– Можно на окурки взглянуть? – спросил я.

– Да сколько влезет, – великодушно разрешила Софи.

Я нацепил медицинскую маску, вооружился пинцетом и присел на корточки возле одной из маленьких пластмассовых этикеток рядом с кострищем. Окурок был от самокрутки, тоненький, докуренный почти до основания. Кто-то явно берег табак.

– Марк Хэнли курит самокрутки, – я выпрямился, – и у него длинные светлые волосы.

Мы с Кэсси переглянулись. Шел уже седьмой час, с минуты на минуту позвонит О’Келли и потребует отчета. Беседа с Марком, вероятнее всего, затянется, даже если мы не заблудимся в путанице местных дорог и отыщем жилище археологов.

– Забудь, завтра с ним поговорим, – сказала Кэсси, – а сейчас я хотела еще к учительнице балета по дороге заскочить, если с голода не умру.

– Она прямо как щенок, – сказал я Софи.

Ее помощница Хелен изумленно посмотрела на меня.

– Ага, зато породистый, – весело огрызнулась Кэсси.

Мы зашагали через раскопки к машине (как Марк и предупреждал, обувка моя совсем потеряла вид, в каждый шов забилась буро-рыжая грязь, а ведь отличные были ботинки! Я успокаивал себя тем, что ботинки убийцы теперь тоже наверняка ни с какими другими не спутаешь), и по пути я оглянулся на лес и снова заметил белое пятно. Софи, Хелен и парень-криминалист медленно двигались между деревьями, тягуче и плавно, словно призраки.

Школа танцев Кэмерон в Стиллоргане располагалась над видеосалоном. Возле здания трое детей в мешковатых штанах, вопя, съезжали на скейтах с невысокой стены. Нас встретила учительница-практикантка, очень милая молодая женщина по имени Луиза в черном леотарде, черных пуантах и пышной юбке до середины икры – когда мы поднимались за ней по лестнице, Кэсси выразительно глянула на меня, – и сказала, что Симона Кэмерон заканчивает занятие, поэтому нам придется немного подождать.

Кэсси подошла к доске для заметок, а я огляделся. Здесь располагались два танцевальных зала, каждый с маленьким круглым окошком на двери. В одном из залов Луиза показывала совсем малышам, как изображать бабочек, или птичек, или кого-то в этом роде, а в другом дюжина молоденьких девушек в белых леотардах и розовых лосинах, объединившись в пары, прыгали и кружились под “Вальс цветов” из старенького магнитофона. Насколько я понимал, по способностям девочки, мягко говоря, разнились. Учила их женщина с седыми волосами, собранными в тугой пучок, тело у нее было поджарое и худое, как у молодой спортсменки. Одета она была так же, как Луиза, в руках держала указку, которой показывала на плечи и локти девушек, и командовала.

– Ты глянь-ка, – тихо позвала меня Кэсси.

В девочке на плакате я, хоть и не сразу, узнал Кэти Девлин. Облаченная в белое прозрачное одеяние, она стояла, с показной непринужденностью вскинув назад ногу в совершенно немыслимой позиции. Надпись внизу гласила: “Отправим Кэти в Королевское балетное училище! Поможем ей стать нашей гордостью!” – следом подробности сбора пожертвований: “Дом культуры при церкви Сент-Олбанс, 20 июня, 19:00. Танцевальный вечер, подготовленный учениками Школы танцев Кэмерон. Стоимость билетов: взрослый – 10 евро, детский – 7 евро. Собранные средства будут потрачены на обучение Кэти”.

Интересно, куда теперь пойдут собранные деньги?

Под плакатом висела вырезка из газеты – претендующий на художественность снимок Кэти возле балетного станка. Ее отражающиеся в зеркале глаза смотрят на фотографа с внимательной серьезностью. “Юная дублинка готовится к взлету”. “Айриш таймс” от 23 июня. “Наверное, я буду скучать по родным, но все равно я очень этого жду, – говорит Кэти, – я хотела танцевать с шестилетнего возраста. Мне не верится, что я и правда туда поеду. Иногда я просыпаюсь и думаю, что это мне приснилось”. Статья, несомненно, помогла собрать средства на обучение Кэти – и этот момент нам тоже придется прояснить – и столь же очевидно усложнила нашу задачу: педофилы тоже читают утренние газеты, фотография запоминающаяся, а список потенциальных подозреваемых расширился до масштабов всей страны. Я пробежал глазами остальные объявления: продается балетная пачка, размер 7–8; не хочет ли кто-нибудь из родителей учеников второго уровня, живущих в Блэкроке, объединиться и возить детей на занятия по очереди?

