– Сядь, Дерек, – в третий раз сказала Наоми. – Мы зря тратим время. К тому же твое шампанское вот-вот выдохнется.

– Но как они сумели заставить себя…

– Покинуть дома предков, выдернуть корни и устремиться в неизведанные края? – легким насмешливым тоном спросила она. – Это не про них. Они никак не связаны с Сантадорой. Сантадоры не существует. Сантадору построили восемнадцать месяцев назад, а в следующем месяце она исчезнет.

После молчания, которое, казалось, длилось вечность, я сказал:

– Наоми, с тобой… с тобой все в порядке?

– Все замечательно. – Она улыбнулась, и на свету сверкнули ее белые зубы. – Более того, рыбаки не были рыбаками, отец Франсиско – не священник, а Конрад и Элла – никакие не художники, разве что хобби у них такое. Ну, а меня зовут не Наоми, но, раз уж ты привык к этому имени – да и я тоже, – пусть все так и остается.

Теперь я просто не мог не выпить. Шампанское оказалось превосходное. Никогда не пробовал ничего более совершенного. Жаль только, настроение в ту минуту не позволило мне оценить его по достоинству.

– Хочешь сказать, вся эта деревня – бутафорская? – требовательно спросил я. – Что-то типа гигантской… съемочной площадки?

– В некотором роде да. Сценические декорации – так, пожалуй, будет точнее. Выйди на крыльцо и возьмись рукой за узорчатую отделку навеса. Потяни ее посильнее. Она отойдет. Посмотри, что обнаружится на задней стороне. Проделай то же самое с любым другим домом в деревне, у которого такое же крыльцо. Всего их пять. Потом возвращайся, и поговорим серьезно.

Потягивая шампанское, она скрестила свои великолепные ноги, нисколько не сомневаясь, что я поступлю так, как она велела.

Я целеустремленно вышел на крыльцо – скорее чтобы перестать чувствовать себя дураком, нежели по какой-либо иной причине. Включил свет – желтую лампочку, болтавшуюся на неумело приделанном гибком шнуре, – и осмотрел резную отделку на кромке навеса. Свет лампочки привлек жужжащих летних насекомых.

Я дернул кусок дерева на себя, и он легко отошел. Я поднес его к свету и прочел написанное на задней стороне бледными синими чернилами: «Número 14.006 – José Barcos, Barcelona»[1].

Трудно было сразу решить, как мне на это реагировать. Держа, словно талисман, перед собой кусок дерева, я вернулся в дом и встал над сидящей на стуле Наоми. Хотел было гневно высказаться, но так и не придумал, что сказать, поскольку в этот момент заметил этикетку на бутылке. Это было не шампанское. Я вообще никогда не слышал о фирме с таким названием.

– Это лучшее игристое вино в мире, – проследив за моим взглядом, сказала Наоми. – Его производят… о, чуть больше десятка бутылок в год.

Судя по моим собственным вкусовым ощущениям, по крайней мере сейчас она говорила правду. Покачиваясь, я добрался до стула и в бессилии рухнул на него.

– Не буду делать вид, будто понимаю, что происходит. Я… Но я же не мог провести последний год в месте, которого не существует!

– Тем не менее так и было. – Хладнокровно держа бокал красивыми тонкими пальцами, она опустила локти на подлокотники грязного стула. – Кстати, ты заметил, что среди насекомых, слетающихся на свет твоей лампочки, никогда не бывает комаров? Ты вряд ли подхватил бы малярию, но подстраховаться все же следовало.

Я вздрогнул. Ведь не единожды в беседе с Тимом Ханниганом я весело замечал, что одно из величайших преимуществ жизни в Сантадоре – это отсутствие комаров…

– Так, хорошо. Факты начинают производить на тебя впечатление. Теперь давай вспомним позапрошлую зиму. Помнишь, как ты познакомился с человеком, который представился Роджером Герни и с которым ты позднее встретился еще раз?

Я кивнул. Ну конечно, я помню Роджера Герни. После переезда в Сантадору я часто думал, что та первая встреча с ним оказалась одним из двух событий, которые кардинально изменили мою жизнь.

