– Сколько у вас народу? – поинтересовался Бонд.
– Двадцать человек: десять корейцев и десять немцев. Все очень квалифицированные. В этом здании делается многое. – Голдфингер положил руки на стол. – Так, теперь о ваших обязанностях. Мисс Мастертон, вы будете записывать все важные моменты, все, что может потребовать моего внимания. Не обращайте внимания на споры и пререкания. Ясно?
Бонд обрадовался, что Тилли Мастертон перестала глупить и выглядела очень по-деловому. Она кивнула.
– Конечно.
– Мистер Бонд, меня будет интересовать ваше впечатление о выступлениях. Я многое знаю об этих людях. На своих территориях они лидеры. Они пришли сюда, потому что я их купил. Им ничего обо мне неизвестно, поэтому необходимо их убедить, что я знаю что говорю и что под моим руководством операция пройдет успешно. Остальное довершит их алчность. Но, возможно, кто-нибудь захочет выйти из игры, и это скорее всего проявится. На этот случай мною предусмотрены специальные меры. Но они не очень надежны. Во время переговоров вы будете помечать в вашем списке плюсами и минусами фамилии тех, кто, по вашему мнению, поддерживает или не поддерживает мою идею. Мне будут видны ваши пометки, и ваше мнение будет учтено. И помните, мистер Бонд, что, если кто-нибудь из них предаст или выйдет из игры, мы все можем быстро оказаться на всю оставшуюся жизнь за решеткой.
– Кто эта Пусси Галоре из Гарлема?
– Это единственная женщина в Америке – предводитель банды. Это женская банда, а мне для операции потребуются женщины. Она очень толковая. В свое время была акробаткой, работала на трапеции вместе со своей труппой, которая называлась «Пусси Галоре и ее акробакошки», – Голдфингер даже не улыбнулся. – Поскольку дела шли плохо, она сделала из них взломщиц, точнее форточниц. Труппа очень быстро выросла в гангстерскую банду. Это лесбийская организация, называющаяся теперь «Бетономешалки». Их уважают даже крупные американские группировки. Выдающаяся женщина.
Из-под стола раздался тихий звонок. Голдфингер выпрямился. Дверь резко распахнулась, и в помещение вошли пятеро мужчин. Голдфингер поднялся и поприветствовал их кивком головы.
– Меня зовут Голд. Рассаживайтесь, пожалуйста.
Мужчины тихо подошли к столу и сели. Пять пар глаз холодно и внимательно смотрели на Голдфингера. Голдфингер сел и спокойно начал:
– Джентльмены, в этих упаковках перед вами лежат золотые слитки стоимостью пятнадцать тысяч долларов каждый. Также перед вами лежит повестка дня, где все указано. Может быть, пока не подошла мисс Галоре, я представлю вас своим секретарям – мистеру Бонду и мисс Мастертон? Никаких записей вестись не будет, кроме замечаний, которые вы сделаете по деталям операции. Здесь нет микрофонов. Теперь, мистер Бонд, справа от вас сидит Джейд Миднайт из «Теневого синдиката», действующего в Майами и Гаване.
Мистер Миднайт был крупным жизнерадостным человеком с улыбчивым лицом, но медленными осторожными глазами. Одет в светло-голубой летний костюм и белую шелковую рубашку, вышитую зелеными нитками. Большие золотые часы у него на руке весили не меньше полфунта.
Он улыбнулся Бонду и произнес:
– Привет.
– Затем идет мистер Билли Ринг, главарь знаменитой чикагской «Машины».
Бонд подумал, что за всю жизнь не видел никого, кто бы меньше соответствовал имени Билли. Лицо этого человека было кошмарным, и его владелец, зная об этом, наблюдал за реакцией Бонда. Это было бледное грушевидное младенческое лицо с розовой кожей и небольшой мягкой Щетиной цвета соломы. Глаза, которые по идее должны были быть светло-голубыми, на самом деле были темно-карими. Белки глаз подчеркивали черноту зрачка и придавали гипнотическое свойство тяжелому умному взгляду, который не смягчал даже нервный тик правого века, дергающегося в такт пульсу. Когда-то в начале карьеры Ринга кто-то разрезал ему нижнюю губу (возможно, он слишком много болтал), и теперь на его лице играла вечная фальшивая улыбка, похожая на ту, которую вырезают в тыкве на праздник Хэллоуин. Ему было около сорока. Бонд расценил его как безжалостного убийцу.
Бонд доброжелательно улыбнулся тяжелому взгляду мистера Ринга и перенес внимание на человека, которого Голдфингер представил как Хельмута Спрингера из детройтской «Пурпурной банды».
