— Причина самая тривиальная.

Я стоически переждала паузу, молчаливо требуя полного ответа. Уваров бросил на меня быстрый взгляд и понял, что не отвертится. Коротко хмыкнул и кивнул, мол, ладно, настырная, как угодно.

— Хочу купить твоё прощение.

О…

Я невольно сглотнула. Подобный ответ — едва ли не открытое признание собственной вины. Мечтала ли я когда-нибудь услышать нечто подобное от самого воплощения мужского эго?

И я уже знала, что отвечу. Понятия не имея, как он отреагирует на мой ход. Но альтернативы я тут не видела. Не здесь и не сейчас. Должно быть, прохладная сентябрьская ночь и эта неожиданная поездка создавали особую магию.

— Моё прощение не продаётся, — я бесстрашно встретилась с его взглядом. — Его невозможно купить.

Карий взгляд потускнел, но удивления я в нём не заметила. Уваров ждал именно этого, он ждал такого ответа. Поэтому я расставила точки над «i», не позволив ему додумывать смысл мною сказанного.

— Я отдам его бесплатно. Стоит лишь попросить.

Вам когда-нибудь доводилось чувствовать по-настоящему, когда вас приковывают к себе взглядом? Словно мощнейшим магнитом. Этой силе невозможно ничего противопоставить. Ей невозможно сопротивляться. Вот и я не могла. Смотрела на него и смотрела, пока в его суровом лице что-то неуловимо менялось.

— Не пожалеешь потом, что продешевила?

Я медленно покачала головой:

— Это — бесценно. Не поменяла бы момент искреннего раскаяния ни на какие твои эти франшизы.

Уваров кивнул, принимая моё объяснение.

— У меня и в мыслях не было тебя оскорбить. Тогда. В постели.

Его открытое напоминание о случившемся прогнало дрожь по моему телу. Неожиданное начало.

— Но звучало…

— Я понимаю, как это звучало. Но бесполезно было ожидать от меня в тот момент способности связно и внятно выражать свои мысли. Я слишком хотел тебя, чтобы думать башкой, знаешь ли.

Меня будто со всего маха швырнули в горящий костёр. Господи, он сказал это вслух. Вот так свободно и просто…

— Меня удивило, что прежде ты ни с кем не была не потому, что я считал тебя повидавшей жизнь из-за твоего прошлого, — он сделал короткую паузу. Качнул головой. Пробормотал:

— Но твою-то мать, даже будь это так, для меня это ничего не изменило бы.

В объявший меня невидимый костёр его слова рухнули целой охапкой сухого хвороста.

— Я просто не мог поверить, что такую, как ты, никто до сих пор не умудрился затащить в свою постель, — он усмехнулся, но с открытой горечью. — Господи, да ты посмотри на себя. Ты даже в этой дурацкий пижаме умудряешься выглядеть…

Он не смог договорить. Вместо этого раздевал меня взглядом, и остатки моего самообладания плавились, будто воск на полуденном солнце.

Наверное, на мне всё было написано. Потому что любые попытки продолжить разговор вылетели в трубу, стоило ему ко мне подойти.

Не встречая сопротивления, он подхватил меня на руки, и я уткнулась в грубоватую шерсть его свитера, пряча пылающее лицо скорее от себя, чем от него.

Наш короткий поход завершился, конечно же, в спальне — он опустился на царских размеров постель, я отняла голову от его плеча, и наши губы неминуемо встретились.

Окутанная мягким светом крохотных ночников комната растворилась, исчезла, растаяла.

Его руки нетерпеливо скользнули под мою просторную футболку, рассылая по коже электрический ток. Кажется, я начинала стонать и глотать воздух от одного лишь прикосновения.

И уже совершенно точно делала это, когда его пальцы нежно коснулись моей левой груди, огладили её напрягшуюся вершину.

Но я не успела прочувствовать остроту ощущения до конца — он прокинул меня на спину, и горячие губы уткнулись мне в солнечное сплетение, проложили дорожку до пупка и двинулись ниже.

Настойчивые пальцы потянули вниз широкую резинку пижамных штанов.

