В центре внимания тогдашнего либерального кабинета лорда Гладстона находился и вопрос взаимоотношения Индии с сопредельными странами. Именно через призму Индии английские политики оценивали всю внешнюю политику. Какие бы события ни происходили в Европе и на ее окраинах, какова бы ни была расстановка военно-политических сил, какие бы коллизии ни сотрясали мир, все это прямо или косвенно Лондон увязывал с судьбой своего господства в Индии.

После прихода к власти в 1870 году консерваторов англичане все же вывели войска из Канады. Затея с сокращением колониальных войск вызвала бурную реакцию в английском обществе. Часть консерваторов обвиняла премьер-министра Дизраэли и либералов в стремлении разрушить империю. Радикалов поддержали колониальные власти Новой Зеландии, Канады и Индии:

– Как вы будете защищать наши колонии. Вы уже забыли, что нам стоил мятеж сипаев?

В ответ либералы приводили свои доводы:

– Жизнь показала, что колонии не могут быть удержаны только силой оружия. Связь между ними и метрополией должна быть основана не на боязни штыков, а на обоюдных выгодах. Надо, чтобы колонии не находили выгоду в отделении от общих интересов с Англией!

Изменение колониальной политики вызвало определенную тревогу в Петербурге: какую еще пакость задумали англосаксы? Послам и военным агентам было приказано внимательно следить за ситуацией. В декабре 1871 года военный агент в Лондоне полковник Павел Кутайсов писал в своем донесении: «…рассматривая факт вывода войск, никак не следует считать его равносильным потере колоний. Мне кажется, если бы верно оценить положение английских Северо-Американских владений и с некоторым вниманием проследить бы все то, что там делалось в последние десятки лет, то можно прийти к тому заключению, что правительство, выводя оттуда свои войска, действует весьма разумно и правильно и нисколько при этом не спускает там своего могущества, ни своего знамени…»

Разумеется, наибольшее внимание российские дипломаты уделяли индийской и средневосточной политике англичан. Российские послы внимательно следили за всеми назначениями в индийском правительстве и Министерстве по делам Индии. В 1872 году, после смерти лорда Мэйо от рук фанатика, пост вице-короля Индии занял представитель консерваторов – лорд Нортбрук. Как сообщал в Россию Филипп Бруннов, «назначение на этот высокий пост является для лорда Нортбрука стремительным продвижением в его карьере на государственной службе». При этом Нортбрук хоть и был человеком Дизраэли, однако продолжил политику «невмешательства» своего предшественника в дела Афганистана, а кроме этого, вообще запретил проведение какой-либо разведки на северо-западной границе Индии. Новый вице-король Индии обладал одним качеством, достойным всяческих похвал, – независимостью мышления. В английском истеблишменте он считался прогрессивным реформатором, не в меру стремившимся к обновлению всего, что попадало в его поле зрения.

– Исключительно опасный тип! – характеризовали его либералы.

– Дурак с инициативой! – был еще конкретнее непосредственный шеф Нортбука Бенджамин Дизраэли.

Военный агент России в Лондоне Александр Горлов сообщал в 1873 году: «Главная забота Англии при проявлении затруднений на Востоке состоит всегда в строгом сохранении Индии и средства сообщения с этой страной, а равно и в возможно надежном обозначении своего азиатского положения против всяких случайностей в будущем». В связи с этим и Афганистан, и Персия рассматривались Лондоном и Калькуттой не столько с точки зрения расширения английского присутствия на Среднем Востоке, как именно с точки зрения безопасности Индии.

В самом начале 1867 года в дальнем краю Российской империи произошло на первый взгляд самое заурядное событие – правителем канцелярии управления Туркестанской области был назначен подполковник Николай Столетов. Назначение какого-то подполковника было делом столь заурядным, что на него никто не обратил внимания. И зря! На самом деле Россия ввела в Большую Игру очень сильную фигуру, которая со временем наделает много переполоха как в Калькутте, так и в Лондоне.

