— Это мне что, уже и спать не надо ложиться, — отбивалась она от заказчиков. — Сколько могу, столько и делаю: у меня главное качество.

Появились предложения от городских ресторанов перейти работать к ним, поступили даже предложения из области, но Цапыгина мудро отказалась от таких соблазнов. Кроме того, городской бизнесмен, на которого она работала, стал говорить, что думает в посёлке открыть маленькую кафешку и назвать её «Пончиковая». Основной контингент покупателей, как предполагал он — это школьники и местные, кто придёт в кафешку выпить чаю или кофе, а не пиво с водкой.

Никодим Викторович на такие перспективы только покивал головой, типа дело хорошее и стоящее. Он, кивая, не забывал класть в рот татарский чак-чак и запивать вкусняшку чайком. Чак-чак у хозяйки получался таким же замечательным, как и её пирожки. Этот продукт она уже расфасовала по невеликим коробочкам. В каждую коробочку обязательно укладывался листочек с напечатанной на нём притчей или историей. Никодим с любопытством взял один такой листочек и прочитал, что на нём написано. Ему досталось одно из наставлений Каюма Насыри: «О, сын мой, если заметишь ошибку в словах или делах кого-нибудь, не вздумай сказать об этом, ибо, даже признав твоё замечание справедливым, человек не простит тебе твоих слов. В этом я убедился на собственном опыте. Сколько раз я пытался делать людям замечания, столько же раз мне пришлось горько раскаиваться в этом». Собственно, что старик хотел — чтобы его благодарили за нытьё, ведь иначе как нытьё любое поучение людьми и воспринимается. Нет, говорить поучительно с людьми не надо, не всякий поймёт, скорее всего, сочтёт тебя занудой. Надо, наоборот, помочь людям любое глупое дело довести до абсурда, до злого хохота со всех сторон. Вот тогда недалёкий человек прочувствует деяния своих рук на собственной шкуре. Только так: только через боль и страдания хорошо доходит до людей, что они не правы. Так, что поучать — не наш метод. Наш метод, как мечтала Мамошина, лопатой по голове.

Вот только не все люди в посёлке и городе думали о пользе дела. У многих просто интеллекта не хватало приносить пользу, а у части народа всё остроено на понтах. Понты — наше всё. Увы, существовала целая толстая прослойка людей, которым хочется одного: легко и сладко жить. У такого народа понтов, как в океане воды, самомнения, как у Остапа Ибрагимовича Бендера. А амбиций, как у той птички, дерзавшей взлететь к Солнцу. Если есть амбиции, то не обязательно думать о ближнем, надо думать исключительно о себе любимом. Амбиции без таланта и смысла, наверное, самая опасная вещь в мире: они сгубили как множество дураков, так и умных людей. Может быть, правильно говорила школьная психологиня, что в любом локальном обществе существует закон «Двадцати процентов». Этот закон говорит о том, что в любом обществе 20 процентов особей приносит столько же пользы, сколько остальные восемьдесят процентов.

