Придя в себя от изумления, я поднялся и направился к этому сугробу. Зверька не было видно, и я подумал, что все это мне померещилось. Взял в руки бутылку с грушевым соком, сначала понюхал содержимое, а потом, когда удостоверился, что это на самом деле грушевый сок, но уже прокисший, стал думать, вылить его сейчас, или сначала пойти переодеться. Когда уже решил, что надо сначала одеться потеплее, из сугроба опять появился зверек, перепоясанный ремнем, с сумкой. Только на ремне у него висел какой-то длинный серебристый предмет, а на шее находились наушники, которые он немедленно одел и подошел ко мне поближе.
В моем мозгу зазвенели слова, которые мне не принадлежали – это пытался со мной пообщаться зверек с ремнем и наушниками. Я потряс головой от звона, но через секунду он закончился, раздались слова, которые я понял. В двух словах это мохнатое чудо объяснило мне, что оно прилетело ко мне в огород с другой планеты за горючим для своего летательного аппарата, так в путешествии по нашей галактике при столкновении с метеоритами из его звездолета вытекло горючее. Он долго искал, где его найти на нашей планете, и наконец, ему улыбнулась удача: он нашел то, что искал – в моем огороде. Сок, который стоял в бутылках вдоль фундамента и был таким горючим, только ему надо его сначала подготовить – убрать из него вредные примеси и добавить катализатор.
Прослушав эту невероятную речь в моих мозгах, я спросил, что за звездолет и где он сейчас. Но он, видимо не понял, и снова полез в сугроб. Через несколько секунд он вылез обратно, протянул мне наушники, и в моей голове прозвенела просьба, чтобы я их одел. Сначала я их осмотрел со всех сторон, но потом надел и сразу спросил, что это. Мохнатый зверек понял вопрос и ответил, что это переводчик. А потом вернулся к грушевому соку – попросил отдать его весь, за небольшую плату, и согласился показать свой звездолет.
Мне не жалко было этого испортившего сока – все равно я бы его вылил. А тут мне предлагали его купить, причем весь. Это была невероятная удача, и я сразу согласился. Мохнатый покупатель звездного горючего обрадовался, нырнул в сугроб и через несколько секунд из белого снежного плена, стряхивая с себя сосульки, показался небольшой, метра три длиной, космический корабль. Он парил в воздухе несколько секунд, а потом опустился в сугроб и там застыл, как кусок льда.
Он и в самом деле напоминал лед – но очертания его корпуса были похожи на длинный сплюснутый шар, или эллипсоид. Мохнатый пилот этого красивого космического корабля вновь вылез из сугроба и протянул мне небольшую металлическую коробочку и цепочку с мерцающим кулоном малинового цвета – это была плата за звездную солярку для его космического корабля. Потом попросил меня удалиться подальше от сугроба, так как процесс очистки горючего был опасным для моего здоровья. После заправки он сразу же собрался улететь и поблагодарил меня заранее за помощь. Я отошел метров на двадцать к калитке и оттуда стал наблюдать за действиями инопланетянина.
Все происходило очень быстро – сначала из сугроба вылетел космический корабль, опустился рядом с бутылками грушевого сока, из него выбрался мохнатый пилот, волоча за собой шланг. Он засовывал его во все бутылки с соком, и все содержимое исчезало прямо на глазах. Одновременно из корпуса корабля полилась ярко-красная жидкость, и весь снег около моей теплицы стал красным – это, по-видимому, были отходы от химической реакции, которая с грушевым соком происходила в корабле.
Через минуту все было кончено – все бутылки, в которых было около ста литров грушевого сока, оказались пустыми. Мохнатый пилот помахал мне рукой, залез в корабль и он стал подниматься – сначала очень медленно, потом побыстрее, и наконец, на высоте двух метром просто растворился в воздухе.
Я снял наушники, подошел к ярко-красному сугробу, посмотрел на опустевшие бутылки и отправился на кухню – мне надо было выпить что-нибудь горячее, посмотреть на внеземные подарки и научиться ими пользоваться. Особенно меня обрадовало то обстоятельство, что мохнатый пилот оставил мне переводчик – значит, когда он будет путешествовать по звездным мирам, снова залетит ко мне на заправку.
