Очень напрягло, что помимо легковушек три раза проехали армейские грузовики, причем два раза с солдатами — так вся засада может закончится, толком и не начавшись. Эх, блин, где моя ударная рота…

Вечером, проклиная все на свете, приковылял домой только для того, чтобы увидеть за столом жрущего в три горла Марко.

— Бога душу мать! — я чуть не сдернул паршивца за шкирку со стула. — Что это было???

— У фефя фрофи, — ответил он с набитым ртом.

— А по шее? — плюхнулся я рядом.

Марко прожевал, проглотил и выдал:

— Они думали, что я Владимир Сабуров.

— Кто???

— Ты. Совали мне твои фотографии и требовали признаться, что я Сабуров.

— Бога душу мать… — обессилено повторил я. — А ты что?

— Долбил легенду, потом полицейские сообразили привезти некую госпожу Рауш-фон-что-то-там, она сказала, что я не Сабуров.

— Так, ладно это один день, ну два, а остальное время?

— Еще одного Сабурова привезли, Сергея, из-под Лозницы.

— Как из Лозницы? — вытаращился я на братца, Сергей же в Беле Цркве должен быть.

— Он в Русском корпусе служит, тоже сказал, что я не Сабуров.

— Бога душу мать… — в третий раз ахнул я.

— А потом приперся какой-то большой полицейский начальник, Чареджич, что ли, оглядел меня, и на всех наорал, обзывал слеподырыми идиотами и безмозглыми кретинами.

Братец замолчал, дохлебал чорбу, прошелся корочкой хлеба по тарелке и закончил:

— Хотели меня по третьей категории на стройку моста загнать, только я потребовал моему начальству сообщить, на станцию. Ну меня и выперли, на железной дороге люди нужны.

— Ура! — рявкнул я от избытка чувств.

На крик выполз разбуженный Глиша с намерением разобраться с негодяями, второй раз лишающими его сна, но замер, будто увидел привидение:

— Марко?

— Выпустили.

— Бога душу мать! — восхищенно рявкнул уже Глиша и сгреб Марко в охапку.

Вечером примерно так же среагировали вернувшиеся со смены Бранко и Небош.

— Да все в порядке, пронесло! — отбивался Марко.

— Тебя бы так пронесло, засранец! — гудел Бранко.

Братец удрал на станцию вместе с Глишей, доложиться начальству и вернулся часам к десяти.

— Ну?

— Все в порядке, завтра выхожу на работу.

— Что, вот так просто?

— Ну, поначалу сменный начальник покричал, но тут радио запело эту, как ее, немецкую, лилимарлен…

«Белградский часовой» вещал почти на все Средиземноморье, включая Северную Африку, и несколько раз в день ставил «Лили Марлен» (как шептались, по требованию Роммеля).

— … он и размяк. Помолчал, послушал и отпустил.

Небош закурил, выпустил дым в окно и повторил свой вопрос:

— Сворачиваемся?

— Почему? Марко освободили, он вне подозрений, задание надо выполнить. Ждем подходящего случая.

И случай не замедлил.

Когда я относил обед, к воротам меня не подпустили — через них на станцию втягивался состав с горючим, на каждой третьей площадке торчало по часовому. Так что Марко получил узелок только после того, как последняя из двух с лишним десятков цистерн прошла створ.

— По моему, сегодня прекрасный день, — по обыкновению глупо улыбнулся я. — Приходи скорее.

— Не беспокойся, приду, — ответил Марко.

Они пришли втроем и Бранко тут же разлил ракию на троих.

— Ну?

— Поставил, — братец цапнул мою стопку и закинул содержимое в глотку прежде, чем кто-либо успел среагировать.

— Э! — только и сказал я.

— Можно и нужно, — отрезал Небош и принял свою дозу. — Чуть не завалили все дело.

Состав оттянули на выставные пути, отцепили паровоз и вагончик для смены часовых, станционные приняли груз под охрану и жизнь станции Белград-Центар покатилась по обычной колее. Между путями пошел патруль с собакой, следом Небош с ведром, чуть поодаль — Марко, при первой же возможности нырнувший под цистерну. Отработанными на тренировках движениями он прикрепил взрывчатку, ввернул терочный запал и накинул зачерненную мазутом веревочку на ось вагона.