Я вытаращилась в потолок и едва слышно выдохнула:

— Ч-что ты де… делаешь…

— Извиняюсь, — шепнул супруг и продолжил сладкую пытку, окончательно освобождая меня от одежды. — И если этого извинения окажется недостаточно… я извинюсь так, как ты пожелаешь.

Не уверена, что я соображала, слушая его объяснение. И уже точно не соображала, когда он коснулся губами внутренней стороны моего бедра.

Но я и знать не могла, что это только начало…

Глава 53

Сладкая и немилосердная тяжесть собралась в самом низу живота, доводя меня до исступления. Но даже сейчас, даже после всего, что успело между нами случиться, я непроизвольно вздрогнула от прикосновения его губ к нежной коже и попыталась закрыться. Из ниоткуда очень не вовремя взявшийся стыд стянул мои мышцы. Но большие тёплые ладони не позволили мне этого сделать.

Внезапно наши лица оказались вровень. Он склонился к моему уху.

— Полина, — его жаркий шёпот обжёг мне шею, — прошу тебя, не мешай мне извиняться.

Я непроизвольно сглотнула, сдаваясь на милость низкого, хриплого голоса. Говорить я уже не могла, поэтому лишь кивнула, и спустя всего пару мгновений его губы жадно прижались к средоточию моей сладостной боли.

Я застонала — открыто и громко. Слишком острым и неожиданным было ощущение этой новой для меня близости.

Муж меня не щадил, доведя до границы в считанные мгновения. Мир вокруг вспыхнул слепяще белым и на миг будто вытолкнул меня из себя — задыхающуюся и обессиленную.

Но близость… настоящая близость последовала только потом.

И на этот раз не было ни страха, ни боли, ни унижения. Я возносилась на сияющую высоту и даже представить себе не могла, что сбившееся дыхание и стоны того, кто дарил мне происходящее, позволят мне достигнуть пика куда быстрее и ярче.

Когда мир перестал взрываться тысячью солнц и я смогла приподнять веки, обнаружила себя на боку, в кольце его рук. Но стоило мне чуть откинуть голову, чтобы взглянуть на мужа, как его губы отыскали мои, и на время мне стало не до разглядываний.

И как-то само собой всё повторилось.

Не знала, что такое возможно. И была почти уверена, что я совершенно без сил.

Но в нас обоих будто что-то вселилось.

И ни он, ни я не могли ничего этой страной тяге противопоставить. Нас тянуло друг к другу. Будто прямо сейчас длился первый и последний раз, когда мы вот так, совершенно бесстыдно, открыто и искренне могли показать друг другу, чего желаем на самом деле. Без слов. Потому что слова обычно всё портили.

Новое, странное, необъяснимое ощущение.

Какое-то время мы просто пытались выполнить программу минимум — отдышаться. Прийти в себя. Насладиться моментом.

Молчание затягивалось и тянуло за собой на поводке неловкость. Я дышала ему в ключицу, размышляя над идиотским желанием погладить его блестевшее от пота плечо. Но не решалась. После всего только что произошедшего — и не решалась!

Это же так бесконечно глупо — робеть перед собственным мужем, с которым только что — несколько раз! — пережила сокровенный катарсис.

Но я продолжала любоваться бисеринками пота, укрывавшими его чуть загорелую кожу, испытывая почти суеверный страх. Что если это разрушит всю магию? Ведь её могло разрушить любое неверное движение. Оставалось только плакать от счастья, что до сих пор все наши движения были верными.

Ещё какими верными. Щёки мои предсказуемо запекло, стоило вспомнить, как в самом начале я цеплялась пальцами за его буйную шевелюру и выгибалась под его ласками, будто кошка.

Господи…

— Это забавно, — он чуть пошевелился и легонько провёл рукой по моей пояснице. По моей коже промчались мириады мурашек.

— Что именно? — решилась я.

— Недавно ты заявила, что не позволишь этому повториться ни за какие сокровища.

В низком голосе плескалась целая бездна таимого удовольствия. Шутить надумал? Очень кстати. Это вывело меня из порождённого странной робостью ступора.

Я отстранилась от него, заглянула в глаза. Очень… непривычно было смотреть на него с такого близкого расстояния и не совсем обычного ракурса. Этот образ опасно легко ввинчивался в моё сердце — потому что Уваров родился и вырос для того, чтобы их разбивать.