Новая должность Столетова была лишь прикрытием, и никакими канцелярскими делами подполковник заниматься и не думал. Еще больше запутала всех секретная директива вице-директора Азиатского департамента МИДа России, который в июле того же года сообщил консулу в Астрабаде статскому советнику Гусеву, что подполковник Столетов направляется в путешествие по странам Центральной Азии, при этом целью поездки будет изучение восточных языков, в которых Столетов достиг «весьма основательного знания». В документах того же внешнеполитического ведомства значилось, что подполковник Столетов отправился через Закавказье «на южный берег Каспийского моря по собственным делам». В военном министерстве миссию Столетова определили как «ознакомление с теперешним положением дел в Средней Азии». Еще больше неясности вносил и маршрут, по которому намерен был отправиться путешественник, – «через Астрабад в Герат, Афганистан и, если окажется возможным, в Кашгар». Прямо скажем, для правителя канцелярии маршрут более чем странный. И уж никаких «собственных дел» там Столетов решать не мог в принципе.

На самом деле подполковник Генерального штаба Николай Столетов, являясь кадровым разведчиком, должен был отправиться в весьма рискованную разведывательную экспедицию. Особенностью ее было то, что Столетов ехал без какого-либо поддержки официальных властей и дипломатического прикрытия, исключительно на свой страх и риск, в лучших традициях раннего периода Большой Игры.

Единственным документом, который имел Столетов на руках, был паспорт, в котором значилось, что он уволен со службы на восемь месяцев ради путешествия по Персии, Афганистану и Туркестану для изучения персидского языка. Там же имелась просьба к чиновникам этих стран оказывать Столетову должное уважение, а в случае надобности – покровительство.

Вначале Столетов хотел переодеться в мусульманскую одежду, выдавая себя за казанского татарина-паломника, едущего в Мешхед, но потом от этой затеи отказался: уж больно подполковник имел яркую славянскую наружность. Поэтому Столетов решил работать открыто. Да, он русский офицер, но находящейся в отпуске и путешествующий в свое удовольствие. Конечно, легенда звучала не слишком убедительно, но это было все же лучше, чем ничего.

В нашем дальнейшем повествовании Николай Столетов займет немало места, а поэтому познакомимся с ним поближе. Родился Столетов в 1831 года во Владимире в купеческой семье. Окончил гимназию, удивляя преподавателей способностями к языкам. К окончанию с золотой медалью гимназии Столетов владел французским, немецким и английским. Впоследствии изучил татарский, турецкий, фарси, хинди и пушту. В 1850 году Столетов поступил на физико-математический факультет Московского университета. Весной 1854 года он окончил университет и решил, что его место на войне. Вскоре Столетов добровольцем отправляется в Крым и начинает службу в качестве артиллериста-фейерверкера, участвует в Инкерманском сражении и обороне Севастополя. За мужество в боях получает солдатский Георгиевский крест, которым будет гордиться всю жизнь, ставя его выше иных наград. В мае 1855 года Столетов был произведен в прапорщики и участвовал в трагическом сражении на Черной речке. Там же Столетов знакомится с поручиком Львом Толстым. В 1857 году подпоручик Столетов поступает в Академию Генерального штаба и через два года с отличием ее оканчивает. Летом 1860 года штабс-капитан Столетов прибыл в Тифлис в Главный штаб Кавказской армии. Там состоялось его знакомство с генералом Милютиным, во многом определившее его дальнейшую судьбу. Энергичный, обладающий дипломатическими и административными способностями молодой офицер произвел на Милютина самое благоприятное впечатление. Обратил внимание на Столетова и прибывший в 1863 году на Кавказ наместником великий князь Михаил Николаевич. На Кавказе Столетов устроил и свою личную жизнь. Его супругой стала Зинаида Флавицкая – дочь местного дворянина. В 1867 года у супругов родилась дочка Зина.