Снова вернулся тот мужчина из их первой встречи. Человек, умеющий добиваться того, что ему нужно. Внутри, в районе желудка что-то противно заныло, будто вкуснейший ужин решил запроситься наружу. Ну, уж нет!

В конце концов, Герман прав. Она вляпалась в эту неприятную историю, он ее из неприятностей вытащил. Герман имеет право знать, ради чего все это.

– Тебе не понравится ответ, – удивительно, но это у нее получилось сказать достаточно ровным и спокойным голосом.

– Отсутствие ответа мне нравится еще меньше.

Хорошо. Марьяна вдруг поняла, что и сама хочет сказать правду о том, что стоит за ее интересом к Герману Тамму. Точнее, что стояло за этим интересом тогда, когда она начала это расследование. Потому что теперь, вот прямо сейчас, этот интерес трансформировался во что-то совсем другое.

– Я пыталась найти информацию о твоей бывшей жене. О матери Кости.

У Германа мгновенно изменилось лицо. Оно потемнело. Оно закаменело. И глаза стали вдруг темными, холодными и чужими.

– Это совершенно напрасная идея, – словно сквозь зубы процедил он.

– Почему?

– Тебя это не касается.

– Герман! – Марьяна понимала, что вот теперь все вывешенные запретительные флажки не просто красные, они еще и мигают, горят. Что все вопит о том, что это и в самом деле табу. Только ей уже плевать!

– Не смей в это лезть, – отчеканил он.

– Да почему?! Что это за такая страшная тайна Синей Бороды?!

Он резко встал и навис над Марьяной.

– Я сказал тебе – не лезь! Что тут непонятного?! Не лезь. Не суй свой нос, куда не просят!

Эти слова он проорал. Марьяна даже представить не могла, что Герман умеет орать. Но он умел. Стоял над ней, нависал, тяжело дыша и сверля ее темным взглядом. Лицо его было искажено почти до неузнаваемости гримасой ярости.

И тут Марьяне стало страшно. Жутко по-настоящему. Вчера она наблюдала за последствиями того, что кто-то хотел ей зла. Сегодня она видела перед собой человека, который был готов ей это зло причинить. Прямо здесь и сейчас. Если она не сделает так, как он хочет.

Марьяна резко отодвинулась вместе со стулом и встала.

– Я поняла, – она старалась не смотреть на Германа. Марьяна чувствовала, что подбородок дрожит. Вчера она целовалась с этим мужчиной, сегодня – панически его боится. – Я все поняла. Я больше никогда не буду интересоваться тобой, Герман. Ни тобой, ни твоей жизнью. А теперь, с твоего позволения…

Резко обогнув его, Марьяна почти бегом бросилась в гостевую спальню. Ее сумочка там, верхняя одежда и обувь в холле.

Все, к черту из этого дома, прочь от этих Таммов, от которых просто не знаешь, чего ждать. Она забудет их как страшный сон, она…

Не тут-то было.

– Никуда ты не пойдешь.

Марьяна уставилась на выставленную попрек дверного проема руку.

– Будешь удерживать меня силой?

– Марьяна, включи логику.

– А ты? Ты не хочешь включить логику? – Марьяна чувствовала, что у нее все сильнее начинает дрожать подбородок. Нет, нельзя плакать, только не это. – Не смей меня удерживать. Не смей на меня орать. Я тебе не игрушка!

– Марьяна… – он шагнул к ней, но она отступила и вытянула перед собой руки. – Не смей! Не смей ко мне приближаться!

***

Она его боится. Он сегодня думал о том, что не хочет, чтобы Марьяна видела еще раз свою квартиру в разгромленном состоянии. Не хочет, чтобы она еще раз испугалась. А сейчас она стоит, вытянув перед собой руки, глаза ее широко раскрыты, дышит глубоко и… Это страх. И страх этот вызвал он сам. Герман вспомнил свой крик, то, как едва не схватил грубо Марьяну в приступе ярости. И все из-за Лины. Из-за этой чертовой давнишней истории. Когда же она его отпустит, а?..

– Послушай… – он сделал еще один шаг. Это было опрометчиво. Марьяна снова отступила назад, пока не уперлась спиной в стену.

– Пожалуйста... – она всхлипнула. Потом шмыгнула и как-то по-детски вытерла лицо рукавом. – Пожалуйста, не трогай меня.

