– Он как боязливый торговец, который щупает мешки и нюхает корицу, но не можеть решиться на сделку, – сказал отец как-то вечером, когда Искан ускакал обратно в столицу. Ему нравился Искан, он ждал его прихода, но одновременно раздражался, что тот не может сказать обо всем прямо.

Мы сидели в тенистой комнате и беседовали, пока мотыльки разных размеров танцевали вокруг масляных ламп, обжигая себе крылышки. Покраснев, Лехан ушла в дальний угол комнаты, чтобы подлить масла в лампы, стоявшие там. Она понимала, что отец намекает на нее, но ее всегда смущало, когда другие обсуждали ее будущее.

– Ты знаешь, чем обычно заканчивают такие дельцы, – ответила мать, отрезая нитку в своем шитье. – Они упускают самые лучшие сделки.

Отец раскурил трубку и задумчиво выпустил облачко дыма.

– В этом ты права, Эсико. Но другие купцы пока что не появлялись.

– Нет, но она еще так юна. Мне кажется, многие из наших друзей не позволили бы своим сыновьям ухаживать за младшей дочерью в семье, когда две старшие сестры пока в родительском доме.

Мы с Агин переглянулись. Что тут можно сказать? Агин всего лишь шестнадцать, она едва достигла брачного возраста, но мне-то уже почти двадцать. Пока никто не просил у отца моей руки.

– Полагаю, спешки нет. У Лехан есть возможность подрасти. Пожалуй, во мне говорит торговец пряностями, желающий завершить сделку как можно скорее.

Не раз и не два мать и отец пытались спросить у Лехан, как она относится к Искану, но единственное, чего они смогли от нее добиться, что он «славный». Они не хотели выдавать ее замуж против ее воли, однако она вроде бы и не возражала. Так что они оставили все как есть. Я же решила, что должна вылечить свое сердце от безумия.

Десять дней спустя Искан вновь нанес нам визит. Однако он приехал почти в пустой дом. Отец и Тихе уехали на восток, чтобы закупить саженцы бао, поскольку все наши растения бао погибли от засухи. Однако самый страшный зной вроде бы уже начал спадать – еще половина лунного месяца, и начнутся осенние дожди. Это лучшее время для обновления запасов разводимых растений. Агин уехала к нашей тете со стороны матери, чтобы помочь ей сшить подвенечный наряд для старшей дочери, нашей двоюродной сестры Нейки. Едва закончатся осенние дожди, состоится ее свадьба. Между тем Лехан подхватила летнюю простуду и лежала в постели, в то время как все служанки наперебой бегали вокруг нее, поднося холодные и горячие напитки, меняя повязку на лбу и делая отвары из лекарственных трав. В тот вечер мы с матерью сидели одни в солнечной комнате. Мать вышивала воротник для Лехан (он тоже казался мне подвенечным нарядом, и я ничего не могла поделать с этим чувством), а я читала ей вслух из учения Хаонга ак Сише-чу. Среди девяти мастеров он всегда был моим самым любимым, поскольку объединял философию с историей. Мы дошли до третьего свитка, когда Айкон открыл дверь и провел в комнату Искана. Я свернула свиток, но Искан жестом остановил меня.

– О, пожалуйста, я не хотел бы прерывать ваши занятия.

Он улыбался. Мать поклонилась, не отрываясь от шитья, а я застыла со свитком в руке. Казалось, он, как обычно, подтрунивает надо мной, но решился бы он поступать со мной так в присутствии матери? Усевшись на своей обычной подушке и сложив ноги, он выжидающе посмотрел на меня. Сердце мое дрогнуло, я нахмурилась, развернула свиток Хаонга и стала читать дальше.

Искан внимательно выслушал весь третий свиток и половину четвертого, прежде чем воспользовался паузой, пока я отпила глоток ледяного чая, и осведомился, где остальные члены семьи. Я предоставила ответить матери. Когда она рассказывала, что Лехан болеет и лежит в постели, я внимательно следила за выражением лица Искана. Он вежливо спросил о ее самочувствии и уточнил, может ли что-нибудь сделать, но ни в его лице, ни в глазах я не заметила и намека на тревогу. Мое сердце позволило себе подпрыгнуть в груди. Впрочем, летняя простуда – не такая болезнь, из-за которой стоило бы беспокоиться.

После этого Искан повернулся ко мне.

