерея появилась мысль, весьма для его сана крамольная.

Помявшись, батюшка высказал эту мысль Безпалько:

— Сын мой! — начал батюшка, удивляясь своему решению высказать такое. — Не пытался ли ты поговорить о своём горе с Никодимом Викторовичем?

— Поможет? — с удивлением спросил Безпалько.

— Кто знает? — вздохнул священник. — Но обращаясь к сакральным силам надо быть готовым, что они потребуют чудовищного.

— За Ирку готов жизнь отдать! — решительно сказал Семён Митрофанович. — Всё отдам!

Отпустив удручённого горем Семёна Митрофановича, священник пробормотал:

— Великий грех я взял на себя. Вовек не отмолю, что втравил человека в такое дело. Что жизнь? Этот человек может и душу потерять…

Удручённый священник упал на колени перед образом Спасителя и начал горячо молиться. Лик Спасителя взирал отстранённо, мрачно и холодно.

Беспалько решительно направился ловить Никодима, с целью поговорить с ним об Ирке: ведь если ты будешь сопли жевать, то ничего не добьёшься. Никодим он мужик умный, может, что толкового посоветует.

Люди на этой планете, образовав примитивную цивилизацию, связаны друг с другом очень сложной системой отношений. Они создали кучу законов, у которых есть своя логика и некий смысл, но, кроме законов, существуют ещё и сложные неформальные правила.

Никодим выслушал Безпалько, пристально глядя в его глаза:

— Я понимаю вас. Вы хватаетесь за соломинку, руководствуясь стереотипами, типа в минуту горести и душевных терзаний обязательно найдётся мудрый человек, который посоветует, что надо делать. Выход, доложу я вам, есть, но вот цена вопроса… .

— Я готов совершить что угодно, хоть жизнь отдам, — заверил Безпалько.

— Жизнь — это хорошо, — задумался собеседник. — Но этого маловато.

— Что же ещё отдать? Душу заложить, — скорбно сказал Семён Митрофанович.

— Душа ваша, батенька, кроме вас никому не нужна, — отмахнулся Никодим. — Да и одна жизнь роли не сыграет. А вот, как насчёт того, чтобы прервать много жизней: решить, кому жить, а кому нет? Вот такой сознательный жизненный выбор вам подойдёт?