От этого тихого и практически умоляющего испуганного голоса Герман похолодел. Как он умудрился все испортить в каких-то десять минут?! Как он позволил случиться тому, что на него с ужасом смотрит женщина, которую он… которая уже так глубоко вошла в его жизнь?!

Герман всегда тщательно взвешивал свои решения. Но точно так же он знал, что бывают ситуации, когда нужно действие. Мгновенное действие здесь и сейчас. Поэтому он в несколько шагов преодолел пространство между ними и быстро привлек Марьяну к себе, прижал ее голову к своему плечу.

– Тихо-тихо-тихо… Я никогда не обижу тебя. Прошу, не бойся меня.

Она замерла в его руках. А потом закинула руки ему на шею – и отчаянно разрыдалась.

Никогда бы не поверил, что будет радоваться женским слезам. Пусть плачет. Только бы не смотрела на него с ужасом.

Марьяна плакала, как казалось Герману, долго, а потом вдруг заговорила – заикаясь и часто перехватывая воздух ртом.

– Ты не понимаешь. Ты ничего не понимаешь! Ты хоть представляешь, что ты сделал с Костей?!

– А при чем тут Костя? – Герман аккуратно гладил ее по голове.

– Ты лишил его матери.

– Марьяна…

– Ты не дал мне уйти, так что слушай! – она вдруг резко вырвалась из его объятий – и теперь стояла перед ним, с красным опухшим носом и потеками туши. Но ее решимости это нисколько не умаляло. – Я понятию не имею, что у тебя случилось с этой женщиной. Ее звали Лина, верно? – Герман ошарашенно кивнул. Она и ЭТО знает?! – Плевать, что произошло между двумя взрослыми людьми. Даже если она тебе изменила. Даже если она тебя ограбила. Даже если она изрезали все твои трусы маникюрными ножницами. Что бы между вами ни случилось – как ты мог лишить ребенка матери, Герман?! Прочерк в свидетельстве о рождении, ни фотографии, ничего, даже имя – случайно у тебя вырвалось! Ты не понимаешь, как это жестоко, Герман?! Ты ограбил собственного сына!

Он тяжело вздохнул. Вся его злость вдруг куда-то делась. Значит, это все из-за Кости? Господи… В голове вдруг оформилась очень простая мысль. А, может, и правда, пришло время достать этот мешок с костями на белый свет и перетряхнуть? Герман вдруг понял, что если он и готов кому-то рассказать все это – то ей. Марьяне.

Он взял ее за руку.

– Пойдем.

– Куда?

– Пить ром и разговаривать.

Марьяна икнула. Свободной рукой провела по лицу, уставилась на черные следы на своей ладони.

– Скажи честно – я похожа на пугало?

– Ничего, у меня крепкие нервы.

Марьяна как-то дернула щекой – будто хотела усмехнуться, но у нее это не получилось.

– Ты иди, Герман. Я сейчас высморкаюсь и умоюсь – и приду.

***

– Герман, второй вечер подряд пить ром – это похоже на алкоголизм.

– Извини. На трезвую голову я вести такие разговоры не готов.

Марьяна медленно пила свою «пьяную вишню», Герман в три глотка осушил первый бокал рома и налил второй.

– Тогда мне казалось, что у нас все в порядке, – медленно начал он свой рассказ.

***

Он и в самом деле так считал. Что у него все в порядке. Что у них с Линой все в порядке. Хотя, если честно, в то время он о таких вещах вообще не задумывался. Молодость – время не мыслей, а действий.

Герман познакомился с Линой – полное имя ее было Аделина, но оно не нравилось ни ей, ни ему, и он всегда называл ее Линой – еще во время учебы, на четвертом курсе. Как-то быстро и по взаимности у них закрутилось. Поженились сразу после того, как Герман защитил диплом, Лина была на курс младше и доучивалась уже в статусе замужней барышни. А потом почти как-то сразу, через год после свадьбы и окончания Линой университета – беременность. Родился Костя.

А сам Герман в это время работал. Рвал когтями из-под себя. Он всегда чувствовал в себе амбиции и желание добиться чего-то большего, чем та простая жизнь, которой жили его родители. «Ты всегда смотришь вверх», – говорила ему мать.

Ну что поделать, таким родился.

Ему подворачивались шансы – он их не упускал. Ему встречались полезные люди – Герман оборачивал эти знакомства к своей пользе. А еще он понимал, что настоящее обучение для него началось именно сейчас. И впитывал как губка все, во что погружался. И структурировал, и анализировал, и… В общем, он строил. То, что имел Герман сейчас, закладывалось тогда.