– Стало быть, завтра утром нам придется развлекаться вдвоем, Кабира-чо. Что бы нам такое придумать?

Я опустила голову, сделав вид, что занята сворачиванием свитков.

– Кабира, ты можешь показать Искану-че источник, – проговорила мать, отложив шитье.

– Источник? Об этом вы мне не рассказывали, чо!

Я никогда не показывала Искану источник. Он не «уаки» (запретный), но считается святым. Все провинции Каренокои основаны вокруг святых мест: горы, реки, озера или, как Ренка, вокруг источника.

– Наша семья – хранители священного источника Ренки. Он называется Анджи, – нехотя ответила я. Как я и ожидала, Искан засмеялся, услышав эти слова.

– Про Анджи я слышал. В сказках кормилицы, когда был совсем маленьким мальчиком.

– Источник существует на самом деле, – обиженно ответила я.

– Ничуть не сомневаюсь. – Искан откинулся назад. Моя реакция его явно позабавила. – Однако мало кто стал бы сегодня называть его священным.

– Почти во всем Каренокои древние верования исчезли, – ответила мать. – Но в некоторых местах эти традиции сохранились. Моя свекровь любовно ухаживала за источником и выказывала уважение, как делали испокон веку в роду моего мужа. И она обучила мою старшую дочь соблюдать традиции.

Мне показалось странным, что мать обсуждает это с посторонним, и я заерзала на месте. Однако источник не тайный, и то, что я его хранительница, тоже не является скрытым знанием. Но чему именно научила меня мать моего отца – об этом никто, кроме меня, не знал. Поэтому все так легко относились к значению Анджи. Особенно мать, которая всегда считала, что мать моего отца застряла в прошлом, и слегка раздражалась, когда та занимала так много моего времени своими учениями и водила меня к источнику даже по ночам. Это неуместно. Источник – всего лишь старое суеверие. Мать была женщиной практического склада. Она понимала то, что видела и к чему могла прикоснуться, остальное было лишено в ее глазах какой-либо ценности.

Она и не догадывалась, что многое из того, что она видит и к чему может прикоснуться в нашем доме, существует благодаря Анджи. Она не знала, что источник влияет на наши урожаи, наше благосостояние, здоровье и счастье.

– Для меня было бы большой честью увидеть ваше священное место, – произнес Искан, чуть заметно поклонившись мне. – Завтра утром, на рассвете?

Он знал, что я рано встаю по утрам. Я задумалась. Растущая луна, до полнолуния оставалось всего несколько ночей. Анджи был силен и добр. Почему бы нет? Может быть, мне удастся преподать этому самонадеянному мужчине урок смирения. Ему придется проглотить свое пренебрежение и недоверие!

Я захлопнула крышку шкатулки, в которой хранились свитки.

– Как вам будет угодно, че.

Я мило улыбнулась ему, и, когда его брови поднялись вверх, я осознала, что он, вероятно, впервые увидел мою улыбку.

На следующее утро мы встретились у тропинки, ведущей к источнику. Я взяла с собой метлу, сосуд, маленький глиняный кувшин с водой и Айкона, верного слугу моего отца, поскольку не могла пойти одна с мужчиной, не принадлежавшим к семье. Искан стоял, глядя в сторону Ареко, видневшегося в утреннем тумане, словно мираж из блестящих крыш и плюмажей дымков. Наверняка он испытывает нетерпение. Теряет время тут со мной, старой девой, когда мог бы вернуться во дворец и… короче, чем он там занимается. Очаровывает прекрасных девушек или чистит ботинки правителя. Он никогда не рассказывал, каковы его функции при дворе, охотно намекая, что занят важными делами и его заслуги высоко оценены. Я проплыла мимо него.

– Следуйте за мной, – проговорила я вместо приветствия. Это было более чем невежливо, особенно в отношении такого высокого гостя, но было в Искане нечто такое, от чего мне всегда хотелось выпустить когти.

Он поспешил вслед за мной по тропинке, петлявшей вверх по холму позади нашего двора. Стояло позднее лето, трава высохла. Холм лежал перед нами, коричневый и мертвый, и от каждого нашего шага вздымалось облачко пыли. Самые знойные дни миновали, скоро начнутся осенние дожди. Я поймала себя на том, что надеюсь – они настанут не сейчас. Сперва я должна поставить Искана на место.