— Абсцесса, — ответил Николаи.

— Да, абсцесса, — задумчиво произнес ди Тасси. — Но вы как-то еще называли это состояние.

Николай кивнул.

— Эту болезнь также называют ностальгией, тоской по родине.

— Да. Напрасное стремление, которое остается невоплощенным и приводит к этим разрастаниям, от коих тело постепенно умирает. Напрасное стремление — это именно то, что поразило этих соблазненных иллюминатами князей. Напрасное стремление к любви, признанию, защищенности от подданных. Я убежден, что им давали яд, духовный яд, который приводил в движение именно эти процессы, заставлявшие владетельных особ предоставлять иллюминатам убежище, способствовать им, поддерживать их, а потом, когда приближалась неизбежная смерть, отдавать все свое имущество на службу этому преступному обществу.

Ди Тасси встал и подошел вплотную к Николаю. Он склонился к его лицу и произнес:

— Лиценциат, найдите мне этот яд. Помогите нам, иначе мы все погибнем.

— Но… я не могу, я не знаю, как это сделать.

— Нет вы можете. Я уверен в этом. Вам надо только захотеть. Соберите все ваши знания. Комбинируйте и сопоставляйте. Это должно быть вещество, которое отравляет и тех, кто просто имеет с ним дело, и тех, кто готовит его. Абсцессом легкого страдал и мертвый иллюминат. Никто не исследовал тело Максимилиана. Никто не вскрывал тела жены и дочери Альдорфа. Но они страдали теми же симптомами, что и Альдорф. Они все задохнулись. Оглянитесь вокруг себя. Вы видели, в каком состоянии изначально находилась эта библиотека, как она выглядела, и, должно быть, вы обратили внимание, что здесь было собрано нечто иное, нежели сухое и пыльное книжное знание. Здесь была алхимическая лаборатория. Здесь пахло не книжными переплетами и старой бумагой. Нет, здесь до сих пор из всех щелей несет сгоревшей серой. Лиценциат, эти иллюминаты имеют в своем распоряжении некое средство, которого мы не знаем и которое дает им возможность отравлять наших князей. Я не знаю, как они это сделали. Но вы должны мне помочь и отыскать это средство. Может быть, мы найдем его в Санпарейле. Где-то же они должны его изготовлять. Вы должны поехать с нами. Больше я ничего от вас не хочу. Но вы не можете отказать мне в этом требовании.

Николай чувствовал, что петля затянулась. Он понял, что при всем желании уже не сможет выбраться из этого дела.

— Хорошо, — сказал он и прибег к последнему средству. — Но только при одном условии.

— И какое это условие?

— Я хочу увидеть документы. Бумаги Альдорфа. Его заметки. Записи его опытов. Его письма. Все.

Ди Тасси ответил не сразу. Скорчив подозрительную мину, он внимательно посмотрел на врача так, как сегодня днем смотрел на девушку.

— Согласен, — сказал он наконец. — У меня есть здесь дела до завтрашнего дня. Потом вы получите все, что вам нужно.

— Нет, — возразил Николай. — Не то, что мне нужно, а все, что здесь есть. Я должен получить доступ ко всем документам в передней, здесь, в библиотеке, и в помещении за камином. Ко всему.

Ди Тасси кивнул.

— С завтрашнего дня у вас здесь будут полностью развязаны руки. Найдите яд. Это все, что я от вас хочу.

Вот оно, снова. Шум в ушах. Теперь пути назад нет. Но теперь это было волнение от того, что он получит доступ к архиву Альдорфа, а это была перспектива. Внезапно он ощутил, что его буквально переполняют впечатления последних дней. Он видел свои эпидемиологические карты и карты с почтовыми маршрутами, на которые ди Тасси наносил места странных нападений. Был желтоватый гнойный мешок в грудной полости мертвого иллюмината. Письмо Максимилиана. Его тщетное предостережение из Лейпцига! Неужели ди Тасси прав? Не скрывают ли в этом замке своеобразный яд?

Ну хорошо. Он примет участие в этой тайной операции против маркграфа. От одной этой мысли сердце его едва не остановилось. Но потом оно снова бодро и сильно застучало, потому что на смену первой пришла другая мысль.

