И вот что теперь делать?

Что-что, теперь до следующего раза. Придётся им пар по десять носков притащить. Или пусть в сапогах бегают?

Ну, пока-то пускай в сапогах, а там прояснится.

– Значит, так, – объявил я. – Примерка новой обуви отменяется до лучших времён. Сейчас, Данилыч, размести вновь прибывших и ужин организуй.

– Ужин на всех?

– На всех.

– И на господ сержантов?

– А они-то чем хуже? – удивился я.

Данилыч замялся:

– Дык… эта… Вашбродь, они вроде как сами…

– Данилыч, кончай пургу нести! – разозлился я. – Сказано на всех, значит на всех! Ну, вот разве что господин подпоручик… а остальных всех накормить! Господа сержанты теперь тоже входят в состав группы. Следовательно, должны быть поставлены на довольствие.

– Вашбродь, тодыть надобно из йих кого на старшинствО поставить! – проговорил Данилыч, чем немало меня озадачил.

– Чево??? Ты давай поточней изъясняйся. Чё у тебя опять не так?

Данилыч переглянулся с Ситным и Русановым и, приняв положение «смирно», его глаза, глядящие в пустоту, остекленели, бесстрастным голосом он произнёс когда-то давно заученные слова Артикля:

– Ежели в каком полку…

Далее довольно подробно, хотя и очень пространно, Данилыч поведал о возникшем затруднении и способах его разрешения. В сущности всё сводилось вот к чему: наше подразделение по численности личного состава тянуло разве что на карпоральство, с руководством которого мог справиться любой гефрайтор. У нас же столь неприлично малым отрядом командовал целый подпоручик. Сметанин тут же поправил Данилыча и сообщил бойцам новость о производстве меня в следующий чин досрочно. Это известие на несколько минут привело в восторг моих подчинённых.

Но это не меняло сути проблемы: карпоральством руководил офицер, целый поручик, ему подчинялся другой офицер, целый подпоручик, а помимо уже упомянутого выше гефрайтора имелось, целых три сержанта, старшинство между которыми и требовалось определить командиру, то есть мне. А! Нет! Не мне. Командиру полка, «али баталиона».

Жаль, конечно, что не роты, а то бы я у Спиридоныча вмиг всё оформил, но и так я особых препятствий не видел. Если уж мне Ватулин подпоручика для моих игр выделил, то с сержантами, полагаю, попроще будет. А пока:

– Значит так, – я обвёл глазами своё воинство. – Наш взвод, – слово «взвод» я выделил голосом. – Создаётся для особо важных… случаев. В нём всё будет по-другому, не как вы привыкли. В нём будут боевые группы и хозяйственная часть. Сейчас по моей просьбе в состав взвода включили всех тех, на кого, как я считаю, можно положиться. Все вы уже успели столкнуться нос к носу с шуралеями, а некоторые даже успешно воевали с ними.

– Вашброть! – подал голос Трофим. – Я с шуралеями ни это… не сталкивался и не воевал. Со мной тоды как быть?

– С тобой Кашин всё просто, – ответил я. – Тебя к нам во взвод сам капитан Синюхин порекомендовал. Сказал, что ты донесение проворней всех доставить можешь. Или обманул меня капитан?

– Никак нет, Вашброть! – выпятил грудь Трофим. – Чего другое можа и нет, а это могём!

– Ну, вот, с Кашиным разобрались, – с улыбкой произнёс я. – Теперь о других. Народу пока мало, это потому что бывалые люди всем нужны, не только нам, – я повернулся к Русанову. – А что, Егорыч, не хотел тебя майор Шкурин к нам отпускать?

– Знамо дело не хотел, – подтвердил мои слова сержант. – Да тока как он не отпустит, коды сам полковник приказал?

– Во-о-от, – назидательно подняв указующий перст к небу, произнёс я. – Бывалые всем нужны. Только на всех их не хватает, и приходится набирать небывалых.

Шутка успеха не возымела, и я продолжил как есть:

– Приходится из тех, кто остался, набирать лучших из лучших. Тех, кто хорошо бегает, метко стреляет, ну и, понятное дело, с соображалкой.

Тут народец повеселел, а я возобновил свою речь:

– Только это ещё не всё. Те, кто уже попал в группу, должны постоянно тренироваться.

