Впрочем, «Мемуары» особого успеха не имели. Еще одно фиаско потерпела книга Wesen und Werdegang des italianischer Faschismus («Функция и жизнь итальянского фашизма»), опубликованная издательством Hesse e C. в Вене и Лейпциге. Журналист Джованни Бацци, швейцарский доноситель номер 290, сообщает, что книга написана «этим цветочком по имени… Анжелика Балабанова», и «невозможно описать, насколько она неприятна на вид» и выставлена в витринах некоторых книжных магазинов в Лугано. «Думаю, что единственный проданный экземпляр купил Луиджи Фонти!» – сообщает Бацци, известный конфиденциальным службам под псевдонимом Ардженти.

Эти стервятники не испытывают жалости к боли, страданиям и отчаянию своих жертв. Они бесконечно презирают своих «товарищей», а если речь идет о женщинах, даже в высших эшелонах Министерства внутренних дел не скупятся на вульгарные комментарии.

Ди Стефано возмущен активностью Балабановой, которая ездит по всей Европе, нелицеприятно высказываясь о Муссолини: «Эта старая сука вечно куда-то ездит»^[258]. Но с каждым месяцем энергии у Анжелики становится меньше. У нее нервное истощение, оно изматывало ее годами.

Муссолини прочно стоит у власти и постепенно добивается уважения во всем мире, им восхищаются. Всеми любимая Германия распахивает двери нацизму. Во Франции постепенно отказываются от идей антифашизма. Европа дает крен вправо, а русский медведь с лицом Сталина уничтожает одного за другим старых большевиков. ИСП Анжелики теряет силы, казна газеты иссякает, ее личные финансовые дела хуже некуда. В Париже она задыхается, ей хочется уехать в Америку. Она несколько раз пытается, но ее отъезд постоянно откладывается.

На том, чтобы Балабанова покинула Европу, настаивает Гольдман, ей кажется, что ее русская подруга могла бы читать в Америке платные лекции и заниматься поэзией. В письме из Сен-Тропе канадская анархистка предлагает Анжелике связаться с Генри Альсбергом, ее нью-йоркским другом, который наверняка организует ей турне по городам Соединенных Штатов. Альсберг восторженно пишет о Балабановой в нескольких газетах: «Она – соль земли, поистине великая и прекрасная душа»^[259].

А между тем Анжелика – отчаявшаяся женщина, раздавленная последними событиями, одинокая, без близких друзей и детей. Но в то же время это человек, которого совершенно не интересуют власть, успех, деньги. «Твоя проблема в том, что у тебя совершенно нет практической сноровки, ты отдаешь все, что имеешь, другим», – пишет ей Эмма, называя подругу человеком, которому не место в этом мире. Поэтому советует: «Тебе бы надо найти менеджера в Америке. Я пытаюсь создать фонды в Америке, где ты, несомненно, будешь иметь успех. Но пока у меня нет этих денег»^[260]. В ответ Балабанова прежде всего извиняется за свой ужасный и непонятный почерк, на который жалуется Гольдман. Она пишет из Вены, что ездит с конференциями по Австрии и Германии. «Мне стыдно за тот успех, который имею: он обусловлен страданиями и голодом немецких рабочих. Мне было бы стыдно есть в присутствии тех, кому не на что жить»^[261]. Она говорит, что ненавидит Париж, не столько сам город, сколько то, чем он стал для нее в политическом и человеческом плане: тюрьмой, удушающей средой. Ей хочется отстраниться от бесконечных бессмысленных дискуссий, которые ведут язвительные товарищи. А пока она полагается на людей, которые на самом деле просто чудовища.

Алессандро Консани – самый утонченный и коварный двойной агент. В 1927 году он попал в тюрьму за подрывную деятельность и выторговал себе освобождение в обмен на сотрудничество. Он внедрился в антифашистские группы на севере Италии. После этой стажировки в 1929 году он эмигрировал во Францию с очень конкретной задачей: предотвратить объединение политэмигрантов и вызвать раскол внутри ИСП. У Алессандро быстрая речь, он приятный рассказчик, умелый организатор, специалист по сеянию раздора. Вместе с Джорджо Сальви он спорит с Ненни, борющимся за объединение социалистов. Консани хорошо платят за его миссию – возмущать спокойствие, натравливать одних на других, подрывать моральный дух и терпение товарищей.

