Я улыбнулась:

— Ну, мероприятия выдались насыщенными.

Моя собеседница кивнула со знающим видом.

— Я с Пашкой познакомилась, когда в ТЦ работала. Ага, — кивнула она, увидев мой удивлённый взгляд. — Мужскими аксессуарами торговала, а он заглянул в мой отдел. Ему на совещании рубашку и галстук испортили, он куда-то спешил по делам и заскочил в первую попавшуюся лавку. Так и познакомились. Случай. Я совсем не его круга. Он финансист в четвёртом поколении. Там почти голубая кровь. И я — из семьи простых работяг. Поэтому я понимаю, как тебе сейчас… неуютно. Ситуации у нас, конечно, разные, но…

— Нет, — покачала я головой, — нет, Оля, очень даже похожие. Ты даже не представляешь, насколько.

И я хотела добавить, что лишь в одном они сильно различаются — Ольга вышла замуж по любви и муж наверняка во всём её поддерживал. Но зато мне никто не пенял, что я замуж выскочила из-за денег. А вот у моей новой знакомой, вероятно, в биографии без этого не обошлось.

Мир жестоких порядков и жестоких людей, которые очень неохотно принимают в свой круг кого-нибудь «с улицы».

— Значит, и понять тебя тоже могу. И беды твои не так уж мне далеки. Я, может, поэтому симпатией к тебе и прониклась, — улыбнулась Ольга, доливая себе в кружку горячего чая и поправляя сползший с точёного плеча тёплый плед. — Поэтому никаких отказов не приму.

— Хорошо, — сдалась я. — Мне будет только в радость испечь для тебя эти кексы.

— Та-та-та! — покачала она указательным пальцем. — Вот только не вздумай устраивать благотворительность. Я оформлю заказ и полностью его оплачу. Просто хочу, чтобы ты почувствовала свою силу. Ты вложишь в эти кексы свой труд и своё время, я вложу в твой труд свои деньги. Потратишь их на какую-нибудь приятную мелочь. Договорились?

У меня голова кругом пошла от таких перспектив. Ещё немного — и я поверю, что смогла бы всерьёз монетизировать своё хобби. Не то чтобы я сейчас нуждалась в деньгах, но ощущение своих, кровно разработанных… это дарило уверенность в себе. Осознание ценности труда, который тебе в радость.

И я согласилась, но когда мы обговорили объёмы и сроки, мне вдруг подумалось...

— Оль, ты только не подумай, что я… ну, будто я нуждаюсь в деньгах или… муж ни в чём меня не ограничивает.

— Мне такое и в голову бы не пришло, — Ольга качнула головой. — Глеб… человек сложный, непростой. Но сердце у него золотое. Если он кого-нибудь любит, если кем-нибудь дорожит… ох, он и жизнь ради этого человека, не колеблясь, положит.

В груди у меня что-то кольнуло, будто жгучая звёздочка зародилась.

— Правда?..

— Он Пашку два раза от верной гибели спас, — Ольга вдруг сделалась донельзя серьёзной, а её слова зазвучали почти торжественно. — Один раз от финансовой, второй раз — от реальной. Они в одном авто ехали, когда их подрезать пытались. Конкуренты. Долго рассказывать. Если бы не Глеб, Пашка бы... До больницы его тогда дотащил, свою кровь отдал для переливания. Пашка теперь шутит, что они браться по крови. Но шутки шутками, а такова реальность.

— Надо же, — пробормотала я, чувствуя, что непонятное тепло в груди растёт и ширится. — Он мне об этом не рассказывал.

— Скромняга, — фыркнула Ольга. — Но он этими рассказами никогда и не бравировал. Да и занят же вечно. Вон, уже который день оба в столице штаны просиживают. Чёрт знает, когда домой соберутся.

— Вот как? — внутри у меня что-то дрогнуло. — Я думала, завтра-послезавтра вернутся.

Ольга покачала головой:

— Вряд ли. Сегодня утром созванивались, и они там сейчас в мыле из-за каких-то бумаг. Пашка толком не объяснил, но какой-то переполох из-за утечки информации или что-то воде того. Это вызвало проблемы с договорённостями, и теперь они их спешно улаживают.