Катер
Уральское лето, особенно в июле, это замечательная пора. На улице стояла жара: больше тридцати градусов по Цельсию, а солнце грело так, как будто ему осталось несколько последних дней погреть землю. В такую погоду можно было только отдыхать поближе к воде, или залезть в холодильник с хранящим там холодным яблочным компотом. В холодильник залезть мне не удавалось,– он был для меня слишком маленьким. В огороде и дома было так жарко, что оставаться дома было невыносимо. Оставалось только найти место, где можно было переждать жару. Раньше таким местом служил чулан, или подвальный этаж дома. Но сейчас в чулане тоже было жарко, а подвале слишком холодно и сыро.
Единственным подходящим местом для отдыха был пруд, в котором было много воды, тени на пляжах от многочисленных тополей и ветерок. Там такая жаркая погода переносилась легко. Кроме того, на пруду всегда было чем заняться: рыбалка, купание или плавание на лодке.
Захватив с собою еды и свежих зеленых яблок, я с ключами от лодки направился на лодочную станцию, где в одной гавани стояла отцовская плоскодонка. Весной мы ее с отцом просмолили, покрасили и она была готова к плаванию.
Лодка стояла на своем месте – в гавани, прикованная к пирсу железной цепью с большим замком. Гавань немного обмелела и была покрыта озерной травой, почти как лужайка в лесу. Я отпер замок, достал весла, вставил их в уключины и уселся на горячую скамейку. Медленно, чтобы не задеть лодки, ошвартованные к многочисленным маленьким пирсам, греб веслами сначала по своей гавани, потом проплыл под маленькими мостиками и подплыл к избушке, где находился сторож. Там, на проходной, была такая доска, на которую надо было повесить бирку от лодки. Потом, в конце дня, когда ставил лодку на место, я проходил через избушку, проходную и забирал бирку – до следующего плавания.
Наконец, когда я выплыл со станции, солнце уже загнало всех рыболовов и любителей позагорать в тень, или в воду. Стоял полный штиль, и вода выглядела как кусок стекла – на поверхности не было ни ряби, ни волны. Проплыв пару сотен метров вдоль берега, я завернул за мыс с гранитными глыбами и взял курс на еле видневшиеся в мареве тополя Гамаюна. Лодка плыла быстро, и когда я проплывал Малую Лавду, то подумал, почему мне не поплавать сегодня по ней. Там, в болоте, были многочисленные узкие протоки, по ним было интересно плавать на лодке, рассматривать многочисленные заводи и омуты с лилиями и кувшинками, ловить окуней, когда на пруду был ветер и большие волны мешали разглядеть поклевку рыбы.
Я повернул лодку и направил в ее единственный проход в протоки, которые дальше расползались по всему большому болоту. По ним я плавал на лодке не один раз, но не запоминал, какая протока куда ведет – это было бесполезно, так как старые зарастали, а когда дул сильный ветер и отрывал от болота куски, образовывались новые протоки. Запомнить, куда они ведут было трудным делом, но зато всегда можно было узнать, где лодка находиться – в округе, на расстоянии километра были ориентиры, и заблудиться в этом краю проток было невозможным.
Лодка плыла среди камышей по узкой протоке уже больше часа – мне было интересно узнать, можно ли по ней подплыть к острову, на котором я купался летом. Обычно я проходил к своему излюбленному месту для купания по болоту, или высаживался у берега пруда, рядом с этим островком. Хотя протоки были узкими, но достаточно глубокими – все зависело от подводного рельефа: под этими протоками и болотом были горки, их склоны и межгорные долины.
Протока стала очень узкой, я снял одно весло, а второе вытащил из уключины и стал им толкаться от болотистого берега. Впереди показалось небольшое озеро, в которое я медленно вплыл. Тут был рай для окуней и всякой рыбной мелочи, которая плавала в прозрачной воде между кувшинками и лилиями. Лодка медленно плыла по озеру, в глубине омута я заметил что-то странное – темная тень какого-то длинного предмета. Когда лодка проплывала по инерции над ним, я свесился за борт и стал его разглядывать. Вскоре мне стало ясно, что это был какой-то затопленный катер, метров десять длиной. Он был весь ржавый, а в небольшой без стекол рубке был виден штурвал.