– Обо мне? – удивилась Лиза.

– Да, милая. О тебе. Но об этом как-нибудь в другой раз. Устал я. Да и тебе что тут со стариком полуночничать. У тебя работа.

– Хорошо, Алексей Петрович. Вы отдыхайте. Продолжите в другой раз.

– Ну Ну и́за, – снова пробормотал Папа́ и повернулся на другой бок.

***

Следующие несколько вечеров Алексей Петрович не возвращался к рассказам о бирманской принцессе. Провалы в памяти участились. Порою он даже начал забывать своё имя. Оживал только тогда, когда Лиза выходила дежурить в свою смену. Анализы показывали, что болезнь прогрессирует. Развилась к тому же и сердечная недостаточность, которая мешала назначению необходимых лекарств – все они так или иначе сказывались на работе сердца.

Володю всё-таки перевели из женского отделения. К счастью для Лизы, не ей в напарники. Но к несчастью для Алексея Петровича, под его варварскую опеку.

Когда бывали банные дни, то все женщины приходили мыться в мужскую половину, потому что у них в душевой шёл ремонт. В такие дни Володя был сама доброта, аж слюни текли. Загоняя в душ женщин, словно это была отара овец, он и сам проводил с ними всё время, отведённое им для гигиены. Отгонял перевозбуждённых солдатиков, следил, чтобы женщины не подрались из-за куска мыла, сбривал им безопасным станком лишние волосы, если те об этом просили. Доверить им бритву, само собой, считалось недопустимым. Было непонятно, почему Володе доверяют такую миссию. Однако дело обстояло именно так. В обычные же дни Володя, как обычно, был со всеми жесток. Клизма, торчавшая из его кармана, говорила сама за себя. Даже Папа́ старался в такие дни не докучать своими историями про магазин. Но, как на зло, Алексей Петрович начал мочиться в кровать. И всё внимание Володи переключилось теперь на него.

Лиза жаловалась главврачу, обращая его внимание на бесчинства по отношению к её пациенту. Но тот только разводил руками и говорил, чтобы она искала точки соприкосновения со своим коллегой. Да какие ещё точки! Лиза готова была выцарапать этому извращенцу глаза. И Володя после нескольких разговоров с ней, кажется, уловил её решительный настрой – и пыл свой умерил. Было странно для Лизы обнаружить под непрошибаемой оболочкой этого мужлана позорную трусость. Володя оказался на поверку совершеннейшей тряпкой. Это почувствовали даже больные и стали давать отпор. А однажды ночью скрутили его в туалете в тот момент, когда он измывался над Вовой Зиборовым, и провернули операцию «Клизма» под предводительством художника и под радостные восклицания Папа́. И с той ночи Володя в их отделении больше не появлялся. А Папа́ перевели на какое-то время в палату для буйных.

Алексей Петрович снова стал приходить в сознание. Но рассказы его делались всё короче, а к теме Ну Ну он так больше и не вернулся. Лиза, чтобы хоть как-то его взбодрить, заказала ему в подарок необычную записную книжку. Это была самая настоящая книга на триста страниц, с красивой обложкой, на которой были нарисованы джунгли и имелась надпись «Последняя экспедиция». Только страницы были пусты. Лиза надеялась, что Алексей Петрович собственноручно сможет их теперь заполнять. Он обрадовался такому вниманию Лизы. Вооружившись ручкой, по полдня корпел над своими записями. Даже художника привлёк для оформления книги. Тот читал истории и снабжал их великолепными рисунками. Писатель Евгений, сосед художника по палате, тоже увлёкся книгой. Поначалу злился на что-то, сидел суровый и молчаливый, перестав мучить своей собственной писаниной салфетки. Потом всё же оттаял. Но писать так и не продолжил, смирившись, судя по всему, с тем, что рассказы Алексея Петровича куда интереснее его графоманских виршей. Да и художник перестал колотить по ночам шкафы, и «висельник» больше не прикручивал по пятым числам к спинке кровати свои кальсоны. Обе палаты словно обуяла атмосфера творчества.

Так продолжалось около двух месяцев. Алексей Петрович не позволял Лизе читать. Она единственная не знала, о чём он пишет. Но Алексей Петрович пообещал, что, как только закончит, обязательно подарит ей эту книгу. И даже целиком посвятит ей.

