— Я здесь, — проговорил Левин, садясь рядом. И взял жену за руку. — Привет, дорогая. Я здесь. Это Арки.
Лидия моргнула.
— Лидия. Любимая. Мне очень жаль. Я ничего не понял. Я побывал в каком-то аду.
Она продолжала смотреть на море, рука ее безвольно покоилась в его руке, кожа была прохладна.
— Я так скучал по тебе. Я хочу, чтобы ты знала что я понимаю. Ты была права. Я не умею заботиться о тебе. У меня нет таких качеств, которые позволяли бы это делать. Но я хочу попытаться. Без тебя дом не дом. И жизнь не жизнь. Никто, кроме тебя, не имеет для меня значения.
Лидия не показывала никаких признаков того, что слышит или видит его.
— Это наш момент истины. Один из нас нуждается в заботе. Мы оба нуждаемся в заботе. Я здесь. Я не готов. Но времени на подготовку нет.
Ее лицо было лицом ночи: спокойное, живое, ошеломляюще пустое. Взгляд несфокусирован. Левин осторожно повернул ее кресло, чтобы видеть лицо жены.
В этом хрупком мире так много причин для отчаяния. Когда уверенность становится столь устрашающей, неуверенность может принять форму протеста, этакого пассивного сопротивления. Левин пристально смотрел жене в лицо. В эту минуту она была всем миром, и всеми женщинами, и одной женщиной, его женой, а он — ее мужем, и всеми мужчинами, и одним мужчиной во всем мире.
Вокруг них гудела обычная жизнь лечебницы. Слышалось отдаленное дыхание волн. А лицо Лидии было бледно, как лунный свет. Но он пришел.
Левин не знал, кем он станет, когда начнет заботиться о Лидии. Были вопросы, убийственные для его представлений о порядке. Его глубоко укоренившихся представлений о том, как именно следует проживать жизнь. Как необходимо проживать жизнь. Но «следует» и «необходимо» — слова для придания уверенности. А какие слова относятся к неуверенности? «Сегодня», — подумал Левин. Сегодня все неопределенно. «Сейчас». «Сейчас» чего-то требует. «Я чувствую»… Трудно придумать более неуверенное начало фразы, чем «я чувствую». Именно это происходило с ним, когда он ждал арпеджио, мелодию… Словно все творческие идеи были просто чувствами, ожидающими, чтобы их сорвали с заросшего цветами неба. Левин с внезапной ясностью осознал, что лучшие идеи появляются из-за двери с табличкой «Не знаю».
Я не знаю… Вот что движет миром. Разум Левина ненавидел пустоту, но сердце отзывалось на чистый холст. Каждая песня, каждая картина, каждая книга, каждая идея, изменившая мир, — все это пришло из непознаваемой и прекрасной пустоты.
И вдруг, словно по мановению дирижерской палочки в начале симфонии, Лидия перевела взгляд и снова посмотрела на Левина. Она намеренно удерживала его взгляд, и теперь в ее глазах возникло напряжение, словно она пыталась подтянуться, дотянуться, втянуться. Возможно, то была игра лишь электричества, проходящего через ее мозг. Но Левин не сдастся.
Благодарности
Марине Абрамович, которой посвящена эта книга. Благодарю вас за вашу замечательную жизнь и ваше доверие, позволившее мне изобразить вас в художественном произведении.
Дэвиду Уолшу, которому также посвящена эта книга, за необычайное великодушие во многих отношениях, но в особенности за то, что он предоставил мне студию в Музее старого и нового искусства (MONA) в Тасмании, где я, несомненно, стала самой счастливой писательницей в мире.
Марко Анелли и Давиде Бальяно, которые также разрешили использовать их образы в этой книге.
Шону Келли из Галереи Шона Келли в Нью-Йорке, очень давнему представителю Марины, за бесценное интервью и за установление очень высокой планки.
Джулиано Ардженциано за безграничную поддержку и доброту.
