Скрипнула дверь, на улицу вышли остальные. По счастью, услышали они только последнее слово, что не помешало покраснеть уже мне, когда Бранко и Небош кинулись защищать Марко. От дальнейших разборок с перспективой перехода в скандал спас приход доктора Папо и обратный медосмотр, на котором не выявляли болячки, а наоборот, вычисляли, что нам можно приписать — не хватало еще, чтобы кого из нас мобилизовали в недичевскую стражу или куда похуже.

Бранко со шрамом на голове обзавелся диагнозом «эпилепсия», к угрюмой роже Глиши подошла язва желудка, Небоша зачислили в мочекаменные страдальцы, а нас с Марко определили в костные туберкулезники. После чего доктор обещал выдать нам списки симптомов для заучивания.

Он же отмел все намеки Живки и Альбины на присоединение к группе, но от происков Альбины это меня не избавило — она нажаловалась брату и Арсо выдернул меня на разговор. При первом же взгляде в чумовые с недосыпу и от переработки глаза начальника Верховного штаба стало ясно, что ему женские капризы тоже не вперлись, и я просто пожаловался на бабские закидоны.

— Группу создаю не я, кто в ней будет, решают Иво и Лека, так и скажи Альбине.

— Вот делать мне больше нечего, как с этим разбираться, своих дел выше крыши, — Арсо потряс стопкой бумаг, заваливших стол вместе с книгами, тетрадями, чернильницей и прочим канцелярским барахлом.

— Новые бригады? — догадался я, глядя на столбцы данных.

— И устав. Если все получится, дальше будем в дивизии разворачивать.

Серьезное дело, с правильной стороны подходят, регулярную армию без устава не создать. Только зря товарищи из КПЮ так торопятся, еще минимум год для нее возможностей не будет. Потом-то пойдет снабжение через Италию, станет полегче.

— Скажи, — прищурился я на Арсо, — а ты про Махно слышал?

Арсо положил ручку с пером на подставочку:

— Это в русской революции? Банда анархистов?

— Ну как сказать банда… Восемьдесят тысяч человек и территория с населением в три миллиона.

Йованович присвистнул и махнул рукой — дескать, продолжай!

— Партизанил в Причерноморье, три года дрался против белых, красных, зеленых, желто-голубых и черт знает кого еще. Вот у него любопытная структура сложилась.

Арсо отложил свои бумаги и подвинулся вперед, поближе ко мне.

— Во-первых, всеобщее вооружение народа, почти у каждого в селах если не пулемет под копной зарыт, то винтовка уж точно имелась.

— Нет, у нас не выйдет. Четники, недичевцы…

— Так у Махно примерно так и было, а еще немецкие колонисты. Но всеобщее вооружение народа — это как раз идея коммунистов, даже Ленин об этом писал. Полагаю, товарищам из ЦК понравится.

— Возможно. А что там во-вторых?

— Местные отряды. В каждом селе. Численностью до полка. А в третьих, высокомобильное ядро, кавалеристы, тачанки…

— Что?

— Пароконные подрессоренные повозки с пулеметами. Ядро за сутки могло перемещаться на восемьдесят-сто километров и появлялось там, где его не ждали. А почти тысяча пулеметов — это сила, с которой тогда никто не мог тягаться.

— И откуда ты все это знаешь? — задал естественный вопрос Арсо, но я знал, что ответить.

— Так мои учителя в корпусе в том числе и против Махно воевали. Полковник Чудинов очень высокого мнения был и об организации, и о тактике Махно.

— Ядро это что-то вроде пролетарских бригад?

— Точно. Всеобщее вооружение, партизанские отряды, ударные бригады.

— Надо подумать.

Конечно, надо. Но вот согласятся ли члены Верховного штаба народу оружие раздавать, если его и так не хватает?

Разговор с Арсо стоил мне втыка от Иво — все заучивали свои новые биографии, а я шлялся. Хитромудрые наши начальники решили легендировать нас под железнодорожников с тем прицелом, что таких быстрее возьмут на работу. Ладно Бранко когда-то работал на чугунке обходчиком, ладно Глиша с Небошем по механике и слесарному делу соображают, но какие путейцы из нас с Марко?

