– Тут всё честь по чести – кто, где, когда. Мужики-то местные были, да хотя бы Петюня, ты же знаешь, он за любую шабашку берётся.

– Оо, нашёл кого слушать, – усмехнулась уборщица и вновь принялась орудовать палкой. – Ты ему и налил небось, для смазки. Петюню-то я с молодых соплей знаю, уже тогда горазд выдумывать был. Мамка его наплакалась. И ведь зараза какая, глазом не моргнёт – соврёт. Натворит делов и в кусты. А как вырос, так совсем уже от рук отбился. За шабашку он берётся! Только когда не бухает, прости-господи.

Павловна вдруг снова распрямилась и правой рукой совершила некое движение, словно насекомых отгоняла. Снова загадка.

– Ну так он же не один там был, так что давай-ка ты заканчивай уже, мне больного лечить надо. Хотя он вроде как на поправку идёт. Вон и щёки порозовели. Больничные стены – они и сами по себе лекарство.

– Как у вас интересно всё тут, – вполне искренне заметил я. – А я как тут оказался?

– А это будет новая история, молодой человек. Как ты говоришь тебя зовут?

– Блок Кади Пирст.

Зачем я это сказал? Вдруг догадаются, что я не тот, за кого себя выдаю? Но слова вырвались машинально, совсем заболтал меня этот дед.

– Как, как? – Кузьмич округлил глаза и скосил их в сторону уборщицы. – Ты это тоже слышала, Павловна?

– Ну-у, имя такое, богоугодное. А остальное вылечить можно.

Что же им перевёл этот чёртов толмач?

– А повтори-ка ещё раз.

Ну чего уж теперь упираться.

– Блок Кади Пирст, – произнёс я как можно медленнее, в надежде что в этот раз удивления на их лицах будет поменьше.

– Я запишу, – фельдшер выудил из карамана приспособление для письма. – Так, значит. Блохастый Кадило Пиктодристович.

А что, звучит вроде нормально, только почему эти два немолодых и, судя по возрасту, серьёзных человека, вдруг принялись смеяться?

– Ох, и нелегко тебе жилось, наверное, парень, – простонал Кузьмич, хлопая ладонью себе по колену и тяжело дыша. – Как и отцу твоему – Пиктодристу. Ну точно говорю, новая история будет.

– Да что не так-то? – недоумённо спросил я.

– Всё так, как надо, молодой человек, – отдышавшись, произнёс тот. – Ты уж не обижайся на нас, стариков, тут в деревне с развлечениями негусто, вот и прорвало. Имя-отчество у тебя для наших мест уж больно необычное.

Я снова напрягся. Неужели прокол? Что же делать? Ноги сами потихоньку начали сползать с кровати, мне вдруг захотелось банально сбежать отсюда как можно скорее.

– Это у вас там в городе новые нравы, а тут всё по старинке. Так что называйся как хочешь, кто ж тебе запретит? Видать родители твои те ещё затейники. Да и дед с бабкой.

Голова у меня пошла кругом. Я вообще не понимал этих людей. Да и как тут понять, если этот Кузьмич сначала говорит одно, а потом тут же ставит всё с ног на голову. Из этой тупиковой ситуации нужно срочно как-то выпутываться.

– Всё, я закончила, – Павловна схватила ведро и бодро засеменила к выходу. – А ты, туристик, не шали тут. Делать мне больше нечего, как ходить подтирать за каждым. Вас вон сколько, а я одна. И весь порядок на мне держится.

Суровая женщина уже покинула палату, но ещё некоторое время её недовольный голос доносил до нас обрывки некой информации, главным постулатом которой было – вредители и тунеядцы.

– Ну так и нам пора. – фельдшер проворно поднялся, запихивая свою тетрадку обратно за пазуху. – Пойдём, Блохастый. Сам-то допрыгаешь? Да куда босиком-то? Вон кроссовки твои стоят. Павловна отмыла, а то грязи то было на них.