Моему отцу Кевину, матери Дон, сестре Мелинде и многочисленным друзьям, считающим искусство и литературу жизненно необходимыми вещами. В особенности Кэролайн Лоуренс, Харрисону Янгу, Делии Николс, Женевьеве де Куврер, Барби Кьяр, Наташе Сика, Бригите Озолиньш, Кристине Нили, Кэтрин Скоулз, Роджеру Скоулзу, Кэролайн Флад, Мэри Дуайер, Эми Каррент, Бретту Торосси, Кэт Мэддокс, Джейн Армстронг, Марку Клеменсу, Россу Ханивиллу, Гриру Ханивиллу, Питеру Адамсу и Тане Прайс.
Саймону Кенуэю и Кэмерону Роббинсу за экскурс в мир музыки и композиторов. И Феличе Арене за «горящие» уроки итальянского.
Мэри Линзаад, лучшей собеседнице (и библиотекарю) во время моей работы в MONA.
И Джону Калдору за его страсть к искусству и щедрое гостеприимство.
Незабвенной Венди Уэйл за первое поощрение. Незабвенному Нилу Лоуренсу, который в критический момент напомнил мне, что творчество — моя цель. Тебя не хватает. Бет Гутчен, Мартине Джерард, Милтону и Дениз Капелус, Хью и Элизабет Хаф, Хэнку Стюарту, Джимми Стоуну и Фернандо Коатцу, которые помогли мне ощутить Нью-Йорк своим вторым домом.
Габи Нахер, моему давнему агенту, и Джейн Палфримен, моему издателю, женщинам с необыкновенными сердцами и способностями. Редактору Али Лавау, которая поддерживала меня в работе над многими романами. И редактору Шиван Кантрилл — за то, что вела эту книгу до конца. А также Сэнди Калл за прекрасный дизайн и Луизе Корнеге за рекламу. И всем замечательным сотрудникам «Allen&Unwin», которые привели эту книгу в мир.
Моя признательность «Варуне» и Фонду Элинор Дарк за постоянную поддержку австралийских писателей.
Даниэль Вуд, моей второй половинке в мире Анжелики Бэнкс и лучшей наставнице. Даниэль, Лиз Касуэлл и Кейт Ричардс, читавшим эту книгу в различных вариантах и предлагавшим существеннейшие соображения и поддержку.
Всем дорогим женщинам и мужчинам, которые проявили энтузиазм в нужное время.
Моим детям Алексу, Байрону и Белле — еще трем художникам для мира.
Послесловие
Эта книга — странный гибрид фактов и выдумки. Все персонажи полностью вымышлены, за несколькими примечательными исключениями. Госпожа Марина Абрамович любезно позволила мне включить ее в число персонажей. Я много почерпнула из интервью и перформансов, предшествовавших ее перформансу в МоМА в 2010 году. Это не означает, что мысли, которые я приписываю персонажу Марине Абрамович в этой книге, являются достоверным отражением каких бы то ни было реальных событий, равно как и мыслей и чувств настоящей Марины Абрамович. Романист сознательно идет на этот риск, воплощая в жизнь то, что мы можем только вообразить. Предоставив мне полную творческую свободу, госпожа Абрамович вновь продемонстрировала свое неослабевающее мужество.
Кроме того, я получила соответствующие разрешения у фотографа Марко Анелли, а также у помощника госпожи Абрамович Давиде Бальяно. Любые мысли или поступки, приписываемые кому-либо из этих людей, полностью вымышлены. То же относится к Клаусу Визенбаху, куратору перформанса «В присутствии художника» и директору МоМА.
Прототип Карлоса — Пако Бланкас, который сидел с Мариной двадцать один раз.
Я многим обязана Джеймсу Уэсткотту, автору биографической книги «Жизнь и смерть Марины Абрамович», а также Крисси Айлз, Клаусу Визенбаху, Шону Келли и другим кураторам, искусствоведам и комментаторам, которые внесли свой вклад в обзор и анализ работ госпожи Абрамович.
Выставка «В присутствии художника и Ретроспектива» проходила в МоМА с 9 марта по 31 мая 2010 года. Перед госпожой Абрамович сидели 1554 человека, длительность перформанса составила более 736 часов, за ним в общей сложности наблюдали 850 000 зрителей. В книге Марко Анелли «Портреты в присутствии Марины Абрамович» представлены портреты всех участников перформанса, сидевших перед художницей.
Этот роман — отчасти приношение им всем.
notes
Примечания
1
Имеется в виду манхэттенский район Гринвич-Виллидж, считающийся богемным.
2
