— Я могу взглянуть на комнату мальчика?

— Да, пожалуйста!

Алькин отчим поднялся, я тоже. Он подошел и открыл одну из дверей их трехкомнатной квартиры. Я заглянул. Сомневаться не приходилось — это действительно была комната Альки. Если беспорядок — это признак гениальности, то Абрикосов точно гений. Вся комната завалена книжками, рисунками, каким-то модельками. Пермяков стоял рядом, вздыхал и разводил руками. Дескать, совсем от рук отбился пасынок, а мы ничего сделать не можем, да нам и не до этого, надо срочно ретушировать старые фотки, потому что с усопших идут живые бабки, а от чужого пацаненка — одни неприятности.

— Спасибо! — пробормотал я. — И за кофе — тоже. Я пойду.

— Приятно было познакомиться!

Я вышел в прихожую, обулся, оделся, схватил шапку — и вон отсюда. Мебель из комиссионки, люстра из заграницы, книги, которые никто никогда не читает, кофе по-турецки и протест пацаненка, выраженный в нарочитой захламленности того уголка, где он прячется от этого благополучного мещанства. Вот ведь! У одного пацана мать алкашка, у другого просто бросила мужа и вышла замуж за хапугу-фотографа. Казалась бы — что между ними общего? Да то, что до сыновей им нет никакого дела!

Понятно, что я несколько утрирую. Может быть — от того, что Пермяков мне не понравился сразу, но чует мое сердце, от истины я не далеко ушел. Из-за всех этих размышлений, я чуть было не забыл, что мне надо закупить продукты. Спохватился и заскочил в ближайший гастроном. Брал все, что более-менее съедобно или то, что можно сделать таковым не затратив слишком много усилий. Отволок все это домой и потом отправился вести занятия в секции.

Увидев среди других пацанов Серегу Зимина, я вздохнул с облегчением. Раз пришел, значит, дома все нормально. Он из-за всей этой катавасии поотстал от других, но сразу было видно, что старается нагнать. Такую старательность надо поощрять. И я его избрал в качестве спарринг-партнера для того, чтобы показать ребятам новые захваты и броски. Это всегда воодушевляет молодых спортсменов, которые действительно хотят добиться мастерства.

Так что сегодня у моих самбистов был праздник. По окончанию тренировки они даже отправились меня провожать. Не знаю, может они рассчитывали, что я расчувствуюсь и пущу их к себе на просмотр очередного боевика? Не тут-то было! У спортсменов должен быть режим! О чем я им и сообщил у ворот. Приуныли слегка, но отправились по домам. Я вошел в квартиру. Принял душ, соорудил себе яичницу с докторской колбасой. Поужинал. Видик запускать не стал. Диккенс все же интереснее. С ним я чувствовал себя не так одиноко.

И как всегда, умное чтение натолкнуло меня на не очень веселые размышления. За всю свою предыдущую жизнь я столько не думал, сколько за пять месяцев, прожитых в СССР. Мучило меня то, что хочешь не хочешь, а как-то придется вытаскивать Арабова из цепочки шпионско-торгашеской преступной деятельности, в которой он замешан. Этот человек был мне, мягко говоря, неприятен. Он не невзлюбил меня с момента нашего знакомства, когда Лизка впервые притащила жениха, то есть меня, в их бывшую коммунальную квартиру в центре Москвы.

Я платил ему тем же. И если бы за ним пришли тогда, в девяностых, я ничего, кроме злорадства, не почувствовал бы. Увы, в те времена мой будущий-бывший тесть мог уже гордиться тем, что был одним из тех, кто наладил коммерческие связи с иностранцами в «эпоху застоя». Если же его арестуют сейчас, гордиться ни ему, ни семье будет нечем. Из коммуналки их, может быть, не выставят, а вот все купленное на преступно нажитые доходы точно конфискуют.

И Елизавета Сергеевна вряд ли превратится в фирменную барышню, поступившую в ВУЗ по блату. С ее-то умом и талантом максимум, что ей светило — это ПТУ. Хотя не уверен, что из нее вышел бы толковый штукатур или повар. Насколько я помню, при виде кастрюли, в которой надо было сварить хотя бы картошку, Лизку начинало трясти. Скорее всего, она бы сидела на шее стареющей матери, такой же неумехи, как она, покуда та получала бы жалкую пенсию по старости.

Коротко говоря, у меня не было причин спасать это семейство, потому что это убежденные паразиты. Да, Сергей Константинович, где-то, как-то служил, но военный из него, как из дерьма пуля. Я это понял сразу, потому что снял погоны только недавно и еще по-привычке сравнивал гражданских с офицерами, прошедшими горячие точки. Арабов был настолько не похож на офицера, что у меня не возникло желания узнать в каком роду войск он служил, но теперь-то я понимаю, что скорее всего — по интендантской части.

И тем не менее — спасти эту кучку паразитов придется. Даже не ради себя, а ради Альки, Сереги, Вадика, других пацанов, которые мне доверились. Теперь я себе самому не принадлежу, но не потому, что мне надо три года отрабатывать по распределению, а потому, что так я понимаю свой гражданский и человеческий долг. Не успел я додумать эту в высшей степени пафосную мысль, как раздался телефонный звонок. Отложив книгу, в которую уже несколько минут смотрел и видел фигу, я машинально взял трубку.

— Слушаю!

— Александр Сергеевич! — раздался в наушнике голос, который мне хотелось услышать меньше всего. — Илья Ильич говорит…

КОНЕЦ четветорого тома. Читай пятый прямо сейчас по ссылке: https://author.today/work/339865