У мистера Спрингера был остекленевший взгляд, какой бывает либо у очень богатых людей, либо у покойников. Глаза мельком скользнули по Бонду, и взгляд снова устремился внутрь. Все остальное в мистере Спрингере полностью соответствовало облику «элегантного мужчины», одетого с иголочки. Он производил впечатление человека, который обнаружил, что попал не туда: обладатель билета первого класса, оказавшийся в купе третьего класса, или человек из дворца, по ошибке посаженный в яму.
Мистер Миднайт, прикрыв рот рукой, тихо шепнул Бонду:
– Не обманывайтесь насчет Герцога. Он, конечно, одет, как князь, и дочка его учится в фешенебельном заведении, но на деньги, полученные вымогательством.
Бонд благодарно кивнул.
– Мистер Соло из Сицилианского союза.
У мистера Соло была темная толстая физиономия, отмеченная печатью множества пороков и грехов. Он блеснул на Бонда сильными стеклами очков и снова занялся своими ногтями, которые обрабатывал перочинным ножом. Это был крупный, коренастый мужчина, наполовину боксер, наполовину метрдотель, и угадать, что у него на уме и чем он занимается, было совершенно невозможно. Однако у американской мафии был только один главарь, и поскольку мистер Соло занимал это место, то он получил его либо силой, либо хитростью, подумал Бонд. И удерживал его с помощью силы и устрашения.
Мистер Джек Стрэп из «Паутины» обладал неким шармом завсегдатая казино. Ему было около пятидесяти. Одежда на нем была крикливой и дорогой. Стрэп докуривал сигару. Он курил ее так, будто жевал, время от времени тихонько стряхивая пепел на ковер. За этим скрывалось сильное напряжение. Казалось, он знает, что его глаза могут испугать, и, не желая пугать Бонда, он придал им некий шарм, слегка сощурив уголки.
Дверь снова открылась, и в комнату вошла женщина в костюме мужского покроя и высоких сапогах. Она медленно подошла к столу и остановилась возле пустого кресла. Голдфингер встал. Она внимательно посмотрела на него, обежала глазами остальных и, произнеся усталое «привет», обращенное ко всем сразу, села.
– Привет, Пусси, – сказал Стрэп, и все остальные, кроме Спрингера, который едва кивнул, разразились приветствиями.
– Добрый день, мисс Галоре. Мы только что покончили с формальностями. Повестка дня лежит перед вами вместе с золотым слитком в пятнадцать тысяч долларов. Я прошу вас принять его как компенсацию за нарушение ваших планов, вызванное этим совещанием.
Мисс Галоре открыла свой пакет и взвесила на руке блестящий желтый кирпичик.
– Весь целиком? – недоверчиво спросила она Голдфингера.
– Весь целиком.
Мисс Галоре встретилась с ним взглядом.
– Извините за вопрос.
Бонду она понравилась. Он чувствовал тот сексуальный вызов, который представляют из себя для мужчин красивые лесбиянки. Его развлекло ее поведение, недвусмысленно говорящее Голдфингеру и остальным: «Все мужчины – ублюдки и сволочи. Не пытайтесь пробовать на мне всякие ваши мужские штучки. Мне это до лампочки. Я в другой команде». Бонд прикинул, что ей немного за тридцать. Лицо ее было чуть скуластым, с красивой линией подбородка. Глаза того редкого фиолетового цвета, который называют фиалковым, открыто смотрели на мир из-под черных бровей. Волосы, такие же черные, как у Тилли Мастертон, подстрижены ежиком. Бонд подумал, что она великолепна, и, похоже, то же думала и Тилли Мастертон, которая смотрела на мисс Галоре влюбленными глазами. С Тилли Мастертон все было ясно.
– Теперь я должен представиться, – сказал Голдфингер, – мое имя не Голд. Путем различных махинаций, в основном незаконных, я за двадцать лет собрал значительный капитал. Сейчас он составляет порядка шестидесяти миллионов долларов (вокруг стола пробежал уважительный шумок). В основном моя деятельность связана с Европой, но, возможно, вам будет интересно узнать, что я основал «Голден поппи дистрибьюторс», сеть магазином, работающих в Гонконге. (Мистер Стрэп тихонько присвистнул.) «Хэппи лэндинг трэвел эйдженси», туристическое агентство, услугами которого вы наверняка пользовались в экстренных случаях, также было создано мной и мне же принадлежало, пока я его не распустил. (Мистер Хельмут Спрингер вставил в свой рыбий глаз монокль, чтобы получше рассмотреть Голдфингера.) Я упомянул эти небольшие концерны только для того, чтобы показать вам, что, хотя вы меня и не знаете, я часто в прошлом действовал вам на пользу. ("Кто бы мог подумать! – пробормотал Джед Миднайт с чем-то похожим на благоговение в голосе.) Таким образом, джентльмены и... э... мадам, я узнал о вас и смог вас пригласить сегодня сюда, вас, являющихся, как я выяснил на собственном опыте, сливками преступного мира Америки.