Так, вот это словечко пока не всем знакомо:

– Постоянно учиться. Каждый день пробежки, стрельбы и пластунские ухватки.

– Вашброть! – воззвал ко мне Харитон. – А седни чего ж без ухваток-то?

А ведь, правда, сегодня занятий по рукопашке не было.

– Сейчас поправим! Взво-о-од!!! Форма одежды номер два. Голый торс. Прокопов, командуй!

Расслабившийся было личный состав, погрустнел. Среди общего кряхтения и оханья послышался голос Корягина:

– Вот шуралей тебя за язык потянул, Харитоха!

Я посмотрел на троицу новичков, которые даже с места не двинулись. Мне на ум пришла фраза из фильма «Звёздный десант», сейчас она как нельзя кстати подходила моменту:

– Обращаюсь к вновь прибывшим, – те сразу насторожились. – Правило у меня только одно: воюют все, никто не сдаётся. Кто струсит, того я пристрелю.

Их глаза, достигшие размера семнадцатирублёвой монеты, немало повеселили меня:

– Да шучу! Ну, как вы сдадитесь? Шуралеи же пленных не берут!

Они малость расслабились, а зря:

– Команда была принять форму одежды «голый торс»! Чё стоим? Кого ждём?

Причумевшему после рукомашества и дрыгоножества Сметанину я сказал:

– На послезавтра ничего не планируй.

– Опять занятия? – обречённо спросил он.

– Занятия у нас каждый день.

– А тогда что?

– Ну, как что?! Просто звание моё обмывать будем, только и делов.

Суббота прошла можно сказать штатно. Зарядка, стрельбы, чистка оружия, рукопашка. Потихоньку личный состав втягивается, новички не ропщут. Тем более что после обеда личному составу предстояло посетить Лукинскую баню. Опять же стрельба из только им доступного казнозарядного оружия сама по себе являлась компенсацией за тяготы и лишения нелёгкой пластунской службы.

Даже его благородие господин подпоручик, проникшись идеей необходимости наличия в группе доктора специального назначения, больше не удивлялся своему новому назначению.

В воскресенье – в неделю по-местному – те же самые зарядка стрельбы, чистка оружия. Махач сегодня проводить не стали, выходной всё-таки. Что удивительно, Спиридоныч ни вчера, ни сегодня не объявлялся. Он, конечно, командир и передо мной отчитываться не должен, но всё же интересно, чем это он таким занят, что даже на новую винтовку посмотреть не захотел?

Ну, будем надеяться, «вынос тела» капитан не пропустит.

Заранее предупреждённая Настасья Петровна устроила нам знатный пир. Я, само собой, тоже в стороне не остался. Коньяк, предусмотрительно захваченный из будущего, пошёл на ура. Особенно впечатлила людей этикетка с золотым тиснением. Опять же нет здесь столь крепких напитков, максимум двадцать градусов. Ну, может быть, двадцать пять, но это уж точно верхняя планка для местного алкоголя. А тут целых сорок! Местами сорок два.

Но это для мужчин, а женщинам – сладкие наливочки. Как они сами «определили»: на полыни и на вишнёвых косточках. «Мартини» и «Амаретто».

Я сначала пытался объяснять дамам разницу между вермутом и ликёром, но… Ну, ладно, пусть будут наливки. Жалко мне что ли?

Ещё женщинам безумно понравились кондитерские изделия – конфеты, печеньки, шоколадки… Дарья – жена Ефрема – даже высказала догадку, что налаживание выпуска чего-то подобного в Самаре могло бы принести немалые барыши. Щавелёв в свою очередь предположил возможность поставок этих вкусняшек на грядущий бал в доме у городничего.

Городничий, городничий, городничий… А почему я не слышал упоминаний о местном мэре ранее? А потому, что нет его в городе. С начала мая нет. В имение укатил. Когда вернётся? Может, к сентябрю, может, раньше. Может, позже. А вообще, хрен его знает. Да и не вернётся если, тоже не беда. Но это уже личное мнение товарища полковника. Не любит Ватулин мэра, факт.

И то сказать, за что любить-то? Не городничий, а место пустое. Не украсть, не покараулить, ничего толком не умеет. Опять же со слов полковника. Хотя, никто их оспаривать не пытался, даже покивали.