Что касается общественной жизни, то она в восемьдесят девятом году бурлила, кипела и била ключом. Зарождались общественные организации самого разного толка, появлялись «народные фронты» и прочие зародыши будущих политических партий. И даже состоялись первые выборы, в которых можно было выбирать кандидатов! Для тогдашнего советского человека это было чем-то совершенно немыслимым. Немыслимой ситуация была и для кандидатов — вдруг оказалось, что за голос избирателя нужно еще и побороться! А борьба за голоса предполагает предвыборную кампанию, которой, в свою очередь, не бывает без денег. И пошли ходоки по коммерческим структурам с предложением помочь перспективному кандидату, а уж кандидат, как только изберется, отблагодарит по полной программе!

Мы отбивались от таких ходоков, не пожертвовав никому из просителей ни копейки. Это было обусловлено двумя причинами. Деньги просили преимущественно кандидаты, не связанные с КПСС и даже оппозиционные. Если бы всплыло, что кооператив «Астра» помогает оппозиции, то к отцу могли возникнуть неприятные вопросы. Ну и во-вторых, депутатство практически не предполагало реальной власти и было скорее синекурой. Мейнстрим все еще определяла и направляла КПСС, она же контролировала главные потоки товаров и финансов.

Но теперь, когда отец досиживал в горкоме последние недели, повредить мы уже ничему не могли. Именно этим я руководствовался, когда решил завязать отношения с Борисом Борисовичем.

Нужно сказать, что у нас в области на первых альтернативных выборах победили все те же, что и всегда, представители номенклатуры, оппозиция пока еще не могла тягаться с тяжеловесами-промышленниками, обладающими и финансовым и административным ресурсом.

А потом был съезд новоизбранных депутатов. Зрелище, невиданное советскими людьми никогда ранее! Народ с изумление прильнул к телевизионным экранам и смотрел заседания, как самый увлекательный блокбастер. Еще бы! Горбачев ругается с Сахаровым в прямом эфире. А тут еще Собчак! Афанасьев! Оппозиция! А где-то на Донбассе бастуют шахтеры — требуют увеличения заработной платы. Оно и понятно — в магазинах нет ничего от слова совсем, а на рынке с обычной зарплатой ловить нечего. А на Кавказе и в Средней Азии резко обостряется дружба народов. А прибалты достали из кармана давно сложенную фигу и флегматично помахивают ею в сторону Центра. А Центр делает вид, будто все нормально и никакой фиги и никаких обострений не существует.

Еще какие-то неизвестные гении то ли с центрального телевидения, то ли из минздрава, то ли из самого КГБ разрешают телевизионные сеансы психотерапии. Анатолий Кашпировский массово лечит недержание мочи и воспаленные гланды. У людей рассасываются шрамы и камни в желчных пузырях. Я довольно внимательно наблюдал за происходящим и сделал вывод, что история с Кашпировским — это судорожная попытка хоть как-то отвлечь народ от политической повестки. Она даже частично удалась — Кашпировского и инопланетян обсуждали едва ли не больше, чем Ельцина и Лигачева. А об инопланетянах писали даже в самой «Правде» — конечно в несколько ироническом ключе, и с комментариями специалистов типа Юлия Платова, которые занудно доказывали населению, что если и есть на белом свете инопланетяне, то официальная наука ничего конкретного по этому поводу сказать не может. Население такие объяснения явно не устраивали, население предпочитало революционные гипотезы Феликса Зигеля и иных новаторов.

Естественно, наш брат-кооператор, чувствующий малейшее изменение моды, мгновенно подсуетился. Типографии днем и ночью печатали брошюры о наблюдениях НЛО и даже контактах с пришельцами, которые раскупались народом с невиданной скоростью. Параллельно в режиме нон-стоп шли гастроли различных экстрасенсов, хиромантов, астрологов и колдунов. По моим данным, за этим бизнесом в нашем городе стоял ни кто иной, как Евгений Михайлович Лисинский и его уголовные друзья. Интерес последних был понятен — тема приносит намного больше, чем все «станки» с наперстками вместе взятые и при этом тема уголовно ненаказуема.

