Скорее всего, мать была уверена, что она, подобно ночной кукушке, обязательно перекукует дневную – бабушку, с которой Ванька был лишь летом, а все остальное время проводил в городе, без воскресных походов в церковь и россказнях о каком-то мифическом Боге. Тем более что родительница постоянно твердила сынишке, что Его не существует. А, кроме того, тщательно высмеивала все, что было связано с религией. К примеру, специально привезя от бабушки старый церковный календарь, она выбирала фотографию самого неказистого на вид из служителей культа и показывала ее сыну со словами навроде: «Посмотри: борода как метла, а пузо, будто арбуз проглотил! Смешно, правда?» «Ага!» – хихикал в ответ Ванька, глядя на смешного дяденьку с картинки. «А ты посмотри, в чем он одет, – снова тыкала пальцем в книжицу Ольга Григорьевна. – Это же платье! А ведь платья только тети носят, правильно? Так что этот дядя даже на дядю не похож, а скорее на тетю с бородой!» «Ха-ха-ха! Тетя с бородой!» – заливался смехом маленький Шаховцев.

А еще она не уставала рассказывать всякие страсти о том, что происходит в церкви. Как тех, кто туда ходит, заставляют целовать грязный железный крест, на котором миллионы микробов, и люди потом болеют и даже умирают.

Четырехлетний Шаховцев, конечно же, верил маме, повторял за ней про «плохих бородатых дядек в юбках» и говорил, что никогда-никогда и близко не подойдет к церкви. Но наступало лето, и он отправлялся в деревню к бабе Нюре и Пашке, за которым ходил хвостом и на речку, и в лес, и в храм. Стоял среди других мальчишек, вслушиваясь в причудливые малопонятные слова речитатива священника и тягучее пение теток на клиросе, завороженно разглядывал красивые обрамления икон, под которыми мерцали разноцветные огоньки, и не чувствовал ничего плохого и страшного.

Кроме того после каждой воскресной литургии в приземистом доме рядом с храмом, который бабушка называла «трапезной», почти все село собиралось на праздничный обед. Ведь, как объяснил однажды Пашка, в конце любой недели по церковным правилам обязательно бывает какой-нибудь праздник. Потому каждую субботу местные тетки и бабули вовсю стругали салаты, варили супы, жарили мясо, пекли разнообразные вкусности, а следующим утром несли их на трапезу.

Наверное, это был самый приятный момент в хождении в церковь. Все от мала до велика рассаживались за длинным, во всю комнату столом, во главе которого усаживался священник со своей женой – ее все величали «матушкой». Все женщины наперебой предлагали друг другу и остальным приготовленные собственноручно кушанья, словно состязались друг с другом в умении стряпать. Наверное, нигде больше в детстве Ванька не ел столько разной вкуснятины!..

На фоне всего этого как-то сразу забывались рассказываемые мамой страшилки про церковь и ее обитателей. Тем более что здешний настоятель ну никак не походил на глупую и нехорошую тетку с бородой, а вовсе даже на умного и вполне добродушного дядьку, чем-то напоминающего воеводу из мультфильма. Да и вообще, там, где был его главный друг и защитник Пашка, Ваньке всегда было радостно и хорошо.

А креститься Шаховцев захотел в предпоследнее лето перед школой. Как-то он приметил, что незадолго до конца службы из узорчатых ворот выходит батюшка с красивой золотистой чашей, черпает длинной желтой ложкой и чем-то потчует сначала детей, а потом и взрослых. Когда же Ванька попытался вместе со всеми подойти и отведать этого неизвестного угощения, то его перехватила баба Нюра и мягко отвела внука в сторону.

− Я тоже хочу! – запротестовал было тот, но бабушка покачала головой.

− Нет, милый, тебе это нельзя.

− Почему? А они? – Ваня ткнул пальчиком туда, где к священнику выстроились в очередь остальные дети. – Им можно?

− Им можно. Они крещеные, а ты нет.

− А чего это они едят?

− Не едят, а причащаются. Святых Христовых Тайн.