Когда он приезжает в Париж, Балабанова берет его под свое крыло, открывает перед ним двери редакции Avanti! прокладывает ему дорогу в руководство партии, назначает его ответственным за молодежное движение. Он разу же вызывает антипатию коммунистов, так как становится их непримиримым обвинителем. Большинство товарищей голодает, зато он живет на широкую ногу. Покупает ресторан Studio Bar в Латинском квартале, а затем переезжает в Марсель торговать продуктами питания. На вопросы о финансовом благополучии он отвечает, что зарабатывает на продаже мехов. Анжелика защищает его с открытым забралом и настолько доверяет ему, что посылает тайно в Италию, чтобы он рассказал товарищам, что происходит во Франции среди социалистов-политэмигрантов. Он отправляется защищать интересы максималистов, злобно нападает на Ненни, выступает против коммунистов, перевозит корреспонденцию, обменивается книгами, документами и информацией о партийной сети, которая еще сохранилась. Консани совершает несколько поездок в Рим, Турин, Милан, Флоренцию и Падую. Вернувшись во Францию, он готовит два отчета: один для партийного руководства, другой для главы Политической полиции Артуро Боккини.

Его подруга, Анна Федриголи (псевдоним Атель) также отправляется с миссией в Италию за счет максималистов. В 1934 году она совершает две поездки: привозит пропагандистские материалы, входит в доверие у товарищей в Ломбардии, Венето, Лацио и Тоскане, имея документы, подписанные ничего не подозревающей Балабановой. Анна и Алессандро точны, пунктуальны, надежны: их отчеты для Рима изобилуют именами, фамилиями, адресами, в них полностью приведены разговоры. Последствия для партии и людей, которых это касается, катастрофичны: во всех итальянских городах начинаются аресты и обыски; целые группы выведены из строя. Из года в год Муссолини наблюдает за движением социал-максималистов. Даже администратор редакции Avanti! Джузеппе Андрич – его человек. Ноэми Генинацци под псевдонимом Мона работает секретарем Балабановой^[262].

Балабанова – близкий друг семьи Консани. Она всегда внимательна к детям, Лорес и Гольярдо: она пишет им стихи, чтобы, «когда они вырастут, у них осталась память об Анжелике». Она становится настоящей тетей для этих детей, будто она старшая сестра этого беспринципного шпиона. В одном из писем она называет Консани братом: «Пишу тебе письмо как брату, я прошу тебя никому не говорить о содержании этого письма и уничтожить его, как только вы с Анной его прочтете»^[263]. Это письмо попадает в Министерство внутренних дел, к нему приложен вопрос Консани: «Вы заинтересованы в покупке писем Ленина к Балабановой?» Рим отвечает отрицательно, без объяснения причин.

В период с 1931 по 1935 год Анжелика все больше предоставлена себе самой и часто уезжает из Парижа в поисках менее дорогих мест. Она очень бедна. Она хочет убежать от этого кошмара, которым стали итальянские политэмигранты. Она по-прежнему мечтает об Америке. Консани пишет в Рим: «Должен ли я быть против ее отъезда? Отвечайте немедленно, так как, имея на нее сильное влияние, я сумею убедить ее в том, чего хотите вы». Обратной почтой «дражайшему» номеру 51 дан ответ: «Нежелательно поддерживать идею товарища Анжелики о поездке в Соединенные Штаты»^[264].

Американские доллары на выезд так и не получены, но все равно она больше не хочет оставаться в Париже.

Анжелика надолго отправляется на юг Франции, потом едет навестить друзей в Германии и Австрии. Одного из них зовут Хельмут Хюттер. Он журналист-социалист, живет в Вене, в 1932 году он принимает Анжелику на несколько недель. С ним, человеком мягким и доброжелательным, она делится своими несчастьями, особенно жалуется на сплетни о ее любовных похождениях, которые то и дело появляются в некоторых газетах. Гельмут выслушивает ее, утешает, а затем пишет:

Она с негодованием говорила о появившихся в антифашистской литературе намеках на отношения, которые будто бы были у нее с Муссолини. Она настолько искренна, что признала бы их, будь это правдой. Она считает, что эти люди не способны объяснить политическое отношение женщины к Муссолини и фашизму иначе, чем разочарованием в личных отношениях, которых никогда и не было. На этот раз она полностью открылась мне, признавшись, что ей нужно решить проблему с деньгами, иначе у нее не останется другого выбора, кроме как покончить с собой^[265].