Вообще, женщины в списке жизненных ценностей Бусика стояли гораздо ниже помойных кошек. На ступеньке ниже располагались только грязные бомжи. Зато Бусика интересовали брутальные самцы и неманерные юноши.

Директор трудился над проскрипционным списком: кого из преподавателей надо срочно выгонять, кого оставить, кого перевести на другую работу. Должна образоваться движуха, тогда народ оживает и начинает вибрировать, а то развели, понимаешь, болото. Да…  и это…  непременно надо избавиться от вахтёрши бабы Серафимы. Зачем дурная старушка всё время бормочет на своём древнеарамейском языке? Пусть эта дура дома молится на печке или где она там молится.

Директор трудился, заполняя список новыми фамилиями. Не обо всех работниках ещё составил он своё авторитетное мнения, а это значит, что надо идти в народ, так сказать познакомиться с местными поближе. Бусику пока из всего коллектива понравились только психологиня и физрук Якушев. А ничё так мужчинка, брутальный. Пойти, что ли ближе познакомиться. Предложить выпить за знакомство: контакты надо смазывать.

На ловца и зверь бежит. Бусик в коридоре заметил физрука о чём-то шепчущегося с молодым математиком. О математике пока директор своё мнение не сложил: мутный он какой-то и скользкий. Надо как-то его разъяснить и решить, что с ним делать дальше: на увольнение, или пусть продолжает дышать. С народом надо разговаривать на его языке, так народу понятно, поэтому директор начал разговор с двумя учителями с вопроса:

— Ну, чё мужчины, может, нарушим спортивный режим, типа за знакомство, — сразу взял быка за рога Бусик. — Надеюсь, язвами не страдаете и употребляете?

— Не, не пьём, — стал отводить глаза физкультурник и попытался притвориться архитектурным излишеством.

— Не просыхаем, — громко заверил собеседника математик. — Вот решаем, где третьего найти, — говорил он чётко и не отводил глаз, но прочитать намерения по глазам этого человека не получалось: глаза оказались холодные и ничего не выражали.

— Тогда, вот что мужчины, — оживился директор. — Скидываемся по тысчонке и закрываемся в моём кабинете. Как идея!?

Физрук как-то затравлено посмотрел на математика, а тот слегка выпятив нижнюю губу, небрежно ответил:

— Нам зарплата не позволяет скидываться на пьянку. Мы пьём исключительно нахаляву. Если вы угощаете простой народ, то мы запросто в мероприятии поучаствуем, правда же, Николай Фёдорович.

Физкультурник неуверенно кивнул: ага, поучаствуем. Нахаляву.

Вот же жлобы — подумал Бусик — ещё и пои их за здорово живёшь. На святом люди норовят экономить — на выпивке. Бусик сам не прочь нажраться на халяву, а кого-то угощать ему претило. Сейчас он думал, что подавленные его авторитетом мужики сами бегом купят спиртное, а он свою тысячу рублей зажмёт. Ситуация зашла в тупик, но вдруг Бусика осенило. В кабинете старого директора он нашёл четыре бутылки коньяка и виски, наверное, это директрисе дарили посетители, а она забыла об этих бутылках.

— Да базара ноль. Погнали в мой кабинет, мужчины, — вальяжно бросил Бусик. — Угощаю за знакомство.

В приёмной, не глядя на секретаря, Бусик бросил Танечке распоряжение:

— Меня ни для кого нет. У нас важное совещание.

Танечка кивнула, поджав губы. Ничего, поджимай губки — не поджимай, а скоро полетишь ты на биржу труда быстрой ласточкой.

Расположились коллеги за приставным столом, на который новый директор выставил по две бутылки коньяка и виски, он даже не пожалел коробку шоколадных конфет, найденных в этом кабинете. Для коллег ничего не жалко, даже залежалых конфеток. Бусик радовался ситуации: ему хотелось выпить, вот выпивка сама и пришла в руки. Пить хотелось в компании: чтобы бухать в одно рыло, до этого Бусик ещё не дошёл. Компания, конечно, не очень, но выпить хочется — приходится терпеть и такую паршивую компашку.

Новый директор, как хозяин кабинета, вальяжно восседал на стуле. Физкультурник сидел на краешке стула, и не знал, куда деть руки, только математик сидел спокойно и лихо разливал напиток. Начал он с коньячка: три звёздочки, вполне приемлемый напиток. Разливал в приятного объёма толстостенные стеклянные стаканы, оставшиеся от прежней хозяйки кабинета. В такой стакан запросто влезало двести граммов коньячка, вот только физкультурнику математик плеснул совсем не много, где-то на палец толщиной.

