— Так беги тогда как на четырёх ногах. Уже два часа. В половине четвёртого начнётся регистрация в Домодедово, — сказала Алтынай и откинулась на спинку скамейки. — А ехать на метро с пересадками. По-моему. Точно не знаю. Так что, на всякий случай, поедем пораньше. Иди, мы здесь подождем полчаса. Не дай, Аллах, мне опоздать. Не приеду завтра к обеду, так вся родня меня проклянёт, а муж Ермек и за волосья может оттягать. Он у меня маленько бешеный. И родственниками дорожит особенно. Вроде даже больше, чем мной. И мне это не кажется.
Майя сделала ручкой и скорым шагом удалилась в сторону павильонов.
— Это хорошо, что сегодня не холодно, — Вера Фёдоровна расстегнула на пальто верхнюю пуговицу. — И лес поэтому пахнет сосновый. Только из-за прогулки по Сокольникам сюда можно было приехать. Жаль, нет времени в Третьяковку сходить, в Кремль. А конференция мне лично ничего не дала. Банальное выступление министра. Скучные доклады преподавателей и директоров школ. Да ещё грамоты эти. Мне, честно, неловко свою даже дома показывать. За тридцать лет такой тяжкой работы — две бумажки «За высокий профессионализм». А зарплату мне за тридцать лет подняли на пятнадцать рублей. Да только ерунда это всё. Учительствовать — это мне точно назначено свыше. Это судьба. Пусть вообще нее платят — буду всё равно учить детей литературе и нашему великому, могучему.
— Ну, — согласилась Алтынай. — Так вы в две смены вкалываете. Классное руководство в двух классах. Вы за неделю, если я правильно посчитала, тридцать шесть учебных часов работаете. Больше ста сорока в месяц.
— Сто сорок четыре часа, — вздохнула Горбунова. — А с высчетами в профком и подоходного налога зарабатываю сто пятьдесят шесть рублей. Это при стаже в тридцать-то годочков. Про выслугу лет напоминала директору лет пять назад. Он сказал, что решит в «гороно». А оно как было, так и остаётся. Думают напряженно. Как будто я звание Героя труда выпрашиваю. Хотя за выслугу добавить должны бы не меньше пятидесяти. Эх, да ладно. На пенсию через три года. Муж зарабатывает в два раза больше. Машинист подъёмного крана на стройке. Дочь столько же, сколько я. Швея-мотористка на фабрике детской одежды. Живём хорошо.
— А мне не хватает, — задумчиво протянула Алтынай. — Сто десять рублей на руки дают. Хорошее платье стоит сто. Отдохнуть летом в Сочи — пятьсот накопить надо. А мне тридцать два года. Помада хорошая, дорогая, духи, тушь для ресниц, шмотки из соцстран тоже не для учителей. Муж, жадина, мне ни фига дорогого и модного не покупает. Даже на восьмое марта и день рождения только цветочки. Так мы реально разводиться собираемся. Не уживаемся никак. А три года уже женаты. Детей он не хочет, в отличие от меня. И нет из — за него, придурка, ребёнка у меня. Вот только поэтому разведусь. Женщина должна стать матерью. Природа так постановила. И я сама так думаю. Разведусь и найду путёвого, не жлоба. И чтоб тоже мечтал иметь детей. Но с приличным мужчиной познакомиться — не в халате же. Хотя многие говорят, что помада и духи с одеждой не главное.
— Душа — вот что основное, говорят разумные люди. Ну, у меня всё вроде в порядке с душой. А, честно говоря, встречают-то всё равно по одёжке. Убедилась. Мне вот и в театр выйти не в чем. Муж театр ненавидит, а я люблю. Но пойду теперь уже после развода. Сейчас при нём это невозможно. Ни на шаг не отпускает одну. Только на работу. А в театре можно будет легко познакомиться с нормальным культурным мужчиной. Но у меня всё, от туфель до выходного платья — очень неприметное. Не знаю. Может и не в этом дело. Но клеются ко мне, хоть я и с кольцом обручальным, или бабники явные, или пьющие. Может внешность у меня такая шалавистая, чёрт её возьми!?