Услышав про какие-то тайны, которых ему, единственному из всех, нельзя было узнать, Ваня разревелся так, что бабушке пришлось вывести его на улицу. Туда же, заслышав этот безутешный плач, выскочил встревоженный Пашка. Когда же баба Нюра объяснила, в чем дело, он озадаченно, по-взрослому наморщил лоб, а потом, о чем-то пошептавшись с Анной Степановной, присел перед рыдающим соседом и быстро утешил его, пообещав, что после обеда возьмет с собой Шаховцева на рыбалку на дальнюю косу.

Услышав это, Ванька тут же перестал плакать. Дальняя коса была в трех километрах от Войновки, среди лесной глуши, и туда взрослые не пускали даже старших мальчишек. Некоторые, правда, на свой страх и риск гоняли туда на велосипедах, но что был за смысл приезжать туда от силы на час, пока тебя не хватились домашние? А там водились не только пескари да прочая мелочь, как под берегом у деревни, но и плотва, голавль, а самое главное – уйма окуней и щук. Вот потому все пацаны дико завидовали Пашке, единственному, которому тетка Таня разрешала отправляться туда на целый день. А уж что говорить о Ванькиных ровесниках-шестилетках!.. Ему даже не верилось, что бабушка вот так просто отпустит его в такую даль, но та, к изумлению внука, позволила ему отправиться туда с Игнатовым, и не на пару часиков, а до вечера.

Наверное, этот день был каким-то по особенному счастливым: на выставленную Пашкой со вчерашнего донку попалась здоровенная щука, а Иван умудрился поймать солидного красноперого голавля. Потом они бултыхались в теплой, как парное молоко, воде и болтали обо всем на свете. В том числе и о тех самых «тайнах» из церковной чаши.

− Ну почему мне нельзя?– как и утром, канючил Ванька. − Это нечестно!

− Нет, Ванюха, все честно. Если человек крещеный и в Бога верит, это одно, − совсем как взрослый, отвечал Игнатов. – А если нет, то это ему только повредит.

− А можно мне, как и тебе, это… ну покрещаться?

− Не покрещаться, а креститься. Можно, но зачем? Ты же сам говорил, что Бога нет.

− Это не я, это мама говорила. А что, Он по правде есть?

− Конечно. Сам подумай: кто все это создал? Небо, землю, речку, солнце? Не могло же это само все появиться? Вот смотри, − Пашка кивнул на удочку, которую собственноручно соорудил для Ваньки. – Она же не сама сделалась. Помнишь, как мы эту палку в лесу выломали, потом стругали, леску, крючок привязывали?

− Конечно. Я тогда еще этим крючком укололся.

− Ну вот. А теперь представь: разве могло само небо, солнце появиться? Ведь это тоже должен был кто-то очень большой и сильный создать… Ну, то есть, сделать. Правда ведь?

− Ага, − чуть подумав, согласился Ваня.

− Так вот, все это сделал Бог. А те, кто говорят, что Его нет, они врут, потому что не хотят, чтобы все люди жили хорошо.

− Значит, и моя мама тоже врет?

− Нет-нет… − спохватившись, как-то быстро заговорил Пашка. – Тетя Оля, конечно же, хорошая. Просто ее плохие люди обманули. А если ты покрестишься, то сможешь ей помочь и ее защитить от этих плохих людей. Потому что тебе будет помогать сам Бог.

− А крестоваться – это больно?

− Нет, нисколечки. Ты же нырял сегодня со мною в речке?

− Ага…

− Не больно было?

− Нет…

− Ну вот, а тут тебя батюшка тоже в воду окунет, а потом помажет тебя миром – и все.

− Каким миром?

− Ну, это такая мазь…

− А она щиплется, эта мазь?

− Конечно же, нет.

− Ну тогда я хочу это… крестоваться… Давай меня быстрее покрестуем, а?

− Я же говорил тебе: не покрестуем, а окрестим. Конечно, можно. Только надо будет, чтобы батюшка, ну, то есть, наш отец Иоанн, разрешил.

Когда они вернулись домой и Ванька с порога заявил бабушке, что хочет сейчас же креститься, то Анна Степановна переглянулась с теткой Таней и сказала, что прямо сейчас не получится, потому что, во-первых, церковь уже закрыта, а во-вторых, к этому надо готовиться.

− Как готовиться? – бросился расспрашивать ее внук.

− Серьезно, Ванюшка. Для начала надо крестных найти. В первый черед – крестного отца.

− Отца? – удивился Ванька. – Папу то есть? Он же умер и его закопали…