Выкатился между колес, почти догнал Небоша, нырнул еще раз…

И все бы хорошо, но Марко решил поставить и третью мину, запасную.

Хрен пойми с чего дернулась и потянула назад собака и не будь у нее на дороге Небоша с ведром, куда он собирал упавшие с паровозов кусочки угля, все могло кончится очень и очень плохо. Небоша с немецкими матюгами погнали прочь, чтобы не мешался под ногами овчарки и не мешал патрулировать, за это время Марко успел закончить дело и тихонько вылезти с другой стороны.

Теперь оставалось ждать и надеятся, что никто не заметит черные мины на черных тележках, что веревочки намотаются на оси, что натяжением выдернет терки запала, что не подведут детонаторы… Да, на обучении и тренировках у Руса все срабатывало идеально, но как оно будет в реале?

Ночь прошла спокойно, а днем мы с Глишей подскочили от грохота в двух километрах.

Над станцией в небо упирались столбы дыма, в которых плескались кровавые протуберанцы, бешено и вразнобой лаяли зенитки, и я было подумал, что это налет союзников и все наши треволнения впустую. Одна-две бомбы на стояночные пути сделают больше, чем три маленькие мины.

Да, наверное, авиация, вряд ли горючее взрывается с такой силой — минута шла за минутой, в городе ревели сирены, в небе вспухали облачка шрапнельных разрывов, но никаких бомбардировщиков не наблюдалось.

В домах Сеньяка к окнам кидались и вглядывались в далекие сполохи люди, и мы ничем не отличались от прочих жителей, смотревших в сторону станции кто с испугом, кто со злорадством, а кто и с ненавистью.

А потом город вздрогнул и я понял, что никакая авиабомба так не может, нет таких авиабомб. То есть может и есть, но чем ее дотащить до Белграда? Грохотало прямо по древнему анекдоту про советский атомный взрыв «мощностью от 50 до 100 мегатонн» — то есть думали, что пятьдесят, а она ка-ак долбанет!

По бульвару воеводы Путника с ревом пронеслись пожарные машины, за ипподромом заполошно свистели паровозы и мы, наконец, вернулись в разум — а что с ребятами?

К станции нагнали солдат и стражников, за оцеплением полыхало пламя и суетились пожарные, подъезжали и отъезжали машины «скорой помощи», к ним таскали носилки с ранеными, под полуобвалившейся стеной рядком лежали погибшие… Я прямо взмолился — только бы не наши! И тоже самое повторил Глиша «Только бы не наши!»

Наши вывалились из дыма и пыли втроем — изгвазданные в угольной пыли и копоти Марко и Небош вели Бранко. Он намертво вцепился в положенную обходчику карбидную лампу, утирал текшую с головы кровь плечом и едва переставлял ноги, обводя всех вокруг шальным взглядом.

Сдали его санитарам на перевязку, собрались в кучку, старшие закурили, а я на пожар глядел с непременной глупой улыбкой. И только у Марко в глазах плясали злые отблески огня «Я, я мину поставил, я веревки натянул, я зажёг все черные цистерны и желтые вагоны! То-то сейчас грохочет!»

— Что с Бранко? — краешком рта спросил у Небоша.

— Не уберегся.

— Как паровоз к цистернам подали, я сразу предупредить побежал, — отчитался Марко. — Небош-то на месте, в мастерских был, а Бранко на обходе.

— Хорошо хоть возвращался уже, мы наружу перед самым взрывом вышли…

— И тут как жахнет! — радостно оскалился Марко.

— Цыц, — шикнул Глиша, — держи лицо!

— Вот мы и увидали, — продолжил Небош, — как Бранко не уберегся.

— Убережешься тут, как же, — уже спокойней сказал Марко. — Нас всех на землю побросало! А он как только встал, так сверху дрын какой или доска прилетела и прямо по голове!

Гуднула санитарная машина и увезла Бранко и раненых. Железнодорожное начальство пыталось собрать своих людей и направить на тушение пожара, но получалось худо — станция время от времени выстреливала новые столбы пламени или грохотала взрывами. Не такими, как раньше, но охотников соваться внутрь от этого больше не становилось.

Выяснив, в какую больницу увезли Марко, мы от греха отправились домой, где Глиша долго успокаивал напуганную хозяйку. И только все улеглось, как весь Сеньяк наполнился звуками, заскрипели ворота, заголосили бабы — облава!