Впрочем, многие знать о таком законе не знали, да и плевать они хотели на все законы, как из психологии, так и из уголовного кодекса. Коля Кучерявый, житель окраины города Комаровска, давно просёк, что надо жить исключительно для себя, а уголовный кодекс писан для лохов, а не для таких умных и красивых пацанов, как он. Следуя этому незамысловатому принципу, Коля рано встал на путь криминала и обзавёлся кличкой Кучерявый и, к своим тридцати годам, поднялся на самый верх городского дна. Поднялся, как та мутная пена, что поднимается со дна, стоящей на огне кастрюли. Пену следует удалять и выбрасывать на помойку, но пока судьба Коляну благоволила, и он даже уверовал в свою безнаказанность так, что всё смелее стал ходить по краю уголовного кодекса, бравируя этим. Такая гибкая жизненная позиция позволяла Кучерявому торговать дурью. Старшие, более авторитетные товарищи, доверили ему право распространять вещества по западной окраине города, плюс Коле «отдан» посёлок Жупеево. До последнего времени бизнес развивался великолепно, но вдруг стал тормозить. На окраине города дурь распространялась весело среди жаждущего красивых приходов населения, а вот дела в Жупеево что-то стали идти туго. Пришлось Коляше снизойти до разбирательств, почему так, да и старшие товарищи стали намекать на профнепригодность Коли Кучерявого. Может Колян уже устал и ему пора на залуженный отдых, намекали старшие. Их можно понять: ведь денежный ручеёк пересыхает прямо на глазах. Сам Коля дурь местным торчкам, естественно, не толкал: для этого у него имелись специальные «пушеры», которые и толкали порошки и таблетки страждущим. Пушерам и на нарах сидеть случись облава. Сам Кучерявый в системе числился мелкооптовым торговцем, что чуть выше обычного пушера. В Жупеево такими подпольными провизорами считались Покус и Гриня Весёлый. Да вот беда — сначала Гриня Весёлый утонул на болотах, через месяц на болота зачем-то попёрся и Покус, где и он успешно утопился. Работало даже официальное следствие, которое глубокомысленно изучало распухшие и частично объеденные трупы бывших заслуженных провизоров. Но сколько труп не изучай, он не скажет, кто его убил. Намекнуть он, конечно, сможет, если следы останутся подозрительные, а вот говорить уже не сможет. Здесь некромант нужен, желательно со стажем, а таковых в Комаровске и в его округе как-то не случилось. Во всяком случае, следователи о практикующих некромантах не слышали. Оставим это упущение на совести следственных работников, ведь любой некромант, даже самый слабый, проведя соответствующий ритуал, узнал бы от трупов, что их, по своей природной вредности, пристроил в болото математик из местной школы, которого зовут Никодим. Ха-ха, это шутка, а вы поверили. Да никакой некромант такой глупости никогда не совершит, чтобы даже шёпотом обсуждать действия Никодима Викторовича, а уж выдать его властям — да упаси Высшие силы.

Кучерявый лично смотался в Жупеево, чтобы на месте разобраться со странными смертями своих работников, ну, и приглядеться к кандидатурам на их вакантное место. Раньше на примете у него имелась семейка Галуевых, особенно на папу Юру и старшего его сыночка Ваську имелись надежды: оба они перспективные кадры. Были. Но с ними произошли совсем уж странные вещи, что в живых остался только Васька, но на должность теневого провизора он совсем не тянул, так как в настоящее время пребывал в психушке и по достоверным сведениям, дела с его разумом совсем скорбные. Подвинулся Васька-то разумом конкретно.

После того, как Гриня Весёлый сгинул на болоте, склад с дурью перешёл под контроль к Покусу. Гриня жил в большой семье, но дурной, как и он сам. Семья слыла крикливой, скандальной, любящей выпить и покуролесить. Вот вкалывать они не умели, поэтому жили бедно, и Гриня числился у них за главного кормильца и поильца. Поэтому семья долго не просыхала, поминая Гриню, и сокрушалась, что теперь придётся идти горбатиться на дядю. А как же, мать его, работать, когда руки из жопы растут и года не те, и уже седина, стыдно молвить где. Эх, Гриня, Гриня, на кого ты нас, сволочь, оставил. Теперь на безрыбье и козлом замяукаешь.

Склад с дурью, после смерти Грини, Кучерявый оперативно передал на попечение проверенному кадру Покусу. Покус, в отличие от Грини Весёлого, жил один в избушке, как та Баба Яга в гордом одиночестве, если блохастого кота не считать. Сейчас у Коли Кучерявого оставался открытым вопрос, а как там поживает склад с веществами? Где в Покусовой избушке находится тайник с товаром, Колян знал. Вот только имелась загадка: полный склад, или к его содержимому приделали ноги местные жители, да могли и менты распотрошить склад. Надо как-то провентилировать этот вопрос. Но не средь бела же дня, когда поселковые шастают туда-сюда, как будто им делать нечего. Сидели бы лучше дома, да размножались, а то наркозависимые долго не живут, нужна свежая кровь, а это свежие деньги, которые не пахнут. Вернее пахнут, Колян знал это точно, потому как сам любил запах банкнот. Это запах власти и больших возможностей, ведь в этом мире всё можно купить: Колян это точно знал.