Вернулся к месту событий. Серега сидел на корточках рядом со старшим лейтенантом и что-то ей рассказывал. Девушка слабо улыбалась. Молодец пацаненок, отвлекает инспектора по делам несовершеннолетних от боли. Я по своей службе на Кавказе помнил, что с ранеными важно разговаривать. На ступеньках послышался топот. Я обернулся. Это был Кирилл Арсентьевич. В руках у него была аптечка и… рация. Я выхватил у него аптечку, открыл. Бинты, зеленка, жгут, шина…

— Я уже вызвал наряд и скорую, — радостно сообщил Сидоров-старший.

— Отлично, — буркнул я. — Как ты думаешь, стоит ли снова перевязывать?

— Лучше не тревожить рану лишний раз, — уверенно проговорил старшина. — Сейчас медики подъедут, все сделают… Как вы, Лилия Игнатьевна? — спросил он, тоже опускаясь рядом с ней на корточки.

— Держусь, — прошептала она.

— Ну ничего, скорая уже в пути. Потерпите.

— Спасибо, Кирилл Арсентьевич…

— А тебе, Сережа, у меня будет особое задание, — обратился тот к пацаненку. — На вот, возьми фонарик и сбегай, встреть товарищей.

Зимин схватил фонарик, кивнул и метнулся к лестнице. Я подобрал несколько досок и положил в угасающий костер. Сухое дерево затрещало, выбросило сноп искр, которые тут же унесло сквозняком. Капитан перестал материться и пытался встать, но у него это получалось не лучше, чем у старшего сержанта, хотя руки того были пока свободны. Сквозь завывание ветра и треск костра донесся вой милицейских сирен. У меня отлегло от сердца, потому что состояние Красавиной меня беспокоило все сильнее. Вскоре послышался топот множества ног, и на пятачке, возле костра, стало тесно и светло от милицейских фонарей.

— Кто здесь старшина Сидоров? — поинтересовался один из прибывших сотрудников с погонами старшего сержанта.

— Я! — встал на вытяжку Сенькин отец.

— Что здесь произошло?

— Ранена старший лейтенант Красавина. Стрелял капитан Киреев, — доложил Кирилл Арсентьевич и протянул милиционеру свои корочки.

Старший сержант взял их, открыл, посветил фонариком и вернул владельцу, после чего подошел к Лиле, пристально всмотрелся в ее лицо, обернулся, крикнул:

— Да где там медики⁈

На лестнице уже появились люди в белых халатах, надетых поверх зимней одежды. Один из них, видимо, врач, наклонился над потерпевшей и потребовал носилки. Санитары опустили оные на пол и осторожно положили на них Лилю. К ним присоединились два дюжих милиционера, и они вчетвером подняли и унесли раненую. Старший наряда подошел ко мне, и я увидел, что это Покровский. Он тоже узнал меня, усмехнулся, пробормотав:

— Если бы Данилова здесь не оказалось, я бы сильно удивился.

— Просто везет, — откликнулся я, и мы обменялись крепкими рукопожатиями.

В это время Сидоров-старший и еще один милиционер помогли подняться Сильве. Тот сразу обнаглел.

— Сержант! — выкрикнул он. — А ну сними с меня браслеты!

Покровский вынул из кармана ключи и отпер замок на наручниках.

— Верните мне табельное оружие! — потребовал Рогоносец.

— У кого пистолет? — спросил Покровский.

— У меня! — ответил Кирилл Арсентьевич.

— Отдайте!

— Кому? — уточнил Сенькин отец.

— Мне!

Сидоров-старший протянул «Макаров» Покровскому. Тот взял его и спрятал в карман шинели.

— Вы не выполнили приказ старшего по званию, — опять взялся угрожать Киреев. — За такое самоуправство и звания можно лишиться.

— Виноват, товарищ капитан, — откликнулся старший сержант, — но я нахожусь при исполнении. Меня вызвал по служебной рации старшина Сидоров. Он предъявил свое удостоверение. Ваших документов я пока не видел. Кроме того, кто-то ранил женщину, которая по утверждению Сидорова является инспектором по делам несовершеннолетних старшим лейтенантом Красавиной. Ранение огнестрельное. Пистолет был только у вас. Кто, спрашивается, стрелял?

— Стрелял я, — нехотя признался Рогоносец. — Это произошло случайно… О чем я подам соответствующий рапорт… А удостоверение мое вот…

Он вынул из внутреннего кармана красную книжицу. Старший сержант взял ее, внимательно изучил, тщательно сверяя фотографию с чумазой физиономией капитана, потом вернул тому корочки и откозырял.

