Тогда ей рассказали такую историю:

Роджер Кардиф легкомысленно, как и всегда, завоёвывал одну красавицу за другой, но однажды решил приударить за вдовой Эгертона Макферста, эферет-принцессой Шерил. Надо сказать, что её совсем ещё юный сын, герцог Пэмфрой, Томас Макферст, каким-то образом читает души свободнее, чем многие древнейшие пробуждённые или старейшие исповедники Клервинда. И Пэмфрой дал матери пару советов о том, как вести себя с Кардифом. В результате наследник Сильверхолла, Кардиф, влюбился так, что позволял крутить собой как угодно, сделал красавице Шер предложение руки и сердца, и не одно, а за период уже пережил с десяток официальных отказов. Да на глазах у всего света. На одиннадцатом отказе сломался и ушёл в монастырь. Там раскаялся во всех грехах и ожидает наречения послушником.

И, хотя Моргана и не просила, ей рассказали, что у них, у Роджера и Брайана, был с детства закадычный друг, азартный игрок, пьяница и повеса, герцог Элайн Мэйн, так тот тоже вдруг начал вести праведную жизнь и уехал в Ньон, помогать Брайану.

Спустя ещё один лунный период Моргана вспомнила об истории герцога Элайна, когда Брайан приехал к ней снова, чтобы помолиться с возложением рук на её голову. Моргана увещевала его, чтобы он оставил другу строительство Ньона и вернулся в Деферран. Брайан озвучил отказ строго и неумолимо, и тогда Моргана стала просить взять её с собой в Ньон:

– Я сильная, ты знаешь это. Мне можно поручить почти любую работу. К тому же кинжал, пулю, дротик, летящий в тебя, я остановлю своим телом, и ничего со мной не случится. Мать Элейн как-то сказала, что чем больше преданных тебе вокруг тебя, тем спокойнее бы чувствовали себя все они, включая епископов и коллегию кардиналов. А уж тем более я. Убеди отца отпустить меня с тобой. Он должен знать, что стены монастыря мне не преграда и я здесь единственно ради тебя. Чтобы никого из подвижников в Ньоне не смущать, я оденусь по самые глаза, обещаю.

Брайан долго смотрел на неё, поджав губы, но затем кивнул:

– Я обдумаю всё и поспрашиваю, может ли случится такое в принципе.

В следующий раз, когда он приехал, визит его был недолгим, но информативно насыщенным:

– Господь повелел навсегда прекратить все войны и стать с перевёртышами и людьми одним народом под властью человеческого императора. Ньон стал строиться как будущая столица. Не надо в обморок… Ваша сторона знает об этом. Верхи торгуются сейчас о самых разных мелочах, но никто не возразит, если пленный северянин, хотя бы на словах даже, согласен помогать лично в строительстве будущей столицы, – Брайан теперь ходил из угла в угол. – Я много с кем переговорил, прежде чем пришёл к тебе. Игрейна, кстати, знает, что не её Господь повелел выбрать императрицей. Императором станет другой наш заложник – Эрик Бесцейн. Есть мнение, что все мы совершаем ошибку, не говоря об этом ему самому, но также есть мнение, что стоит посмотреть на то, каким он будет императором – его я приглашу на возведение Ньона.

– Его?! Не меня?

– Тебя тоже, успокойся.

– Слава Богу!..

Брайан фыркнул в ответ на её необычное восклицание.

– Вас двоих отпустят, и вы прибудете в Ньон на свободно-принудительной основе. Если захочешь – можешь помогать. Если захочет Бесцейн – пусть тоже помогает. Хотя не его это дело… Я бы, как маркиз, даже гвоздя рабочему не подал, потому что в голову бы не пришло, да и не по рангу… аа-ах, эта святость!..

Моргана смотрела на него во все глаза:

– Как же так?

Брайан ухмыльнулся.

– А вот так.

– Ты какой-то странный святой.

– Пожалуй. Нет, я думал, что дело в моей семье, в эмпатии с Роджером. Монастырь, однако, должен был перевоспитать полностью, но что-то, что-то… Где-то я… не совсем…

– А я, кстати, тоже маркиза. И, слышала, твой друг, Элайн, не кто-то там, а герцог, тоже поехал в Ньон и ничего. А ведь тоже не по рангу…

– Это его способ очиститься. Написано же в Книге двадцатой по Танро: «Постом и молитвой, а помимо них нет упражнений, кроме трудов тяжких». Ничего… пусть очищается.

