— Хочешь сказать, ты заложница ситуации? Твоя тётка всё это провернула сама?

— Почему же сама? — её голос охрип, но уже почти не дрожал. — Ты ведь выяснил, что они спелись с твоим двоюродным братом. И… она ведь только что звонила мне, Глеб. Только что! Всё рассказала — и про облачный сервис, и про горничную. Я потому к тебе и пришла!

Вот, значит, так. Потому и пришла.

— Верно ли я понимаю, что лишь поэтому ты и примчалась? А не было бы звонка, я так ничего и не узнал бы?

Она отёрла щёку и помотала головой:

— Ты этому всё равно не поверишь. Да я и не смогла бы теперь этого доказать. Фотографии я уже удалила. Знала бы, что утечка связана именно с ними, я бы оставила снимки, я бы тебе их показала и рассказала всё как есть. Сейчас я ни в чём не смогу тебя убедить.

— Ну хоть в этом ты оказалась права. Я тебе не поверю.

Она выдохнула и посмотрела куда-то в сторону.

— Тогда… тогда мне больше нечего тебе сказать.

— Тем лучше. Кажется, на сегодня я слышал достаточно.

Она кивнула, развернулась и покинула кабинет.

Глеб выпустил воздух из лёгких, доплёлся до рабочего кресла и рухнул в него, только сейчас осознав, под каким неимоверным давлением находился.

На какое-то время он будто бы совсем отключился, попросту выпал из реальности.

Что делать дальше? Не с делами, чёрт с ними. Он уже вся распланировал и отдал нужные распоряжения — Марьянов организовывает ответный ход. Заговорщики рано возрадовались, посчитав, что за ними последнее слово.

Что делать с Полиной? Как после всего этого ей доверять?

Подавать на развод? Освободить её от оков ненавистного брака? Всё объяснить Канатасу, расторгнуть соглашение и как-то выкарабкиваться самому? Сейчас это казалось единственно верным решением.

Слева что-то болело.

Он ведь сможет её отпустить. Он должен её отпустить. Не могло ничего хорошего выйти из брака, заключённого таким вот варварским способом. И не может быть в этом браке доверия. Не говоря уже о любви…

Любви.

Мать его, в каких облаках он витал?

Его ненадолго отвлёк звонок от Марьянова, и очень кстати. Глеб оперативно скорректировал план, распорядившись привлечь специалистов по киберугрозам.

Ему приходилось прилагать немалые усилия, чтобы сосредоточиться. Перед глазами по-прежнему стояло бледное лицо жены и полные слёз голубые глаза.

Едва закончив звонок, он выругался и швырнул телефон на бумаги, усеивавшие стол.

Нет, этот вопрос стоило обсудить прямо сейчас.

Иначе его натурально вывернет наизнанку.

Если она желает свободы, он её ей вернёт.

С радостью.

Глеб покинул свой кабинет и потратил добрых полчаса на её поиски. На звонки она не отвечала. Гудки шли, но трубку никто не поднимал.

Какого чёрта?

Дежуривший в парадном холле охранник перехватил его взгляд и, очевидно догадался, что он вышел не на прогулку.

— Глеб Викторович, вы случайно не Полину Александровну ищете?

Её имя глухой болью отозвалось под рёбрами.

Он кивнул:

— Ты её видел?

— Да вот, минут двадцать назад выбежала на крыльцо. В плащике и с сумочкой. Её за воротами машина какая-то дожидалась.

— Машина?..

— Ага.

— Что за машина?

Охранник нахмурился:

— А… я не знаю. Может, такси…

Глава 60

— Полина, я бесконечно рад, что ты приехала. Сам просить тебя никак не решался. Вот только не думал, что повод окажется таким безрадостным…

Я ничего на этот ответить Алексею Георгиевичу пока не могла. Потому что самозабвенно рыдала у него на плече, заливая слезами его домашний халат и бороду.

Вывалившись из присланного за мною дедом авто, я, едва себя помня, попросту рухнула в объятия родственника.

Между судорожными рыданиями я сподобилась малыми порциями, рвано и комкано объяснить, что у меня стряслось. И какое-то время дед просто баюкал меня в объятиях, ни о чём не расспрашивая.

Но слёзы постепенно стихали, и теперь Алексей Георгиевич попытался привести меня в чувство.

