Рэй Брэдбери

В СЕРЕБРИСТОЙ ЛУННОЙ МГЛЕ

Когда они вышли из ракеты в ночной мрак, то в первый миг так озябли, что Спендер сразу принялся собирать марсианский хворост для костра. О том, чтобы отпраздновать событие, он даже и не заикнулся, просто набрал хворосту, подпалил его и стал смотреть в огонь.

Потом в зареве, окрасившем редкий воздух над высохшим марсианским морем, поглядел через плечо на ракету, которая пронесла их всех — капитана Уилдера, Черока, Хезевея, Сэма Паркхилла, его самого — через немые черные звездные просторы и доставила в безжизненный, грезящий мир.

Джефф Спендер ждал, когда начнется содом. Глядя на своих товарищей, ждал: сейчас запрыгают, закричат… Вот только пройдет оцепенение от потрясающей мысли, что они «первые» люди на Марсе. Хотя никто об этом вслух не говорил, но в глубине души многие надеялись, что их предшественники не долетели и пальма первенства будет принадлежать этой, Четвертой экспедиции. Нет, они никому не желали зла и, однако же, мыслили именно так, мечтали о славе и почете, меж тем как их легкие привыкали к редкой атмосфере, из-за которой голова была словно хмельная, если двигаться слишком быстро.

Биггс подошел к только что разведенному костру и спросил:

— Зачем хворост, ведь в ракете есть химическое горючее?

— Неважно, — ответил Спендер, не поднимая головы.

Нельзя, просто нельзя в первую же ночь на Марсе устраивать шум и гам и тащить из ракеты такую нелепую, неуместную здесь штуковину, как печь. Привозное кощунство, вот как это называется. Еще успеется, еще будет время швырять пустые консервные банки в гордые марсианские каналы, еще поползут, лениво кувыркаясь по седому пустынному дну марсианских морей, шуршащие «Нью-Йорк таймс», придет время банановым шкуркам и замасленной бумаге валяться среди изящных зубчатых развалин марсианских поселений. Все впереди, все будет. Его даже передернуло от этой мысли.

Спендер кормил огонь из рук с таким чувством, словно приносил жертву мертвому исполину. Ведь они сели на огромной могиле. Здесь погибла целая цивилизация. И элементарная вежливость требовала от них, чтобы первую ночь они вели себя пристойно.

— Нет уж, отмечать так отмечать! — Биггс повернулся к капитану Уилдеру. — Начальник, я предлагаю раздать всем причитающуюся порцию джина и мяса и устроить небольшой шумок.

Капитан Уилдер смотрел на мертвый город, который раскинулся в миле от них.

— Мы все устали, — произнес он отсутствующе, точно целиком ушел в созерцание города и успел позабыть про своих людей. — Лучше завтра вечером. А сегодня хватит с нас того, что мы благополучно прошли через космос, ни разу не столкнулись с метеоритом и не потеряли ни одного человека из экипажа.

Космонавты бродили возле ракеты, не зная, куда себя деть. Их было двадцать, кто положил руку на плечо товарища, кто поправлял пояс. Спендер пристально поглядел на них. Они были недовольны. Рискуя жизнью, они совершили великое дело. Теперь им хотелось напиться до чертиков, горланить песни, поднять такую пальбу, чтобы сразу было видно, какие они лихие парни: пробуравили дыру в космосе и пригнали ракету на Марс. На Марс!

Но никто не кричал и не пел.

Капитан негромко отдал приказ. Один из космонавтов сбегал в ракету и принес консервы, которые открыли и раздали без особого шума. Мало-помалу разговорились. Капитан сел и сделал краткий обзор всего путешествия. Они все знали сами, но было приятно утвердиться в ощущении, что дело сделано, главное позади. Про обратный путь говорить не хотелось. В двойном лунном свете быстро мелькали ложки; еда казалась очень вкусной, вино — и того вкуснее.

В небе чиркнуло пламя, и мгновение спустя возле лагеря села вспомогательная ракета. Спендер смотрел, как открывается маленький люк и выходит Хезевей, врач и геолог — у каждого участника экспедиции были две специальности, приходилось экономить место. Хезевей не торопясь подошел к капитану.