Дверь зала открылась, и мимо нас устремился поток девочек. Все они одновременно говорили, толкались и визжали.

– Вам помочь? – спросила, остановившись на пороге, Симона Кэмерон.

Голос у нее оказался чудесный, низкий, хрипловатый и вместе с тем очень женственный, она была старше, чем я решил поначалу, худощавое лицо в глубоких морщинах. Я догадался, что она, скорее всего, приняла нас за родителей, которые приехали узнать о занятиях для их дочери, и на миг мне пришла в голову безумная идея подыграть ей – спросить про стоимость и расписание и распрощаться, чтобы ее звездная ученица хотя бы для нее еще ненадолго осталась живой.

– Мисс Кэмерон?

– Симона, – поправила она.

Глаза у нее были удивительные – большие, золотистые и с тяжелыми веками.

– Я детектив Райан, а это детектив Мэддокс, – в тысячный раз представился я. – Вы не уделите нам несколько минут?

Она провела нас в зал и поставила в углу три стула. Всю длинную стену занимало зеркало, вдоль него на разных уровнях тянулись балетные станки. Краем глаза я то и дело подмечал в зеркале собственные движения, поэтому подвинул стул так, чтобы не видеть своего отражения.

Про Кэти Симоне рассказал я – явно пришел мой черед. Я ожидал, что она расплачется, но этого не произошло, она лишь слегка мотнула головой, а морщины словно сделались резче, но на этом все.

– В понедельник Кэти приходила к вам на занятия, верно? Как она выглядела?

Молчать умеют немногие, но Симона Кэмерон как раз к таким и относилась, она замерла и, ухватившись за спинку стула, дождалась, когда к ней вернется способность говорить. Прошло немало времени, прежде чем она произнесла:

– Почти как обычно. Немного перевозбужденной – ей пришлось постараться, чтобы сосредоточиться, но это нормально. Через несколько недель Кэти предстояло уехать в Королевское балетное училище. Она все лето этого ждала, и ей уже просто не терпелось. – Симона едва заметно качнула головой. – Вчера Кэти не пришла на занятие, но я решила, что опять заболела. Если бы я позвонила ее родителям…

– Вчера вечером она была уже мертва, – мягко проговорила Кэсси, – вы бы ничего не изменили.

– Опять заболела? – переспросил я. – Она недавно уже болела?

Симона снова качнула головой.

– Не то чтобы недавно. Но здоровье у нее слабое… – веки на миг опустились, – было слабое. – Симона снова посмотрела на меня. – Я учила Кэти шесть лет. Все эти шесть лет она постоянно болела. Началось это, наверное, когда ей было девять. Ее сестра Джессика тоже частенько простужалась, кашляла, но думаю, что она просто очень изнеженная. А вот Кэти страдала от рвоты и диареи. Иногда дело обстояло настолько серьезно, что ее клали в больницу. Доктора подозревали хронический гастрит. Она ведь планировала уехать в Королевское балетное училище еще в прошлом году, но в конце лета случился острый приступ. Чтобы найти причину, ее опять положили в больницу, а когда она поправилась, семестр уже начался, Кэти попросту опоздала. Весной ей пришлось заново сдавать экзамены.

– Значит, в последнее время эти приступы прекратились? – спросил я.

Нам нужно срочно посмотреть медицинскую карту Кэти.

Симона улыбнулась, но воспоминания явно причиняли ей боль, и она отвела взгляд.

– Я переживала за нее, танцорам нельзя пропускать занятия даже по болезни. В этом году Кэти снова приняли в училище, я как-то попросила ее задержаться после занятий и сказала, что надо бы снова обратиться к врачам, выяснить, что с ней не так. Кэти выслушала меня, покачала головой и сказала – торжественно, как будто клятву давала: “Я больше не заболею”. Я попыталась убедить ее, что от болезней нельзя просто отмахнуться, что от этого, возможно, зависит ее карьера, но она лишь повторяла эти слова. И на самом деле с тех пор она действительно больше не болела. Я думала, что, возможно, Кэти просто переросла болезнь, но ведь и воля порой творит чудеса, а Кэти обладает – обладала – сильной волей.