— Девочка моя, ты так все глаза себе выплачешь. Может, успокоительного? Или хотя бы воды?

Я помотала головой, дрожащей рукой поправила растрепавшиеся волосы.

— Нет-нет, так дело не пойдёт, — он нажал кнопку переговорного на столике рядом с диванчиком. — Принесите воды. И успокоительного. И бумажных салфеток. И перекусить чего-нибудь.

В ожидании тех самых бумажных салфеток, я, не церемонясь, отерла щёки тыльной стороной ладони и судорожно перевела дух.

— И-извини… в-весь халат тебе промочила.

— Да брось ты на такую ерунду отвлекаться, — нахмурился дед. — На тебе же лица нет! Белая как мел, губы почти посинели. Господи…

Какая же я всё-таки дура. Переполошила пожилого человека. У него же с сердцем плохо, а я прилетела, как заполошенная… Стыд накатывал на меня поверх всего остального, заставляя взять себя в руки.

— П-прости, пожалуйста. Мне не стоило… тебе и своих забот…

— Полина, — строго оборвал меня дед. — Не смей. Ты — моя кровь, единственное дорогое мне существо, слышишь? Выброси из головы эти мысли!

— Это как-то по-идиотски, — я шмыгнула носом. — Уже столько времени прошло, а я приехала только, когда… когда всё к чертям покатилось. Но я не навещала, потому что подумала, ты не особенно-то и хочешь меня видеть. Мы столько… столько раз говорили, созванивались, и ты…

Тяжёлая старческая ладонь легла на мои подрагивавшие руки и крепко их сжала.

— Я и не стал бы просить о твоём приезде.

Я подняла на него всё ещё мутный от слёз взгляд:

— Почему?..

— Потому что я этого не заслужил. Думаешь, я не понимаю, что поступал с тобой не по-людски, когда замуж за Уварова выдавал?

Я опустила голову. Что говорить, я не знала. Ведь рыдала-то я не из-за случившегося замужества, а из-за того, что оно висело на волоске! А может, уже и не висело…

До чего же страшно всё запуталось.

— Это не мешает мне тебя любить.

— Полина, я твоей любви не достоин. Ты не понимаешь…

— Да всё я понимаю, — в ответ я сжала его руки в своих. — Ты меня отыскал, чтобы спасти своё дело.

— Я кинулся тебя искать, потому что моим людям стало известно, что тебя бросились разыскивать родственники твоего отца, вот почему! Я ведь и знать не знал, что… знать не знал, что у Юлианы был ребёнок. Твоя тётка как-то разнюхала. Кажется, отец твой всё-таки держал с ней какую-то связь. А это сволочи обо всём молчали! И уж поверь, они-то взяли бы тебя в оборот, если бы добрались до тебя первыми. Я нанял лучших людей, я тебя разыскал. А потом Уварову отдал, чтобы тебя от них защитить, а заодно разворошить этот гадюшник. Уваров-то от них не меньше страдал. Ему был выгоден наш союз не меньше, поэтому он не подвёл. Сделал всё правильно.

— Значит, выбора у меня всё равно не было. Меня всё равно втянули бы в эту войну, — пробормотала я, потрясённая новыми откровениями.

— Только воевала бы ты за другую сторону, — проворчал дед, и в его голосе прорезалась боль.

А я, получается, и воевала. Послушала тётку — и вот результат.

Я снова всхлипнула, и родственник принял это на свой счёт, погладил меня по щеке:

— Ты не должна любить меня, Поля. Я любви твоей не заслуживаю. Я дочь свою упустил. Позволил ей убежать, где-то скитаться. Едва и внучку свою не проворонил. Они кинулись на твои поиски раньше, чем я. А я был так занят своими делами, что очнулся только когда мне стали докладывать, чем твои родственники занимаются.

— Я… я теперь лучше тебя понимаю.

— За Уварова я тебя выдал, чтобы наследие сохранить, чтобы деньги остались у тебя, у твоих детей и у твоих внуков. Не у этих шакалов, всё своё промотавших.

— Так вы тоже знаете, что они на мели?..

— Ещё бы не знать! — фыркнул дед. — Думаешь, зачем они все эти интриги плетут? Надеются спасти своё положение.

Я тихонько вздохнула. Не было у меня шансов остаться в стороне от этого хаоса. Он затянул бы меня так или иначе.