— Ты красивая, нежная, добрая, умная, — погладила её Горбунова по плечу. — Ну, деньги, конечно, не самоцель. И воспитали нас так, что к деньгам надо относиться нейтрально. Не желать их слишком. Не в них счастье. Верно, может и не в них. Но мало получаешь и почему-то чувствуешь себя оскорблённой. Хотя я даже мужу об этом ни разу не сказала. Мы детей учим! Что может быть важнее!? Труд тяжелый. И государство делает вид, что этого не понимает. Там знают, что учителя сидячую забастовку точно не устроят и с плакатами к обкому партии не пойдут. Да…
— Я тоже учительство не брошу, — сказала Алтынай. — Можно переучиться на бухгалтера. Математику я тоже знаю не хуже географии. Денег будет куда больше. Но муж говорит, что того, сколько он зарабатывает — трём семьям хватит, чтобы жить спокойно. Делай, говорит, то, что умеешь, хоть бесплатно вообще. Вот я и делаю. Преподаю за копейки, считай. Но школу люблю и работу свою. А разведусь — хоть и в скромном платье, но найду себе настоящего мужчину, которого, полюблю. За Ермека просто так вышла, без любви. Чтобы замужем быть. Большая ведь тогда была уже. Двадцать пять лет.
Посидели минут пять молча.
— А где Майя? — Алтынай Сактанова глянула на часы. — Уже час прошел. Ехать надо в порт. Хорошо, что никакого груза с собой нет. Не надо заезжать в нашу гостиницу. Но всё равно есть смысл поторопиться. Сколько добираться до самолёта — не известно.
— Пойдём по этой дорожке, — Вера Фёдоровна поднялась. Размяла затёкшие ноги. Попрыгала слегка. — Она обратно по другой дороге не пойдёт, я думаю.
Дошли до павильонов. Все они были закрыты. Горбунова поглядела по сторонам. Нашла два указателя. Один на четвертую Лучевую просеку, другой на пятую.
— Неужели её на просеки понесло? — испуганно засмеялась Сактанова. — Так она заблудится. Точно говорю. Мы же её по пути не встретили, да и здесь пусто возле неработающих павильонов. Не волки же Майю сожрали! Пошли искать?
И они, озираясь, трусцой побежали по пятой просеке. Слева и справа от нетоптаной почти тропы свисали прикрытые тяжелым мокрым снегом ветки лип, тополей, берёз и высоких осин. Они прижимались друг к другу так плотно, что сквозь снег на стволах и ветвях дальше первых деревьев не было видно ни кустика, ни деревца.
— Да… — остановилась, задыхаясь от бега, Горбунова. — Похоже — приплыли. Потерялась в этом лесу Аркадьевна. Ку-ку!
— Зимина!!! Майя!!! — Алтынай сложила ладони рупором и кричала на все части света. Голос у неё был нежный, негромкий и тонкий. И слышала её только Вера Фёдоровна. Ну, может, ещё птица какая-нибудь, которая над головой на сучке сидит или на веточке. — Да поехали в аэропорт без неё. Не маленькая. Доберётся сама. Билет при ней. Вещи тоже. Что нам, из- за неё на рейс опаздывать? Дура эта Майя, в голове только мужики и развлечения. Ну как можно забыть и про нас, и про самолёт? Некрасиво себя ведёт, корова. Поехали, чёрт с ней!
Удивительно, но в самом любимом москвичами и туристами парке после нового года не было никого. За пару часов учительницы издали видели двух лыжников, в поту пробивающих себе лыжню, заметили троих уборщиков территории. Они толкали перед собой большие санки с высокой фанерной коробкой и лопатами да мётлами собирали в этот ящик всё, что гулявший в ночь на Новый год народ бросал или терял. На снегу извивались змеями куски разноцветного серпантина, валялись пробки от бутылок, бутылки, которые уборщики аккуратно складывали отдельно в холщовый мешок, закинутый на петлях за спину самому молодому. Блестели обёртки от конфет, серебристые бумажки, в какие заворачивают шоколадки, даже пуговиц на снегу осталось столько, будто граждане отдыхали душой и ликовали, таская друг друга за пальто и шубы.
Гуляющих просто так, бесцельно, ради самого гуляния и вдыхания целебного хвойного аромата, не было вообще. Только в конце просеки слились в долгосрочном поцелуе влюблённые, одетые по-весеннему в лёгкие курточки и лыжные шапочки с кисточками наверху.
— Не, так не пойдёт. Не найдём мы её, — остановилась Вера Фёдоровна. — Вон переход на четвёртую просеку. Но она тоже приведет к пруду, где Майе делать нечего. Надо спросить уборщиков. Может они её видели.
Мужики в телогрейках хорошо заправились винцом в своём домике, где держат веники, лопаты, тележки, санки, молотки и пилы. Им было тепло и интересно работать. Потому, что кроме пуговиц граждане, празднуя «новый» бурно и размашисто, теряли не только монеты, но и рубли бумажные, трёшки и розовые десятирублёвые денежные знаки. То есть полезная для жизни работа была у дворников после массовых праздников. Они почесали затылки, повспоминали, после чего в один голос доложили, что такую даму они не встречали.