О Магдалене.

На следующий день не кто иной, как Камецкий, объявил ему, что ди Тасси освободил библиотеку и теперь Николай может работать там до вечера. Врач испытал своеобразное чувство, вдруг осознав, что может один быть в этом помещении. Он несколько раз прошелся из конца в конец длинной библиотеки, с любопытством всматриваясь в предметы обстановки. В течение первого получаса он вообще не мог решить, с чего начать поиски. Может быть, с многочисленных стеклянных флакончиков, в которых, если верить надписям, хранились порошок магнезии, экстракт ревеня, сера, жостер и другие отлично известные ему субстанции? Или, быть может, с неподписанных емкостей, в которых находились разноцветные экстракты? Он открыл один из таких флаконов и осторожно понюхал содержимое. Но вещество было лишено запаха. Еа геlatenter in corpusinducta. Такой способ распространения приписал ядовитой субстанции Максимилиан. Неведомым и неуправляемым способом проникает она в тело. Николай, задумавшись, двинулся дальше. Какой орган при этом поражается? Очевидно, легкие. Легкие и плевра. Может быть, это вещество вдыхают? Значит, это порошок? Тончайшая пыль без вкуса и запаха, которую можно распылить в воздухе так, что жертва не будет ни о чем догадываться? Но это должно быть вещество настолько летучее, что от него не всегда могут защититься даже те, кто применяет его. Кроме того, это вещество не одинаково быстро действует на людей, оно может отравлять человека месяцами или даже годами, как Максимилиана, а может действовать и быстро, как это случилось с Софией или предположительно с женой графа Альдорфа Агнесс. Или графиня умерла вовсе не от этого яда?

Николай тихо ругался, осматривая заднюю комнату, в которую ди Тасси собрал всю корреспонденцию графа. У Николая было слишком мало исходных данных для того, чтобы составить окончательное суждение. Достоверно он наблюдал абсцесс только один раз. В остальных случаях это были лишь предположения. Диагноз абсцесса у графа Альдорфа он поставил только perpercussionem.

Корреспонденция была громадной, половина была написана по-французски, половина по-латыни, как установил Николай при беглом осмотре. Главную тему составляли теологические вопросы. Приобщение святых тайн. Чудо пота, выступающего на поверхности каменного изваяния Сицилианской Мадонны. Потом он нашел описание рассечения пресноводного полипа и различные попытки объяснения того удивительного факта, что это существо способно самостоятельно отращивать заново отсеченные от его тела члены. Эти объяснения заканчивались рассуждениями о воскресении из мертвых. Seinpiterno atque desperato dolore afficiuntur et necessario moriuntur. Вечное неисцелимое страдание до неизбежно наступающей смерти. Так было написано в сохранившемся фрагменте письма Максимилиана. Но почему было уничтожено именно это письмо? Если это такой опасный яд, то почему о нем никто не должен был узнать? Действительно ли ди Тасси верно взял след? На самом ли деле использовали эти иллюминаты яд в качестве оружия? Даже они сами становились его жертвами. Годится ли такой опасный для самих отравителей яд на роль оружия? Он уселся на деревянную скамью и принялся размышлять. Было совершенно немыслимо обследовать всю эту огромную библиотеку. Ди Тасси и его люди занимались этим много дней и ночей, но ничего не нашли. Эта секта, кто бы ни скрывался под этим обозначением, не оставляла следов. Но если так, то можно исходить из того, что… ну конечно же!

Теперь ему стало ясно, что именно показалось ему столь особенным в библиотеке, когда он впервые вошел в нее. Полнейший беспорядок! Он сразу показался ему поддельным и неестественным. Запах жженой серы, разбросанные повсюду исписанные листки и книги. Весь этот беспорядок и путаница были хорошо продуманы. Николай не мог понять, почему ему в голову пришло это подозрение, но он уже не мог от него отделаться. Все выглядело так, словно здесь специально оставили следы с одной целью — запутать преследователей и сбить их с верного пути. Истинные следы были сожжены. Письмо Максимилиана. Оно, должно быть, имело самое большое значение.