В актовом зале ДК медиков, где мы базировались, регулярно шли массовые сеансы разной сверхъестественной гадости. Зал ломился от народа! Мест на всех желающих не хватало, так что со всего ДК собирали стулья.

— А входной билет, между прочим, по «чирику»… — задумчиво сказал Валерик, с изумлением разглядывая какую-то особо многочисленную толпу жаждущих чуда граждан.

— Нет, Валер… — сказал я. — Плохие деньги, грязные. Это как наркотой барыжить. Заработать можно, конечно, но зачем?.. Несчастных людей обманывать — ты посмотри на них.

Собравшиеся, действительно, были в большинстве своем плохо одеты, не очень ухожены, но горели надеждой обрести чудо за десять рублей.

— Это да, — мрачно согласился Валерик. — И со вздохом добавил: — Крыша поехала у народа, вот и все. Их и обманывать не нужно, они же сами кричат — обманите нас!

Похоже, что он был не далек от истины.

Разговор с Сашей Орловским состоялся не в офисе, но в городском сквере — среди голубых елей, возле здания обкома. Орловский был как-то слишком демонстративно спокоен. Я тоже старался демонстрировать безразличие. Сплошной театр.

— Есть новости? — спросил Орловский.

— Есть, — сказал я. — И знаешь, даже не одна, а две новости… Хорошая и плохая, как всегда.

Орловский внимательно посмотрел на меня и сказал:

— Рассказывай.

— Начну с хорошей, — улыбнулся я. — В общем, Саш… Проблему твою с экспортом металла решить можно. И очень легко. Мне сказали, что в течение недели вопрос может быть закрыт.

— Так это же великолепно! Старик, это просто замечательно, я твой должник…

— Ты погоди, — прервал я бурный поток радости. — Не все так просто. Есть проблема.

— Какая? — насторожился Орловский.

— Деньги.

— Деньги? — не понял он.

— Деньги, — подтвердил я. — Люди, которые могут решить этот вопрос, хотят много. Очень много, Саш.

— Сколько? — спросил Орловский. От его радости не осталось и следа.

— Тридцать процентов с прибыли, — сказал я. Хотя Петр Петрович был согласен на двадцать пять.

— Это очень много, — Орловский покачал головой.

Я развел руками.

— Смотри сам, Саш. Человек говорит, что ты собираешься заработать где-то два миллиона. Из пустого места, Саш. Сколько у нас тонна металла тянет? Сто пятьдесят рэ? Ну пусть двести. Пятьсот тонн — ну вложишь ты сто штук. А на выходе два миллиона. Это вообще-то серьезные бабки.

— Тридцать процентов — это много, — повторил Орловский. — А что еще этот твой человек говорил?

— Он говорил, что эту схему можно провернуть неограниченное количество раз. Проблем с вывозом не будет. И со ввозом продукции тоже. И еще, Саш. Решить вопрос по-другому навряд ли получится.

— Будут мешать? — спросил Орловский мрачно.

— Будут вставлять палки в колеса. Так что, или получится через этих людей, или не получится вообще. Сам понимаешь.

— Понимаю, — сказал он. — А мне можно пообщаться с кем-то из этих людей? Откуда они?

— А вот это уже лишнее, Саш. Огласки они не хотят и в рекламе не нуждаются.

— Хреново, — сказал Орловский, глядя в землю.

— Саш, я не понимаю, — сказал я. — Ты просил помочь решить вопрос. Я тебе принес решение. Дорогое, но решение. Соглашаться или нет — твоя добрая воля.

— Тридцать процентов… снова повторил Орловский. — И ты говоришь, что они могут помогать с вывозом все время?

— И со ввозом, — уточнил я.

— Деваться некуда, — сказал Орловский задумчиво. — Нужно соглашаться, хотя условия, конечно… Ты меня извини, старик, я тебе благодарен, на самом деле. Я попросил — ты сделал, что мог… Спасибо тебе!

— Да ладно, — отмахнулся я, — значит, что мне сказать человеку? Ты согласен на те условия, о которых я тебе сказал?

— Согласен, — подтвердил Орловский. И внезапно добавил: — А если мы повезем не пятьсот тонн, а, например, тысячу? Это можно будет устроить?

— Я спрошу, — пообещал я, — но думаю, что без проблем. Сколько нужно, только и вывезешь.