Сам он был очень требовательным к себе. В то время не существовало наборных нотных программ и систем и все ноты Дмитрий Дмитриевич писал вручную. Часто, заметив ошибку в партитуре, он принимался писать ноты заново. Ему говорили: «Зачем, ведь эта такая титаническая работа, переписывать партитуру симфоний!». Но он переписывал их вновь и вновь, пока партитура не удавалась идеальной, и, конечно, болел от этого, сильно повредил себе руки. Для нас, студентов, Дмитрий Дмитриевич Шостакович был непререкаемым авторитетом. А Александр Дереникович был благодарен за участие Учителя в его жизни и помнил о Шостаковиче всю свою жизнь.

Далее Мнацаканян продолжал повествование о своей жизни после окончания консерватории. «Меня пригласили на студию Ленфильма, для того, чтобы писать музыку для кино. Тогда это было очень престижно, бывало, что композиторам давали Государственные премии за такие заказы, и я с удовольствием взялся за работу и очень радовался, что ее получил. В Ереване живет моя родная сестра, а сам я уже много лет не был на Родине. Так и остался навсегда в Ленинграде…»

Быстро стемнело. В 19.15 меня уже ждал вечерний поезд «Звезда». Только на улице я опомнилась, что оставила в классе на парте свою теплую зимнюю шапку, но возвращаться за ней уже не оставалось совсем времени. Тогда подумалось: «К счастливому возвращению…». И я не ошиблась!

Полгода пролетели незаметно в подготовке к вступительным экзаменам. И уже в июне, вдохновленная и окрыленная, я приехала в Санкт-Петербург. Поступающих было очень много. На отделение композиции поступал не только молодняк, но и люди старшего возраста, которые имели первое высшее образование в этой консерватории и в других Вузах. Нас набралось много, но в процессе экзаменов произошел естественный отсев по разным причинам, и осталось только семеро абитуриентов. На экзамене по сольфеджио пришлось особенно трудно. Давали в качестве диктанта одну из тем из четвертой симфонии Шостаковича. Она была сложна своей переменной ритмикой и размером, затактами. А на экзамене по гармонии нас подстерегали многотемные задачи с большим количеством знаков, с модуляциями в далекие степени родства и расширенным периодом, замысловатой кодой. Задачи надо было отчасти придумать самим, соединить несоединимое в единую форму и написать на основе исходного материала коду, так сказать, все синтезировать, применить именно композиторские навыки.

Некоторые студенты, которые себя уже пробовали на вступительных экзаменах в предыдущие годы и проучившиеся на подготовительном отделении, самоуверенно и важно держались, утверждая, что знают, из каких симфоний и какие темы будут на экзамене даны на слух в качестве диктанта. В любом случае все это было очень сложно, невозможно запомнить наизусть и я смутно представляла себе, как напишу такой диктант. Но когда 10 раз была проиграна мелодия, все ж таки ритмически непростую тему удалось нотировать, проблемы возникли только с затактом, который изначально был неверно мною рассчитан.

Мнацаканян один раз все-таки пришел, будто прилетел грозной тенью, как Врубелевский демон, на наши предпоследние экзамены по гармонии. Многие абитуриенты сидели под классом Рейна Генриховича Лаула, педагога по гармонии, и рыдали навзрыд от чувства безнадежности своего положения, потому что догадывались о своих нехороших отметках по этому сложному предмету. Рейн Генрихович Лаул отнюдь не утешал их, а наоборот, на ломанном русском (ведь он был эстонец!) жестко отчитывал абитуриентов, говоря о том, что надо было лучше готовиться и позаботиться о результате раньше, ходить на подготовительные курсы для поступающих, а не самонадеянно ждать экзаменов целый год. Мнацаканян же медленно подходил к некоторым из них и говорил: «Вам не стоит дальше сдавать экзамены». Далее он строго указывал пальцем с красным перстнем на перепуганные лица: «Вы, вы, и вы…». И эти несчастные уже знали, что шансов уже у них нет, сколько ни спорь. Я сидела и тряслась, как мышь, боясь услышать это страшное и роковое «Вы», хотя задачу по гармонии решила хорошо. Помогло то, что до этого перерешала кучу задач в лицее с нашими замечательными педагогами. Некоторые абитуриенты пытались спорить не только с Мнацаканяном, но и с комиссией, доказывая свою компетентность и то, что надо непременно их взять в студенты. Приводили в доводы и то, что они хорошо играют на скрипке, фаготе, флейте, и т. д., и даже то, что несколько лет жили за границей, набираясь опыта. Но Мнакацаканян был непоколебим, опыт жизни за границей его мало убеждал, наоборот, он упирал на то, что работы таких новоприбывших иностранцев по композиции были откровенно слабы и неинтересны. Обычно эти споры с комиссией ничем не заканчивались, а комиссия уже не меняла своего мнения и принятого решения. Выходил из экзаменационного класса, например, один из членов комиссии, обычно это был Сергей Михайлович Слонимский, и объяснялся лично, как говорится, тэт-а-тэт, с импульсивными поступающими. Стоит ли говорить, что разговор легким не был…

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.