— А что мужчине не наливаешь полную тару? — осведомился директор.

— Ему ещё работать сегодня, — обосновал математик. — Он у нас ведёт кружки кройки и шитья.

— Вот как? — поразился Бусик, с уважением посматривая на мощного физрука. — Хорошее дело и соответствует дидактическим принципам, — поразил всех своей эрудицией Бусик.

— Он и крестиком вышивать может, — наябедничал на физрука математик. — Ну, граждане, за знакомство! Чтобы чаще случалось такое мероприятие, и всё такое, я имею в виду знакомства: новые и чаще, ага.

Математик поднял свой стакан и выпил коньяк, как воду, что несколько озадачило директора. Физрук тоже выпил, крякнул и потянулся к конфетке, а вот математик закусывать не стал. Чтобы не отставать от коллег Бусик тоже в несколько глотков выхлебал свой коньяк. Жидкость ему не понравилась: крепкая, вонючая, но на халяву и уксус, говорят, сладкий. В голову чуть ударила приятная волна расслабления. А ничего так сидим — подумал Бусик. Ему всё больше и больше стал нравиться физрук — брутальный такой мужчинка, только немного смущающийся, что, впрочем, ему шло. Вот математик Бусику не очень понравился: вроде и свой мужик в доску — пить умеет, но куда он торопится. Не успел Бусик оглянуться и завязать застольную беседу, как его стакан уже полон, теперь уже виски, налитого из ловко вскрытой математиком бутылки. А поговорить!? Бусик взял ход застольной беседы в свои руки, рассказав собутыльникам анекдот про геев и козу. Смеялся он сам, а собутыльники только как-то криво усмехались, наверное, по своей дремучести не поняли смысл анекдота.

— Ну, тогда…  за вас, — предложил, пребывающий под впечатлением анекдота, новый тост математик и, не чокаясь, выпил виски. Виски этот человек выпил также, не морщась, как воду. Конфетку он проигнорировал.

Точно запойный алкаш — подумал Бусик — наблюдая, как ловко математик осушил свой стакан. Чтобы не ударить лицом в грязь он стал хлебать виски большими глотками, пока, наконец, не одолел стакан. Виски директору тоже не понравился. Пойло для бродяг, а не алкоголь, но другого нет. После второго стакана директору стало совсем хорошо: он даже подумал, что этого математика со странным именем Ик-кодим он, наверное, не станет сразу выгонять на помойку. Надо же чтобы в коллективе работал отрицательный персонаж-пропойца, вот математика и назначим таким персонажем, которого на каждом собрании станем коллективно ругать, но брать на поруки. Зато физрук ещё больше стал нравиться Бусику: какие у мужчинки плечи, а стеснительный какой…  прямо лапочка.

Лапочка сидел и затравлено смотрел то на нового директора, то на Никодима. Он понимал, что что-то должно произойти. Сволочь Никодим точно придумал какую-то пакость, в которой и ему, Николаю Фёдоровичу, отводится какая-то нехорошая роль.

Новый директор всё ближе подвигал свой стул к стулу Якушева. Никодим, сидящий напротив босса, привычным движением откупорил следующую бутылку. Директору Бусику уже всё равно, что пить, хоть самогон: всё равно в этой дыре в нормальных напитках ни ухом, ни рылом. Деревня-с. Вот же мразь какая мой дядюшка — в какую дыру меня законопатил. Не школа, а отстойник для дефективных представителей местного разумного вида людишек. Бусику стало жалко себя до слёз. И никто не пожалеет. Третий стакан Бусик пил и горевал над своей судьбой, что занесла его чёрт знает куда: к алкашам, типа этого Ик — кодима, пьющего исключительно полными стаканами. Или как его там зовут. Он мразь, этот Фрик-кордим, а физрук…  физрук противный такой…  молчит, как рыба. Слова ласкового не скажет, мужлан. Выпив четвёртый стакан алкоголя, Бусик решил поправить это дело и доказать мужлану, как он его глубоко ценит. Раз мужчинка молчит, то надо самому его растормошить. Он, как можно ближе, переместился к объекту своего вожделения и произнёс, обдавая объект смесью летучих спиртовых шлейфов: