На других членов парламента самое сильное впечатление производило то, что «хулиганы» образовали нечто вроде «суперклуба.
Обычно группа собиралась в четверг вечером в гостиной у Хью Сесила, но случалось, что они отправлялись на уик-энды в Бленхейм или какой-то другой аристократический замок. Консуэло, графиня Мальборо, описывала эти «хулиганские ужины» в Бленхейме, которые затягивались до глубокой ночи из-за увлекательных выступлений Уинстона. «Хулиганам»» также нравилось бросать вызов наиболее реакционно настроенным представителям аристократии, и она была не прочь понаблюдать, как молодые «хулиганы» сотрясают кресла, в которых восседают члены партии тори. Чтобы заявить о своей политической независимости, молодые «хулиганы» несколько раз встречались с прежним либеральным Премьер – министром лордом Роузбери, иногда проводя уикенды в его загородных домах в Суррее и Бакингемшире.
Что касается Хью Сесила, то он всё-таки стеснялся своих приятелей – «хулиганов», достаточно вольно толкующих представление о гостеприимстве. Черчилль говорил, что их друг испытывал массу неудобств на светских вечерах из-за их выходок. Более того, щепетильный Хью очень часто вынужден был извиняться за «хулиганов» – Мои коллеги – с сожалением должен признаться – вели себя прескверно – писал он гостям. «Единственная разница между святым и грешником в том, что у всякого святого есть прошлое, а у каждого грешника будущее», писал о них Оскар Уайльд. Желая заварить кашу, покруче и как можно сильнее взбаламутить воду, Уинстон с большой гордостью распространял название кружка, который с его лёгкой руки стал называться «хулиганами». Он убеждал своих друзей в группе, что они должны развивать в себе «бесценные для политика качества – жажду набедокурить».
Оказалось всё просто. Так шалят и развлекаются аристократы. Никаких насильственных действий начиная от рукоприкладства, или чего похуже мы не наблюдаем. Правильно пел незабвенный В. В.Высоцкий – Это всё придумал Черчилль в восемнадцатом году. Да, именно Уинстон Черчилль, был «энерджайзером» этой группы. Его смелость, воля и напор, в купе с именем своего друга дали возможность образоваться этому слову – The Hughligans. Только это произошло значительно раньше в 1900 году, чем слова выдернутые мной из контекста песни известного барда. А вот во что трансформировалось позже это слово, и какое значение приобрело, нам всем известно. Конечно, к семи смертным грехам оно не может иметь никакого отношения.
Что касается, Гарика ЗеБры, то моя «карьера» начиналась маменькиным сынком. Моя мама пыталась вырастить из меня «плюшевого мишку» – отличника, любителя классической музыки, театра и балета. Это соответствовало её представлению об аристократах и джентльменах, всегда совершающие правильные поступки. Ей удалось это лишь наполовину. Музыкальную школу я бросил под надуманным предлогом – я сломал стопу в дворовых хоккейных баталиях. Стопу, а не руку и бросил нелюбимую мной «музыкалку» на четвёртом году обучения. Эх, родная моя мама! Хулиганы зародились именно от аристократов и джентльменов с их обходительностью и утончёнными манерами.
Мой отец, хулиган, сын деревенского сапожника, был грозой колхоза Булаево, что в Казахстане, и всегда меня наставлял – Сынок, бей сразу с правой. Первым. Никогда не жди. Батя был для меня непререкаемым авторитетом. В семнадцать лет он ушёл добровольцем на фронт. Вернулся тяжело раненым и контуженным. Контузия сказалась. Мама рассказывала, что он ставил рядом с кроватью топор и среди ночи будил её – Гала, смотри он опять там стоит! После этого вскакивал с кровати, хватал топор и крушил абсолютно пустой угол комнаты. Жильцы архангельской коммуналки, конечно, всё слышали и сторонились его. Он был награждён многими орденами и медалями, но больше всего гордился только медалью «За Отвагу», которую получил за ликвидацию немецкого снайпера. На фронте их называли «кукушками», так как чаще всего они занимали позицию на деревьях, устроив там «гнездо».
С первого класса, в семь лет, мама мне строго-настрого запретила драться с дворовыми пацанами. Сказала – Если позовут один на один, говори – мама не разрешает! Надо мной все смеялись. Дразнили. Так продолжалось до одиннадцати лет. Я частенько ходил с «фингалом» под глазом. Мне «навешают», а я не отвечал. Потом я попал на стадион в городе Павлодаре, в Казахстане. Шли соревнования по боксу, и я записался в секцию. Мне очень повезло. Я ведь Везунчик. Я попал в руки мудрого наставника Рафаэля Гашевича Вахитова.
Было тогда такое общество «Трудовые резервы». Тренировались мы в зале профтехучилища. Оказалось, что папа передал мне по генетике – чувство дистанции и координацию. А также феноменальную реакцию. В секции, во время спаррингов, ребята мне говорили – Гарик, у тебя реакция как у кобры. В тебя хрен попадёшь, ты мелькаешь. Это приучило меня бить из не стандартных положений и посылать кулак под разными неожиданными углами. В секции мне поставили удар. Лучше всего получался левый боковой. Тренер меня год не выпускал на ринг. Мудрый был человек. Боялся за меня. Рафаэль Гашевич, позже, возглавил сборную общества «Трудовые резервы» Казахстана. Я тоже достиг определённых высот и вышел в «большую» жизнь через дворы, кое с каким опытом. Я намеренно, не буду останавливаться на вопросах, как пригодились мне в дальнейшем эти навыки. Кому интересно, о некоторых случаях я подробно писал в своей книге «Фрактал. Осколки». Здесь же остановлюсь на одном происшествии, да и то, по другой причине.
Был у меня дружок, Миша Зиллер. Здоровый такой парняга. Амбал, так раньше мы называли таких. Кучерявые рыжие волосы, голубые, вечно смеющиеся глаза, бездна юмора и подколов. Метр девяносто ростом и сто десять килограммов весом. Мишаня работал в самом центровом месте города Москвы – «Парикмахерская N1», что напротив Центрального Телеграфа, на улице Горького 4, ныне Тверская с тем же номером дома. Сейчас здесь салон «YVES ROCHER». Зиллер был мастером от Бога, имел «Золотые ножницы» – престижную премию Европейского конкурса парикмахеров. Их миниатюрная копия красовалась на его халате. Записаться к нему на стрижку или укладку было практически нереально. Мишу знала и обожала вся модная тусовка столицы. На противоположном конце большого зала, мужского отделения, работал его друг, худенький и стройный, кучерявый и тоже рыжий Мишка Цвейман. Юморист и балагур, каких ещё поискать. У Мишани Зиллера было хобби. Ходить вечерами по ресторанам и драться. То ли руки у него продолжали чесаться после работы, то ли силы оставалось много после трудового дня, возможно хулиганские гены гуляли по Мишкиной крови. Не понятно. Иногда и меня он приглашал на свои хулиганские выходки.
Как то, поздним вечером, я приводил свою «голову» у него в порядок. Сделав укладку, он подмёл пол у кресла от остатков моей шевелюры и молвил – Гарик, дружище, давно не виделись. Приглашаю тебя поужинать в «Белград-2» на Смоленке. Там и девочек «снимем».
Шёл декабрь 1979 года. Страна готовилась принять XXII Летние Олимпийские игры 1980 года. Масса иностранцев прибудет в столицу. В преддверии игр в Москве бурно расцвела элитная проституция. «Ночные бабочки» облюбовали валютные бары и дорогие рестораны, где отдыхала избранная публика. Таких девочек называли на итальянский манер – «путаны».
– Я как юный пионер всегда готов! – отозвался я.
– Но, сначала заскочим в кафе «Лира» к богеме и набьём кому-нибудь рожу – предложил Мишаня. Я был не против. Меня ещё держала своей железной хваткой тоска, по недавней несостоявшейся свадьбе с «Финикийкой» и требовала выхода (об этом ниже). Я тоже был не прочь найти приключения на свою ту самую точку, на которую сажают, когда «выключают» свет в драке или на ринге. И мы двинули в «Лиру».
Знаменитое на всю Москву кафе «Лира» находившееся на углу Пушкинской площади, через двадцать пять лет уступило своё место первому в стране «Макдональдсу». Пик популярности кафе пришёлся на 1970 годы, времена хиппи. Простой интерьер и скромное меню, но главным, что привлекало молодёжь, был бар, где предлагали различные коктейли. Тогда это было в новинку. Самым легендарным был коктейль «Шампань-коблер».