– Однажды ненастной ноябрьской ночью ты оказал Герни немалую услугу: у него сломалась машина, достать нужную запчасть до утра было невозможно, а на следующий день на десять утра у него была назначена важная встреча в Лондоне. Он показался тебе очень приятным, близким по духу человеком. Ты позволил ему переночевать у себя в квартире. Вы вместе поужинали и до четырех утра обсуждали то, что приняло конкретную форму в этой самой комнате. Вы обсуждали Эффект Купера.

Я похолодел, будто та мрачная ноябрьская ночь протянула палец в окно и провела им по моей спине.

– А потом, – продолжил я, – той самой ночью я упомянул в беседе с ним, что для проведения мною необходимых экспериментов существует единственная возможность: поселиться в какой-нибудь маленькой деревушке, где бы меня ничего не отвлекало, где не было бы ни телефона, ни газет, ни даже радио, а жить было бы настолько дешево, что я мог бы на два-три года посвятить себя исключительно работе и не думать о том, как заработать на жизнь.

Боже мой! Я прижал руку ко лбу. Воспоминания всплывали, подобно невидимым чернилам под воздействием огня.

– Верно. – Наоми с удовлетворенным видом кивнула. – А ваша вторая и последняя встреча с этим замечательным Роджером Герни состоялась в те выходные, когда ты, сделав ставку на футбольный матч, радовался небольшому выигрышу. Две тысячи сто четыре фунта семнадцать шиллингов и один пенс. И он рассказал тебе про маленькую испанскую деревушку под названием Сантадора, где существуют идеальные условия для твоих исследований. Он сказал, что только что ездил туда повидаться с друзьями – Конрадом и Эллой Уильямс. Ты едва мог представить, что мечты могут стать реальностью, но когда вы с Герни уже пропустили не по одному стаканчику, тебе уже показалось странным, что ты еще не распланировал всю поездку.

Я с такой силой поставил бокал на стол, что едва не разбил его.

– Кто ты такая? – резко спросил я. – Что за игру ты ведешь?

– Это не игра, Дерек. – Теперь она наклонилась вперед, не сводя с меня синих, похожих на драгоценные камни глаз. – Все очень серьезно. И у тебя в этом деле тоже свой интерес. Скажи честно: если бы ты не встретил Роджера Герни, если бы не выиграл ту скромную сумму, ты бы оказался здесь – или где угодно – и сумел бы сделать Эффект Купера явью?

После долгого молчания, обдумав весь прошлый год, я признался:

– Нет. Нет, если быть честным до конца. Не сумел бы.

– Значит, вот и ответ на вопрос, который ты недавно задал. – Поставив бокал на стол, она достала из кармана обтягивающих брюк маленький портсигар. – Я единственный человек в мире, который хотел получить Эффект Купера и найти ему применение. Больше ни у кого не хватило на это желания – даже у самого Дерека Купера. Возьми сигаретку.

Она протянула мне портсигар и открыла его. Воздух мгновенно наполнился удивительным ароматом. На сигарете, которую я взял, не было названия, единственным опознавательным знаком были едва заметные полоски на бумаге, но, как только я сделал первую затяжку, сразу же понял, что этот табак, как и вино, лучший в мире.

Она с интересом наблюдала за моей реакцией. Я слегка расслабился – улыбка сделала ее более привычной. Сколько раз я здесь видел эту улыбку у нее на лице или – чаще – у Тима или Конрада?

– Мне был нужен Эффект Купера, – повторила она. – И теперь я его получила.

– Секундочку! – сказал я. – Я…

– Тогда я хочу взять его в аренду. – Она пожала плечами, словно речь шла о сущем пустяке. – После этого он останется твоим и всегда будет принадлежать тебе. Ты ведь сам признал, что если бы не… скажем так, кое-какое важное вмешательство, если бы не я, он так и остался бы всего лишь теорией. Интеллектуальной игрушкой. Однако я все же не стану просить тебя считать мой вклад честной платой за аренду. За использование твоего аппарата один раз в весьма конкретных целях я заплачу тебе так много, что ты до конца жизни сможешь позволить себе абсолютно все, чего бы ты ни пожелал. Держи!

Она что-то бросила мне – уж не знаю, где она это прятала, – и я автоматически поймал. Это оказался узкий продолговатый кошелек из мягкой, упругой кожи на молнии.