Что тут за нравы? Разговаривают с незнакомым человеком, как с родным. У нас так было неприемлемо, люди вообще старались лишний раз рот не открывать, смолчишь и никто не услышит. Контроль тотальный, наказание быстрое. Любимым занятием службы правопорядка было выявление случаев о недоносительстве. Всё очень просто – например кто-то увидел правонарушение и не доложил о нём куда следует. Просто отвёл взгляд и поспешил исчезнуть – не моё дело. Но информация то уже зафиксирована, твоё зрение – оно ведь не совсем твоё, система наблюдает твоими глазами, а по закону о гражданском самосознании ты был обязан тут же оформить донос. И всё – вот ты уже и сам преступник. Поэтому доносили все и на всех. На всякий случай, так было спокойнее жить. Мне же удавалось обмануть Систему, отправляя в банк данных только то, что сам посчитаю нужным. До сих пор не понимаю, как они допустили такое – практически неконтролируемый гражданин.

Я, наверное, всегда был белой вороной, не как все. На вопрос почему я такой у меня ответа не было, равно как и у Учителя, а уж он то, поверьте, приложил все усилия чтобы разобраться в причинах моей аномалии. Ведь разгадка сулила такие перспективы, что и вообразить трудно. Но нет, его заключительный вердикт был следующим – вопрос не поддаётся расшифровке, одноразовый эволюционный сбой или, что маловероятно, вмешательство неизвестной современной науке силы. Правда непонятно – нахрена?

Короче говоря, ерепениться я не стал, кто знает, вдруг у них так и принято общаться друг с другом? Так что пока выделяться не будем, правила игры надо принимать такие уж какие есть. Пока что мало информации. Где же мне добыть её? Послушно сунув ноги в кроссовки, я наконец решился:

– А что, Кузьич, есть ли в вашем заведении какие нибудь книги? Бумажные. Ну, или цифровые, мне без разницы, – спросил я, вставая с кровати и про себя отметил, что движения даются мне уже гораздо легче, чем вначале.

Наспех протестировав ещё раз весь организм, я пришёл к выводу, что и в этом плане местные имели фору перед нами – регенеративные возможности были поразительными.

– А тебе зачем? – удивился фельдшер. – Читать любишь, что ли? Так это в библиотеку надо. У нас, правда, в деревне нету её. Да и читать то меньше стали. Молодёжь так и не читает вовсе. Книги, я имею в виду. Всё в телефонах своих сидят, да не с книгами – игрушки одни на уме и эти, как их… Соседка у меня ведёт, всё про грядки свои рассказывает, да на камеру снимает. А кому нужны её грядки? Видал бы ты их. Тьфу, смотреть не на что, а всё туда же – блогер она теперь.

– Блогер?

– Ну ты-то должен знать. Это те, кто думают, что умнее остальных прочих, всё жизни учат.

– Конечно знаю, – спохватился я. – Есть у меня знакомый блогер. Тоже думает, что умнее всех и тоже учит. Учитель, мать его.

– Во-во! – согласно поддакнул Кузьмич. – Только вот недели две назад по всей деревне вдруг связь пропала. Была и нету. Ха, мне-то что, я могу и с больницы позвонить куда надо, а вот люди маяться стали, особенно ребятишки.

– Какая связь? – не понял я.

– Обыкновенная. Нет сети и всё тут. Ни позвонить, ни про грядки рассказать. Так и носится народ то к нам, то к участковому, то в правление. Это сегодня что-то тихо, может рано ещё, а так тут, бывает, очередь к телефону собирается. Ладно, пошли уже, чего стоять-то? Имеется у меня одна книжка, внучка забыла, только вряд ли она тебе понравится. Учебник какой-то.

– А я всё люблю читать. – я радостно последовал за ним. Ну хоть что-то.

– Да? – фельдшер мне вроде не поверил. – А по тебе не скажешь.

– Почему это?

– По-кочану.

Даже не стал спрашивать что это означало, просто заткнулся.

После наших дворцовых коридоров разница показалась просто бездонной пропастью, не успели мы выйти из палаты, сказать пару слов, как уже пришли к месту назначения. По пути я всё же успел отметить в памяти некоторые подробности здешнего интерьера. Несколько сидений вдоль стены, очень большие зелёные растения в деревянных (опять!) емкостях. Кроме моей – ещё три палаты. Двери были открыты настежь и что-то я не увидел там пациентов. Очень здоровое общество, как же меня угораздило сюда попасть? Они вообще здесь болеют? Судя по скорости регенерации моего нового организма, эволюция сама постаралась позаботиться о подопечных, не доверяя местной медицине.

Так, вот ещё три двери и появилась первая возможность ознакомится с местной письменностью. Давай, переводчик, не подведи на это раз, а то с таким помощником лучше глухонемым прикинуться.