– Я слышу в твоём голосе мстительность. Ты точно святой?

– Святость – штука относительная. Складывается впечатление, что я словно сосуд, в который заливалась Божья благодать, достигла краёв и переливается. Это, мол, отметка святости, не говоря уж об остальном… Это они, – Брайан имел в виду коллегию кардиналов, – решили, что меня теперь можно звать так. Частью им это просто нравится… О! Нет-нет, не подумай плохо! Они созывали Великий Собор, чтобы определить стою ли я того, чтобы моим именем основать хоть какую часовню.

Мужчина уже некоторое время ходил по её келье, от южного окна к северной стене и обратно, и то и дело поглядывал на низкое зимнее солнце, тускло просвечивающее сквозь тонкий слой то ли тумана, то ли дыма, то ли тончайшей пелены облаков.

– Что касается Уоррена Элайна, то он был одним из тех, кто не упустил ни одного шанса поиздеваться надо мной. Даже мои младшие племянники, молодые бездельники, и те поднаторели в шутках по поводу того, чем бы мне заняться и куда пойти. Симпатичный – и девственник. Маркиз – и каменотёс. Сейчас же я вынужден помалкивать на счёт Уоррена просто потому, что уважаю его старание… – Брайан ненадолго смолк. – Не найти мне удовлетворения. А ведь прямо изнутри ест… так хочется иногда поязвить. Но это уже моё, – Моргана смотрела на него, не понимая ровным счётом ничего, и он был вынужден пояснить, – моё, не брата. Всё равно не понятно, да?

Брайан улыбнулся ласково и засобирался прочь.

– Настоятельница поможет тебе, когда наступит время, – сказал он и отбыл.

Как часто раньше случалось, Моргана ещё долго после отъезда Брайана сидела на одном месте и вспоминала про себя все его слова, улыбки, взгляды. В нём было немерено очарования, того очарования, которое помогало его брату в своё время добиваться любви первых, да и не только, красавиц Деферрана.

Мать Элейн стала готовить Моргану к отъезду всего-то через неделю, не меньше.

В сумме, Моргана провела в заключении больше года.

К концу второго дня пребывания в Ньоне Морганы и Бесцейна, Брайан ощущал, по меньшей мере, четыре вида усталости: душевную, физическую, умственную и какую-то ещё, название которой он ещё не придумал. Всё дело в том, что его друг Уоррен Мэйн, он же герцог Элайн, влюбился в Моргану, а он ей тоже очень понравился. И это несмотря даже на то, что Моргана, как и обещала, закрылась вся, от кончика носа, до кончиков пальцев. Весь день они флиртовали, не обращая на него никакого внимания и от того, ЧТО слышал Брайан, у него иной раз было желание обвенчать их немедленно или выкинуть обоих из Ньона. А ещё он никогда не слышал, чтобы кто-нибудь говорил так нежно, как эти двое, или смеялся так много и заразительно, как они же. Он то смеялся вместе с ними, то краснел каким-то их выдумкам и не смог отправить кого-то из них от себя. На данный момент Уоррен, сполна натрудившись вместе с бригадой кровельщиков, был секретарём, а Моргана стала посыльной при Брайане.

В тот вечер они втроём зашли в выстроенную на днях гостиницу, чтобы поужинать. Шумно, тесновато, но и отдельных кабинетов хватало, а самое главное, было тепло, так что друзья ужинали весело, так же празднуя очередной трудный день, но и не тревожимые никем. Моргана, ради принятия пищи, сняла с головы всю сложную систему платков и капюшонов; Уоррен забывал жевать.

– Уоррен, ты тоже решил добиться святости? – спросила вдруг Моргана у герцога Элайна. Видно было, несмотря на полуулыбку, что вопрос для неё очень и очень важен.

– Да.

– Почему? Почему именно святости? Разве не достаточно просто не грешить?

Уоррен слегка опустил голову, собираясь с мыслями. Брайан, хорошо знавший его, понял, что тот не скоро даст разъяснения.

– Это несколько наивно, разве нет? – предположила Моргана. Уоррен вскинул голову, оскорблённый в своих чувствах, но Брайан опередил его ответ: