Про верховодить миром обещанья,

В Авраме удвоенье буквы «а»,

Завет и крайней плоти обрезанье.

Здесь удвоенье в Саре буквы «эр»,

Раз ей рожать в особенном почёте.

Здесь рабства процветанье, например:

– За сколько вы ребёнка продаёте?

В баранах, в сиклях? Что у вас за курс?

Для лет своих ребёнок слишком резок.

– Вчера прислали, фирменный урус.

– А, извините, он уже обрезан?

Продумал Бог кампанию одну,

Похлеще чем перенести столицу.

Ведь прежде чем объединить страну,

Неплохо было бы разъединиться.

Обещанный передавая край

(Здесь речь идёт опять о Ханаане),

Господь сказал: «Живи, владей, дерзай,

Но выполни одно лишь указанье -

Плоть обрезайте крайнюю вы впредь

Во исполненье Божьего завета.

Приятно мне на кожицы смотреть

С того и с этого, с любого света.

Так легче мне народы разводить,

Определить, кому гореть в Геенне.

Когда в песках приходится бродить,

Пренебрегать не стоит гигиеной.

Вам знамением заповедь одна:

В здоровом теле дух здоров и фаллос»…

Ей следуя в любые времена,

Усиленно евреи размножались.

Любители сю-сю и мусюсю

Держали в чистоте срамное жало,

Цветных наложниц пользовать вовсю

Галаха им тогда не запрещала.

Что представителей иных племён

Евреи покупали на базаре,

Я в курсе дел, но крайне удивлён -

Рабов и тех евреи обрезали.

(А если кто с еврейством не в ладах,

Себе достойной не отыщет пары

Иль выкупят обратно на торгах?

А, тоже не беда – пойдёт в татары.

Всё примеряя на себя скорей,

Я не чураюсь в жизни перемены:

Худым концом вдруг сделаюсь еврей,

А нос картошкою куда я дену?)

Бог Аврааму истину одну

Сказал про Сарру, что родит та сына:

«Цари народов от неё пойдут…»

А патриарх упал с весёлой миной

На лИце прямо и сказал смеясь:

«Ведь я старик без малого столетний,

А Сарре девяносто, твоя власть,

Помилуй меня, Бог, какие дети?

Хотя бы выжил первый, Измаил.

На старость хоть какая, а подмога…»

Бог возраженья разом обрубил,

На скепсис старика ответил строго:

«Нет, только Сарра даст тебе приплод

И наречёшь ты сына Исааком.

Через него в веках продлишь свой род,

Как нос у Сирано де Бержерака.

Заветом вечным меж тобой и Мной

На том носу зарубку Я отмечу,

Чтоб знали все – Господь твой племенной

Любого за евреев изувечит.

Про Измаила я тебе скажу:

Благословлю его, народ великий

Размножу в нём, но место укажу

(Где доведёт евреев он до тика)».

Господь замолк и лишь восшёл наверх,

Собрал всех Авраам рождённых в доме

И обрезаньем сделал «Лучше всех»,

На ритуальной распластав соломе.

Все купленные им за серебро

Рабы, мужчины (кроме Измаила),

Последний даже в их семье урод

Обрезан был на краешке настила.

Сам в девяносто девять полных лет

Подвергся Авраам святому действу

И, выполняя Господа Завет,

Де-юро подтвердил своё еврейство.

Аврам Еврей (с одной лишь "а" пока)

С рабыней род подпортит свой не слабо -

На древо жизни он привьёт сынка,

Дурным побегом сделавши арабов.

(Как можно отношения прервать,

Когда твой сын тебе рожает внуков? -

Мне необрезанным сознаньем не понять.

Вконец меня испортила наука

Генетика, твердящая про то,

Что гены доминантные сильнее.

Так ближе к Аврааму будет кто –

Арабы, Магомет или евреи?

Кощунственен для многих сам вопрос,

Ответа на него мне ждать напрасно.

Для понимания я просто не дорос,

А спорить с Голиафами опасно.)

В жестокий зной укрылся Авраам

И медитировал среди дубрав тенистых:

Быть иль не быть обрезанным Богам?

Он спорил сам с собой за атеиста:

«Что обрезается – всего лишь плоть,

Какая б ни была она при этом.

Бескрайнен, бестелесен наш Господь,

Обряд сей – знак священного завета».

Сам Авраам обрезан был уже

И потому совсем не удивился,

Когда в сопровожденье двух мужей

Бог племенной внезапно появился.

Отвесил Авраам земной поклон

И за назойливость просил прощенье,

Обхаживал гостей со всех сторон

И умолял отведать угощенья.

Согласно Бог тогда ему кивнул

И похвалил за рвение негромко.

К стадам, не медля, Авраам рванул

И заколол трёхлетнего телёнка.

Здесь зажиматься было не к лицу,

Ведь засветилась лампа Паладина.

И вот уже на стол несут мацу,

Масла, мясцо и дорогие вина.

От перспектив кружилась голова,

В глазах стояли слёзы умиленья -

В его дому святые божества,

Суть без телес, а хорошо поели.

Припомнил Авраам недавний транс

И выводы свои о плоти крайней:

Отрезать можно краешек от нас,

А края нет – какое обрезанье?

Сидели демиурги на крыльце

И рассуждали только о высоком.

Кружилась муха над столом цеце,

Но опалённая мгновенно сдохла.

«А Сарра где? – Спросил один из них -

Жена твоя, отличная девчонка.

Я буду здесь в один из выходных

И принесёт она тебе ребёнка».

Один из трёх ниспосланных послов,

Плоть бестелесная стреляла взглядом,

Прожилки извлекая из зубов,

Вела себя на редкость плотоядно.

Преклонный удивился Авраам:

А может это всё ему приснилось?

По возрасту проходит женский срам,

Обычное у Сарры прекратилось.

Вновь мысли в голове переплелись.

На гостя посмотрел он взглядом трезвым.

В душе опять проснулся атеист:

Похоже, этот всё-таки обрезан.

Слегка хозяин гостя осадил:

«Лет близко к сотне мне, мочусь в кровати.

Так поневоле, добрый Господин,

Поверишь в непорочное зачатье».

Здесь Сарра, скрытая в дверях шатра,

Беззвучно рассмеялась в то мгновенье:

«Стар господин мой, да и я стара,

Чтобы иметь на старость утешенье.

В мои, признаться, девяносто лет

Пристало думать только о покое.

Не трепещу уж милому в ответ,

Когда ко мне мой дед и всё такое».

Бог Сарру пристыдил, допив вино:

«Считать по-нашему, твой муж не старый.

Без вашего участья решено -

Сын Исаак появится у Сарры».

Зря Авраам не лезет на рожон -

Не верю – Станиславским он не скажет,

И в третьем действии его ружьё,