Потому братца записали в ученики, а мне, ко всеобщему веселью, добавили еще один диагноз — слабоумие. Официальный идиот, так сказать.

— Ты, главное, не забывай слюну изо рта пускать, — ржали ребята.

Пообижался я, пообижался, а потом понял — зря. Хорошее ведь прикрытие, ходи где хочешь, когда хочешь, смотри коровьим взглядом, неси пургу…

Сфотографировал нас длинноносый дядька с аккуратными усами, волосок к волоску, и пообещал выдать нам копии всех потребных документов через три дня.

— Погоди, какие копии? С чего? — оторопел Бранко.

— Мы серьезная фирма, мы только копии делаем. Но оригиналы не нужны, — хитро подмигнул он Глише и Небошу, будто своих почуял.

Уже перед самой отправкой, когда почти все было готово и Лека снова ездил мне по мозгам о политической важности предстоящей диверсии, я вдруг вскочил, как ужаленный и кинулся проверять вещи. И точно, нашлись три немецких шмотки — беда, в общем-то, небольшая, сейчас на базарах чего только не продают, но к чему нам лишние вопросы? Потребовал заменить, чем набрал еще несколько очков в глазах Ранковича. А потом еще и предложил заляпать вещи машинным маслом и застирать.

Железки, пружинки и резинки от глушителей и взрывателей разделили на пять кучек так, чтобы по каждой было невозможно понять, что это. Есть, конечно, риск, что кто-нибудь не дойдет и мы окажемся с горкой бесполезных деталей, но так лучше, чем рисковать и путешествовать с конструктором для сборки очевидно диверсионных изделий.

Отправляли нас по одному, партизанские разведчики выводили «за линию фронта», в Сербию, а дальше мы сами добрались до Чачака. Проще было до Ужице, но там наши рожи кто-нибудь мог и вспомнить. Последним уходили мы с Марко, и Лека не преминул мне еще раз втереть на прощание, что в черногорских отрядах уже сидят британские эмиссары и подбивают на рельсовую войну, чтобы сорвать снабжение Африканского корпуса. И что если диверсия нам удастся, будет что предъявить союзникам и за что стребовать с них кучу очень нужных вещей, начиная от медикаментов и кончая взрывчаткой.

Меня с Марко сопроводили прямехонько до Мокры Горы, где мы на медленном повороте подловили удачно подвернувшийся поезд, забрались в него, откупились от караульного жандарма парой динаров и потащились через горы и долины. В окна задувал горьковатый паровозный дым, за год со времени моего последнего путешествия по этой ветке у каждого моста или тоннеля построили если не блокгауз, то бункер и в них торчали вооруженные часовые. Поначалу я считал их, но вскоре сбился, да и в Чачак мы добрались довольно быстро, за несколько часов.

Там как честные пассажиры вышли и отправились покупать билеты до Белграда. В очереди, шевеля густыми бровями, стоял Бранко. Он незаметно подмигнул и ногой подвинул свой кожаный саквояжик в сторону кассы. Нужный поезд отправлялся только утром и прибывал в Белград до полудня, но искать ночлег мы не стали, а устроились прямо в двухэтажном вокзальчике с видом на поросшие травой пути. Не лучшее решение, учитывая, что ночью нас трижды будили жандармские патрули для проверки документов, зато по соседству улеглись на свои фибровые чемоданы Глиша с Небошем. На их фоне наши парусиновые мешки смотрелись сиротски, да и легенда под стать — двое братьев (меня ради такого дела даже покрасили в шатена, в брюнета при серых глазах не рискнули), родители неизвестно где, едут в Белград к родственникам.

Почти бессонная ночь вымотала меня, и я после посадки сразу забился в угол сидячего купе второго класса, спать. А вот Глиша наоборот, был бодр и вообще чувствовал себя как рыба в воде, судя по сменившему его вечную угрюмость азартному блеску глаз. Молодость вспомнил, наверное — так-то он на адреналинового наркомана не похож, в бою спокоен. С этой мыслью я и заснул, в надежде очнутся уже в Белграде.

— Из вагонов! Из вагонов! Все из вагонов!

По проходу шли стражники и гнали пассажиров на перрон.

— Где мы?

— Вальево, — Марко навьючивал на себя мешок.

— Сколько я спал?