Как раз на этом ее размышлении, дверь бани постучала, Ольга Васильевна. Сначала она дернула, привычно дверь на себя. Но дверь была почему-то заперта на крючок. Потому она и крикнула дочери, чтобы она ей открыла дверь.

– Открывай, доченька дверь. Это – мама. Ты что там заперлась?.. Боишься, кто-то чужой забредет к тебе?.. Оно может и так. А хороша ты у меня все же. Ноги, какие налитые у тебя. Что и говорить. Красивая ты у меня. Эх!.. Мужика бы тебе хорошего. Как сыр в масле купалась. Суждено ли это тебе?.. Ну, ладно. Постирала прокладку?.. Висит?.. Ну и пусть. Я прихватила еще тряпицу. Подложи эту, а твою, когда подсохнет, поменяешь в следующем разе. Больно?.. Морщишься. Ты уже способная рожать. Помни это. Какая ты у меня. Влюбиться можно. Ладно, ладно. Это я так. Не смущайся. Помылась, тогда одевайся. Скоро сына жена вернется с дойки. Поговорим, посидим. Может, к чему и придем согласию.

***

Вот и настал день. Валентина этого дня ждала, как смерть, с самого начала весны. Хотя она в областном городе никогда не была, от других, которые жили там, узнала много такого: где, что стоит, и где и в каком районе расположена здание, в котором она мечтала связать свою молодую жизнь.

Продать лошадь, Оксану, добили, уговорили. Нелегко, было, в начале. Пришлось Валиной маме пойти и на ухищрение, напомнить Оксане, если она возбраняется продажей лошади, то, скажет сыну, как она с этим кобелем «ООО» …

– Мама!.. – Оксана хотела ее образумить. – Ты ж обещала молчать?..

– Обещала. А сейчас я Оксана, передумала. Деньги позарез нужны. И вам и моей дочери. Потерпим. Корова скоро отелится. Быка, или, теленка, после продадим, когда подрастет. Надо, Оксана. Надо продать эту лошадь. И забыть о его существовании. Выручка эта нам, точно, даст нам немного передышки.

Все это было странно. Ольгу Васильевну, действительно, понять было тяжело. Казалось бы, она говорила, как нормальные люди, но наблюдая за нею, совсем виделось – другой, ушедший от реальности человек.

«Ну и что, – говорила она, оправдывая себя. – Умнее попозже будет».

А в голову ей не приходило, что эта подло по отношению к невестке. Видимо, на первом месте стояла все же судьба ее дочери, которую она, защищала, как умела.

А Вале, что?.. Она получила из этой сделки еще и выгоду.

Оделась, да еще на дорогу дала мама ей пятьсот рублей. Скрыв этого даже от Оксаны, и сына. Конечно, и пенсию за Михея отца, Вале удалось отстоять.

Теперь, надо было документы забрать из техникума, но тут Валентина была тверда.

– Мама,– сказала она ей. – Я не могу с тобою поехать. Мне стыдно. Попробуй, может, уговоришь этого директора техникума, чтобы он дал мне справку, что я первый курс отучила.

А ведь получилось, как она хотела.

– Ладно. Я все понимаю,– сказал ей директор техникума. – Не буду я ломать судьбу вашей дочери. Напишу справочку, что первый курс она окончила. А если, она там, в городе поступит, как вы говорите, любит она петь, напишу соответствующую бумагу, как перевод ее туда.

Но пятьсот рублей, он, все же, от нее взял. Она дала, а он, взял.

Обратно, Ольга Васильевна бежала к дочери через лес чуть не бегом. Хотя было ей и страшно одной по лесной дороге. На каждом шаге мерещилось ей, что вот-вот из-за куста выбежит лесной бандит, и именно, с длинным ножом, бросится на нее.

Ворвалась в дом, вся потная. С порога сразу обессиленно выдохнула, прислонясь к косяку двери.

– Чуть не описалась от страха, – сказала она сыну.

На это ее сын, видимо, слышал, в лесу сейчас живут бомжи – бездомные, выселенные чиновниками из города, сказал.

– Мама. Осторожнее надо. Там бездомные обитают в землянках, которых из города вывезли гор советчики.

– У меня ничего нет. Кидаться на старую женщину – зачем им головная боль? Пусть резвятся в лесу. Я никого не трогаю. Пусть и меня никто не трогает. Завтра. Ой!.. Боюсь я. Убьют доченька тебя там в городе. Никого ведь ты там не знаешь. Как же я тебя отпущу?..

– Мама, суждено умереть, никуда от нее не спрячешься. Поеду я. Я должна, мама.

***

И, вот, стоит Валя – Валентина на привокзальной площади автовокзала в областном городе. Когда она вышла, из маршрутного автобуса «Икаруса», вначале, как всегда бывает деревенскими, попавшие в большой город, заторможено растерялась. Не знала, в какую сторону первый шаг сделать. От этого шага ведь зависело у нее вся дальнейшая судьба. Время на часах автовокзала, показывал три часа после обеда. Целых пять часов, выходит, она ехала до города из своего районного центра. Во рту у нее ни капли крошки с самого утра. Да и пить ей сильно хотелось. Куда бежать, где утолить жажду. Спросить бы у кого, бегающих вокруг нее людей, но она стеснялась сейчас всего. Спросит, а тот возьми и потребует знакомства. Одета она была. В длинную, до ниже колен, из джинсовой ткани юбку. Мамка так посоветовала. Коленки чтоб закрыты были. Мужиков не привлекать. Поверх этой юбки, у нее блузка, полутемного цвета. А на ногах у нее, те вожделенные, с низким каблуком, темные глянцевые туфли. Мечта её. Конечно, туфли у нее не были кожаные. Ну и что. Теперь ей не стыдно стоять посреди площади. Волосы у нее длинные, русые, заплетены в косу. Хотела их дома еще распустить, как в кино показывают, но мама сказала.

– Городе тебе надо быть скромной, доченька.

Права она, видимо. А так, у нее личико сейчас, наивно привлекательное. Не красавица она, как на обложке женского журнала, и не крашенная, но что-то в ней было запоминающееся. Приятный цвет лица, лоб открыт, прибраны волосы, а вот, покрасить ногти, мама ей так и не разрешила.

– Примут тебя тогда там за вертихвостку. Сама в Иванове в молодости жила. Намучилась там. Ученая. На ярких девушек липнут мужики, а тут ты, как сама невинность.

Ага. Знала бы ее мама. Невинность она в тринадцать лет потеряла – крестный лишил ее невинность. Спасибо хоть, не забеременела. И то ладно. Невинность уже не восстановишь. Потеряно навсегда. А жить надо. И добиваться чего-то от жизни надо, раз родилась. Потому она и здесь.

Валя вспомнила вдруг с беспокойством, торча все еще на этом пятачке напротив автовокзала, где она в эту ночь будет ночевать?.. Когда ехала сюда, хитро у соседки расспрашивала, с которой она сидела рядом.

«Вокзал ночью закрывается?..»

«Конечно. Автовокзал же, не железнодорожный».

Это Валентина запомнила. Знала, и мама говорила ей дома, сегодня она опоздает по времени идти прямо культпросвет училище. По времени, точно, поздно, а идти до железнодорожного вокзала – это, в какую сторону же ей пойти?.. Из вещей у нее было: из использованного сахара пакет – это, чтобы в дороге не разорвало, ведро картошки. Мама посоветовала взять еще и лука, которую принесла от батюшки из монастыря, где она по весне снова начала работать в обществе: «Во славу боже». Немного, но лук, все же, не последняя пища для растущего организма. Да еще булка деревенского круглого хлеба. Тяжело все это ей на руках держать. Конечно, это смешно кому – то, кто ее сейчас видит с такой ношей. Ей надо у кого-то, осмелев, спросить, как ей доехать до железнодорожного вокзала, где она мечтала, еще в деревне, просидеть до утра, но эта нерасторопность, скупость ее, опять снова подвела. Хотя в ее кармашке лежал, в трусике, семьсот рублей. Пятьсот, мамка дала, а двести – это её пенсия за умершего отца. Но пожадничала его разменять. Поэтому, так и не спросив ни у кого, как ей доехать до намеченного ей пункта, пошла пешком совсем в другую сторону. И зачем она так сделала?.. Надо было ей, все же, спросить. Язык не отнялся бы у нее. Ведь, чем дальше она отходила от автовокзала, людей тут пеших, совсем не стало. А машины, троллейбусы проезжали мимо нее, обдавая на нее выхлопным газом.

Шла она по этой незнакомой дороге почти часа два. Руки у нее от тяжести, просто отрывались. Она раскраснелась. Даже, в пути всплакнула, жалея себя.