Я обуваю прогары, встаю, оправляя китель, отряхиваю песок на заду «дудочек». В Отрадное от Дальнего поля возвращаюсь всегда, обойдя «миску» кругом. Захожу на кладбище «Воинское», посидеть у обелиска с надписью:

ФРАНЦ КУРТ

24.11.2034 Х 09.08.**32

Воин,

полковник, командующий ВС Пруссии.

Господи, упокой душу Бати.

Хрон в печень виновникам его погибели

— Где ты сейчас, дядя, среди каких созвездий? Как тебе там моё тело, не жмёт?

После, снова обойдя водокачку, возвращаюсь к кладбищу «Крестьянскому» и подхожу к обелиску в углу погоста. Когда-то гладкий, как стекло, столбик стал матовым, в выбоинах и трещинках. Алюминий миски на макушке темнел, надписи становились неразличимыми; просил завхоза, тот счищал налёт и подновлял эпитафию.

Вырезанные ножом буквы, с выборкой в металле под клинковую резьбу, забивались песком. Очищаю и всякий раз, не веря глазам, перечитываю.

ХАРИТОНОВИЧ АННЫ

ПАУЛЬ КАСТРО

01.01.2151. X 16.02.**31.

Основатель и первый председатель колхоза «Отрадный».

В прошлом биохимик, нейрохирург, академик

Обронив «Таки дела, подруга», допиваю из фляжки остатки киселя и бреду мимо башни водокачки к проходу под поселковую «миску».

Успеваю к побудке. Строю полуроту на плацу и лично разношу по рядам корзинку с ягодой-оскоминой и квасом в бурдюке. Каждому запихиваю в рот пригоршню и даю запить. Но марпехи особо не прикладываются к горлышку бурдюка: остерегаются брожения в желудке на марше, с финальным последствием неприглядным. Финишировав на плацу, выстраиваются в очередь перед нужником. Практически все не выдерживают «великого стояния со скрещёнными руками и ногами». Зампотылу всякий раз долго, нарочно, не сходит с очка (у него к язве прободение прямой кишки добавилось), рогочет взахлёб, наблюдая через дверную щель позорную для спецназовца — а среди марпехов есть в прошлом десантники, и даже морпехи — картину. Так что, и другие полдня все заняты: отмываются и стираются. На зампотылу зла не держат, майор своим приказом — в обход мне — установил списочную очередь кому и когда пить из бурдюка или только губами прикладываться к горлУ. Конечно, я заметил уловку, но вида не подаю, надо давать передышку мальцам и старикам — потому как запивавшие утром ягоду вечер хохочут до упаду и обмороков. От мятежа, не сомневаюсь, уберегло то, что из Твердыни на Бабешку доставили 2-рой взвод полуроты; марпехи вернулись с кинопроектором и приказом:

День заниматься производством «валюты», по вечерам — кино; показывать драмы из советского и индийского кинофондов, чтобы отдыхать от хохота. 2-рому взводу, разведотделению и оруженосцам заняться восстановлением колхоза «Отрадный» — пропитанием 1-вый взвод обеспечить. Последующей навигацией на остров прибудут 1-вый и 2-рой взвода 1-вой роты».

После построения спешу к колхозной животине. Вхожу в хлев и бужу Чонку.

В полутёмном помещении огромный, белый, патлатый — с налобным остатком отпиленных муфлоньих рогов — баран молотит задом по прутьям тесной клетки. Лошадь под ним стоит на коленях, тяжело поводит крупом и роняет с губ пену.

— Чон.

Китаец поднимается с лежака в углу, подходит и разворачивает тряпицу. Позёвывая, просит:

— Поменьше возьми. Мало осталось, и я пустой. Коню чуть больше дай, совсем ослаб, а ему рожать.

— Камса на заправке устроился, рассаду высадил.

— Всё пытается «оскомину», ягоду «садовой» сделать. Ну, ну. Да, минёт его Хрон погибельный.

Облизываю языком ладони и прилаживаюсь поочерёдно к порошку в тряпице.

— Балаян… Силыч, — зову я коня и барана.