— Документы у вас в порядке, товарищ капитан, — сказал Покровский, — но пистолет я вам пока не верну. Все-таки — ранена женщина…

Пока они так беседовали, Кирилл Арсентьевич и второй милиционер помогли встать Гришину и подвели его к старшему наряда.

— А вы кто такой? — спросил его Покровский.

— Старший сержант Гришин, — пробурчал тот.

— Предъявите документы!

— Не захватил…

— Что привело вас сюда?

— Вот он, — буркнул Мишаня и показал на Киреева. — Сказал, надо физрука взять с поличным… Пацан этот ему краденные лекарства сюда привезет…

— Что ты болтаешь, идиот! — рявкнул тот.

— Да задолбал ты меня, капитан, — откликнулся старший сержант. — Я за свои дела отвечу, пускай уволят, а с тобой под вышку идти не собираюсь… Так, что вези меня, старшой, в отделение. Я дам все показания.

— Ладно, граждане, — сказал Покровский, — пройдемте. Там разберутся.

— Ты что творишь, старший сержант! — вызверился Рогоносец. — Погоны жмут⁈

— Я всего лишь выполняю служебный долг, — откликнулся Покровский. — Оценку ваших действий будут давать те, кому положено. Я же, в виду неясности ситуации, обязан вас препроводить в отделение. Это касается всех.

И нас повели вниз. Нет, старший сержант не стал засовывать за решетку в своем газике ни меня, ни Сидорова-старшего, ни тем более восьмиклассника Зимина, он лишь подбросил нас до того места, где мы оставили «Жигули» и велел следовать за ним. Мы и последовали. В ближайшем отделении Покровский сдал всех нас дежурному, доложил, где и при каких обстоятельствах была задержана столь пестрая компания и вернулся к патрулированию. Дежурный в погонах младшего лейтенанта долго пытался понять, что ему со всеми нами делать?

В итоге он наскоро записал показания каждого и вызвал прокуратуру. ЧП по личному составу, а именно, ранение сотрудника, предполагает обязательное вмешательство сей структуры. Пока прокурорский следак ехал, Киреева отпустили, все же сотрудник и с подводной лодки, посчитали, что никуда не денется. Хотя я бы на их месте его в КАЗ закрыл. Табельный пистолет ему, естественно, не вернули. Гришина, как не имеющего документов, отправили в дежурку, до выяснения личности, но обещали вызвать ему врача, так как задержанный жаловался на боли в грудине. У Сидорова отобрали соответствующий рапорт и тоже отпустили. Слишком уж долго прокурорский просыпался. Остались только мы с Серегой.

Оснований задерживать меня у младлея не было, потому что паспорт и корочки КМС мои были в порядке, но вот пацаненка он отпускать не хотел. Расспрашивал насчет родителей, дескать, не могут ли они за ним заехать. Озадачивался, не поднять ли ему инспектора ПДН. Тогда я сказал:

— Послушай, командир, отца у него нет. Мать о пропаже сынка, как видишь, не заявляла. Чего зря пацана в отделении мурыжить? Я его классный руководитель и как педагог забираю его. Домой доставлю.

— А-а, ну ладно, — облегченно закивал тот. — Под вашу ответственность, товарищ учитель!

— Спасибо, товарищ младший лейтенант!

Мы вышли из отделения и увидели, что «Жигуленок» Сенькиного папаши никуда не делся. А рядом попыхивал сигареткой сам владелец.

— Садитесь! — сказал он, отворяя дверцу. — Развезу по домам.

— Вези нас ко мне!.. У Сереги, сам знаешь…

— Знаю, — вздохнул старшина.

«ВАЗ» рванула с места, едва мы с пацаном забрались в салон. Ехали молча. Все устали, да и не хотелось обсуждать произошедшее. Подбросив нас до ворот, которые вели во двор моего дома, Сидоров-старший укатил. Я открыл калитку, пропустил Зимина и вошел сам. Пока мы пересекали двор, поднимались к квартире, я пытался вспомнить, если у меня в холодильнике что-нибудь съедобное. И когда мы вошли, я первым делом кинулся к нему, отворив дверцу, с облегчением обнаружил пяток яиц, колбасу, сыр и даже — балык. Живем… Ну да, это же я сам все и купил, когда приглашал к себе Наташу.