Однако самочувствие старика становилось с каждой неделей всё хуже. По ночам стали случаться сердечные приступы. Анализы показывали ясно – жить ему оставалось считанные дни. Он больше не рассказывал по вечерам историй. Лежал молча, уставившись в потолок. Лиза сидела рядом с ним, держала за руку до тех пор, пока тот не засыпал. Папа́, вернувшийся из ссылки на своё прежнее место, тоже наблюдал за всей этой картиной молча, разглядывая Лизу по-детски добрыми светло-серыми глазами.

Однажды утром, – случилось это уже в конце февраля, когда начал подтаивать снег, обнажая бледную зелень прошлогодней травы, – к ней, слегка задремавшей под жёлтым бра, подошёл рано проснувшийся Алексей Петрович.

– Вот, – тихо сказал он, положив перед девушкой свою книгу. – Я закончил. Теперь, Лизочка, ты можешь прочитать. Дочитай до конца. В последней главе ты узнаешь очень много важного. Для меня. И, возможно, для себя тоже.

– Хорошо, Алексей Петрович. Вы рано встали. Как вы себя чувствуете?

– Теперь хорошо, Лиза. Теперь хорошо. Благодаря тебе. – Он жестом показал, чтобы Лиза не возражала. – Ты сама поймёшь, когда прочитаешь всё до конца.

И Лиза не стала ему возражать.

Дома она прочитала первые сто страниц. Какие-то из историй она слышала от Алексея Петровича, но какие-то оказались новыми. Прекрасные рисунки художника радовали глаз. Животные, нарисованные по описанию старика, выглядели почти сказочными. Пейзажи дикой тайги. Люди у костра, поющие под гитару. В этой компании Лиза без труда узнала Алексея Петровича. Художник изобразил его молодым, но основные черты внешности сумел подчеркнуть так, что не узнать его было невозможно. Какие же талантливые люди всё это время окружали её!

С намерением высказать своё восхищение и художнику, и самому Алексею Петровичу, Лиза и вышла на следующую свою смену. Но её желанию не суждено было осуществиться. На работе её ждала весть о том, что сегодня, в 16:30, Алексей Петрович скончался. Сердце его остановилось…

Дети Алексея Петровича, за крайние два месяца ни разу его не посетившие, приехали за телом на следующий день. Лиза знала, что последнее время перед тем, как совершенно забыть о своём отце, они с ним сильно ругались, разговаривая в зале для посетителей. Что-то требовали от него. Нужно было то ли подписать какие-то бумаги, то ли сказать, где эти бумаги находятся. Алексей Петрович на ругань и истерики никак не реагировал – просто молчал, опустив в пол глаза. Видимо, так и не добившись от него никаких результатов, брат с сестрой исчезли. Однако деньги на счёт Лизы исправно продолжали перечислять. Она не сняла с накопленной суммы ни копейки, надеясь однажды вернуть всё обратно.

Чуть позже она узнала, что хоронить Алексея Петровича увезли в Липецк, где проживала вся немногочисленная его родня. И хотя девушку на похороны никто не приглашал, всё же она посчитала своим долгом проводить в последний путь человека, посвятившего ей целую книгу. Он стал ей почти родным за это недолгое время. На кафедре психиатрии их учили ни в коем случае не привязываться к своим пациентам, иначе можно в конце концов свихнуться от бесконечных потерь. И Лиза только теперь со всей силой почувствовала это на своей шкуре. Но поделать с собой ничего не могла. Она взяла положенный ей уже давно отпуск, купила билет до Липецка и в полночь двадцать четвёртого февраля села в поезд.

***

День выдался ясным. Не по-весеннему горячее солнце беспощадно топило расползшийся по дорогам снег, а тёплый ветер подсушивал рыхлую землю, в которой вязли острые каблуки Лизы. Выбор гардероба на такой случай у Лизы оказался невелик – вышло и не по погоде и не совсем по настроению. Несмотря на печальный повод, мысли её блуждали вокруг ещё живого Алексея Петровича. Прожить ещё несколько лет в их богоугодном заведении было бы слишком жестоко для старика. Конечно, он мог бы ещё радовать сказочными историями и девушку, и своих соседей по несчастью, но всё это не настоящая жизнь, а только болезненное хватание за прошлое, которое к тому же и угасало с каждой неделей и больше становилось похожим на едва различимые тени. Наверное, Алексей Петрович и сам это понимал и потому уходил из жизни осознанно и с достоинством, успев подвести правильные итоги.