Тогда, погружённая в новые раздумья, я, конечно, не поняла, о каких бумагах говорила мне Ольга. Я не могла знать, что речь шла о документе, который я успела сфотографировать в кабинете мужа.

Глава 44

Эти несколько дней вдали от неё должны были рассеять туман в его голове, привести в чувство, подарить хоть какую-то ясность мыслям.

Вместо этого квартира, в которой она пробыла не больше недели, без неё стала казаться громадным, мать его, мавзолеем — холодным, необитаемым, слишком пустым.

В один из вечеров вернувшись из офиса после безумно напряжённого дня, он несколько часов просидел, пялясь в панорамное окно на погружающуюся в ночь столицу. Без желания что-либо делать, даже шевелиться. Навалившуюся на него апатию Глеб, конечно, списал на переутомление.

Но знал, что это было неправдой.

Впрочем, о чём особенно горевать, если она сама не захотела остаться. Светские увеселения на время подошли к концу, а перспектива оставаться с ним наедине её ожидаемо не вдохновляла. Поэтому неудивительно.

Остальные пару недель промчались мимо него в болезненной лихорадке. Им с Савельевым и Марьяновым пришлось немало попотеть, устраняя последствия неизвестной утечки — в чужие руки уплыла информация по перспективным источникам инвестиций.

Кто и каким образом слил её конкурентам — ещё предстояло выяснить. Но купировать утечку всё-таки удалось и почти без последствий. Правда, на это ушло куда больше времени, чем он планировал, поэтому вернуться домой удалось только к концу сентября.

Он ей не звонил. Она ему тоже. С чего бы? Не было у них никогда этой привычки, так к чему сейчас её заводить, когда контролируемый хаос в их отношениях перетёк в неконтролируемый.

Он всегда плохо ладил с эмоциями. Не говоря уже о чувствах.

Время от времени ему по заведённой традиции звонили из дома с обычным отчётом — сообщить, что за городом жизнь идёт своим чередом и без происшествий. Из чего он заключал, что с ней тоже всё хорошо. Наверняка радуется его отсутствию и печёт свои пироги, как и прежде.

Хоть кому-то было в радость такое положение дел.

Глеб медленно поднимался по ступеням крыльца, полной грудью вдыхая по-осеннему холодный вечерний воздух. Не спешил попадать внутрь.

О своём возвращении он никого в известность не ставил. Хотел вернуться домой как можно тише и не поднимать суеты.

Хотел застать всё таким, каким оно было без него. И хотел узнать, каким оно было.

Дорожную сумку у него из рук выхватили, стоило ему открыть парадную дверь. Дежуривший сегодня внизу Никита бросился к нему с приветствиями, но Глеб приложил палец к губам, заставив парня осечься на полуслове:

— Привет. Не шуми. Отнеси мои вещи наверх. И никому пока не говори, что я вернулся.

Парень кивнул и кинулся исполнять поручение.

Он не хотел ни с кем видеться прежде, чем попадёт в свой кабинет.

Потому что знал, что его там поджидало. Он сам распорядился перенаправить часть почты сюда, оправдав это отсутствием времени и возможности решать сто дел за раз.

А это дело вроде как требовало его стопроцентного внимания.

Глеб пересёк обширный холл и скрылся в коридоре, ведшем к рабочему кабинету. Краем уха услышал, как справа, со стороны кухонь доносится звон посуды. Не поздновато ли для готовки? Назавтра у них никаких мероприятий не намечалось.

Вошёл в кабинет, оставив дверь распахнутой настежь. Почему-то сейчас не хотелось её запирать. Будто так он мог почувствовать себя в клетке.

Большой белый конверт лежал на столе поверх остальной скопившейся корреспонденции. Его прислали ещё чёрт знает когда. Он всё это время лежал здесь. Дожидался.

Глеб приблизился к столу, накинул снятый пиджак на спинку рабочего кресла и упёрся взглядом в эмблему лаборатории.

В конверте ответ.

Подтверждение или опровержение.

Глеб сунул руки в карманы брюк, рассматривая этот простой белый квадрат с такой внимательностью, будто пытался прочесть его содержимое через бумагу.

Тишина засыпавшего дома странным образом убаюкивала после череды сумасшедших будней в столице.

Тишина, которая длилась очень недолго.

— Полина Александровна, а глазурь так и оставить?