— Ну, что там? — спросил капитан Уилдер.

Хезевей поглядел на города вдали, мерцающие в звездном свете. Потом глотнул и перевел глаза на Уилдера:

— Вон тот город мертв, капитан, мертв уж много тысяч лет. Как и три города в горах. Но пятый город, в двухстах милях отсюда…

— Ну?

— Еще на прошлой неделе там жили.

Спендер встал.

— Марсиане, — добавил Хезевей.

— А где они теперь?

— Умерли, — сказал Хезевей. — Я зашел в один дом. Думал, что он, как и другие дома, в остальных городах, заброшен много веков назад. Силы небесные, там были покойники! Словно я забрел в груду осенних листьев! Будто сухие стебли и клочки горелой бумаги — все, что от них осталось. Причем умерли совсем недавно, самое большее дней десять тому назад.

— А в других городах? Вы проверили? Есть там кто-нибудь живой?

— Никого. Я потом еще не один проверил. Из пяти четыре заброшены много тысяч лет. Совершенно не представляю себе, куда подевались их обитатели. Зато в каждом пятом городе — одно и то же. Тела. Тысячи тел.

— Отчего они умерли? — Спендер подошел ближе.

— Вы не поверите.

— Что их убило?

— Ветрянка, — коротко ответил Хезевей.

— Не может быть!

— Точно. Я сделал анализы. Ветряная оспа. Ее действие на марсиан совсем не такое, как на землян. Видимо, все дело в обмене веществ. Они почернели, как головешки, и высохли, превратились в ломкие хлопья. Но это ветрянка, никакого сомнения. Выходит, что и Йорк, и капитан Уильямс, и капитан Блек — все три экспедиции добрались до Марса. Что с ними было потом, одному богу известно. Но мы совершенно точно знаем, что они, сами того не ведая, сделали с марсианами.

— И никаких признаков жизни?

— Возможно, конечно, что несколько марсиан посмекалистей вовремя спохватились и ушли в горы. Даже если так, бьюсь об заклад, что их слишком мало, чтобы с ними считаться. Этой планете пришел конец.

Спендер повернулся и снова сел у костра, уставившись в огонь. Ветрянка, господи, подумать только: ветрянка! Народ миллионы лет развивается, совершенствует свою культуру, строит вот такие города, всячески старается утвердить свои идеалы и представления о красоте, но вот приходит пора ему умереть. Часть умерла еще до нашей эры — пришел их срок, и скончались тихо, с достоинством встретили смерть. Но остальные! Может быть, остальные марсиане погибли от болезни с изысканным, или грозным, или возвышенным названием? Ничего подобного, черт возьми, их доконала ветрянка, детская болезнь, болезнь, которая на Земле не убивает даже детей! Это неправильно, несправедливо. Это все равно что сказать про древних греков, что они погибли от свинки, а гордых римлян на их красивых холмах скосил грибок! Что бы нам дать марсианам время приготовить свой погребальный убор, принять надлежащую позу и измыслить какой-нибудь иной предлог для смерти. Так нет же — какая-то паршивая, дурацкая ветрянка! Нет, не может быть, это не согласуется с здешней архитектурой, со всем здешним миром!

— Ладно, Хезевей, теперь перекусите.

— Спасибо, капитан.

И все! Уже забыто. Уже говорят о другом.

Спендер, не отрываясь, следил за своими спутниками. Он не прикоснулся к своей порции, лежащей в тарелке у него на коленях. Он почувствовал, как воздух становится холоднее. Яркие-яркие звезды точно придвинулись ближе.

Если кто-нибудь начинал говорить чересчур громко, капитан отвечал вполголоса, и они невольно понижали голос, подражая ему.

Какой запах у воздуха — чистый, полный новизны! Некоторое время Спендер сидел и только дышал, наслаждаясь его необычностью. В нем было множество такого, что он не мог опознать: цветы, химикалии, пыль, ветер.

— Или взять хоть тот раз в Нью-Йорке, когда мне попалась эта блондиночка — черт, опять имя забыл… А, вот — Гинни! — басил Биггс. — Конечно, Гинни!

Спендер весь сжался. У него задрожали руки. Глаза беспокойно дергались под тонкими, прозрачными веками.