Станция электротакси располагалась у стен опорного пункта, бывшего до Катаклизма крупным торговым центром. Сейчас там, помимо магазинов подразделений Корпорации, были медицинские кабинеты, частные мастерские и даже зловещий «обезьянник», в который отвозили воров и пьянчуг.

Константин неторопливо обошёл вдоль забора рисовую ферму и направился на лужайку с потрескавшимся асфальтом. Транспорта на улицах в столь утренний час не наблюдалось, лишь редкие велобайкеры на электромотороллерах неспешно проезжали куда-то по своим делам. Литр бензина стоил целое состояние и был доступен теперь только правящей верхушке, а нефть из единственного месторождения на севере шла целиком на нужды химической промышленности.

Электричество, правда, из-за альфа-батарей теперь стало дешёвым, но легковых электромашин производили мало. Все заводы Верх-Исетска и десятка провинциальных городков выпускали, в основном, броневики и электротанки. Это стало нужным, чтобы противостоять натиску могущественных врагов – в первую очередь, загадочной Японской Империи, ставшей в две тысяча тридцатые господствующей мировой державой. Именно поэтому простая поездка по Внешнему городу на электромобиле стоила пассажиру сорока иен – столько же, сколько стоил небольшой мешок риса или новые брюки.

Иены были в ходу уже больше двадцати лет, сменив рубли. Постепенно старые банкноты пришли в негодность, а своих денег Корпорация не выпускала. Оборотом валюты последние десятилетия управляла Корпорация, и со временем ей стало удобнее пользоваться зарубежными банкнотами. Откуда они их брали – из беспилотников, или откуда-то ещё – неизвестно, как неизвестно и о других тонкостях взаимоотношений Корпорации и Японской Империи.

Из такси на стоянке доносилась группа «Отто Дикс», которых металлист не очень любил и считал «позерами». Константин подошёл к одному из малиновых «бобиков», скинул чехол с плеча и стал шарить по карманам. Гитара в чехле, зажатая между колен, медленно сползала и вместе с неприятной музыкой приводила Молота в негодование. Водила, зелёноволосый кибергот[1] лет тридцати пяти с выщипанными бровями, стоял у открытых дверей и надменно усмехался, наблюдая, как металлист нервничает.

– Кончай ржать, придурок, лучше подержи! – не выдержал наконец Константин. Он не любил киберготское движение, но в обществе, где деление на классы заменилось делением на субкультуры, выбирать спутников и соседей не приходилось.

– Гитара? – не оставляя презрения на лице, но, всё же, с некоторым интересом спросил водитель.

– Какое твоё дело? – огрызнулся Константин.

– Это не спасёт мир, – флегматично согласился кибергот, кивнул и небрежно, двумя пальцами перехватил гитару за гриф. – Хотя, может, и спасёт. Что-то тяжёлая она у тебя.

Ещё бы не тяжёлая – электро, не простая акустика-деревяшка. Впрочем, сейчас и акустику днём с огнём не сыщешь, после репрессий на музыкантов императора Купидонова – да и не надо это никому. После Катаклизма люди стали всё больше потреблять уже созданную за предыдущие века музыку, чем не создавать новую. Свобода распространения информации, полная демократия. Молот нашарил в карманах тридцать пять иен и продолжал рыться, пытаясь найти ещё монетку. По известному закону подлости, монетка упорно не находилась. Водитель посмеивался, наконец, не выдержал и проговорил нараспев:

– Что, не хватает тебе, неверный?

– Слушай, не довезёшь за тридцать? – попросил Константин. – По «урне» потом спишемся, верну тебе долг.

Водитель грациозным жестом выпустил чехол из рук и молча сел в «бобик», достал какую-то хитрую папироску и закурил. Молот поймал падающий чехол и со злостью замахнулся кулаком, чтобы посильнее врезать по оргстеклу, но увидел пристальный взгляд часового у входа в боевой пункт, поэтому лишь процедил сквозь зубы:

– Грёбаный социум.

Оставалось только покинуть район и отправиться в гости к товарищу пешком, через лес. С другой стороны, так даже лучше – сорок сэкономленных иен не будут лишними.

Февраль, несмотря на глобальное потепление, оставался самым холодным месяц в году, и температура в ночные часы опускалась ниже нуля. Константину стало зябко в кожаных брюках. Свернув на улицу Амундсена, одну из немногих в этих краях, оставшихся донашивать своё изначальное имя, он пошёл по аллее толстенных тополей, оплетённых виноградными лозами. Тополи уже давно сбросили листву, но малочисленные бригады наймитов-уборщиков до этой улицы до сих пор не дошли, и пыльные листья неприятно шуршали под ногами. Судя по едкому запаху, во дворах жгли какой-то пластик. Улица казалась сумрачной и неприятно безлюдной, Молот сбросил с плеча автомат и откинул приклад. Носить огнестрелы разрешалось, но стрелять просто так никто не собирался – патроны были в вечном дефиците, и автомат Константин носил больше для уверенности, нежели чем для стрельбы.

Вдруг напряжённую тишину разорвало пронзительное гитарное соло с балкона. Константин прислушался – он обладал обширными музыкальными познаниями, и узнал группу без труда. Это зазвучал ранний «Хэллоуин», немецкая металлическая команда пятидесятилетней давности. Через минуту с балкона на противоположной стороне улицы ответили не менее громкой отечественной «Арией». Старинное уличное баловство – «у кого громче». Константин невольно улыбнулся: хоть хэви-метал он слушал редко, отдав предпочтение более агрессивному трэшу, но эта старая музыка снова напоминала ему о детстве и об отце, которого не было с ним уже много лет.

Но погрузиться в воспоминания, как в предыдущий раз, ему не дал пронзительный свист сервоприводов, донёсшийся со стороны баррикады, которая занимала теперь просвет между двумя девятиэтажками.

Свист заставил Константина почти рефлекторно свалиться на листву. Такой свист издавал только японский боевой робот.

Металлист спрятался за старым тополем, напряжённо ожидая первого выстрела.

Первые японские боевые роботы появились в городе около пяти лет назад. Именно в то время возникла самая радикальная и самая подпольная городская субкультура – неодиггеры, которых побаивались даже шавки Корпорации.

В начале две тысяча тридцатых грянули массовые репрессии на ска и рэперов-ортодоксов, объединившихся в банды и учинявших мятежи и погромы. После отправки в зомби-лагеря последних организаторов мятежных субкультур, стан неодиггеров стал пополняться новыми членами, сменившими «веру». Хорошо вооружённые и законспирированные, неодиггеры были организованы ничуть не хуже любой мафиозной структуры двадцатого века и вскоре в буквальном смысле ушли в подполье, обосновавшись в городской подземке. На поверхности они ничем не выдавали своей принадлежности к «подземной касте», и подозрение в неодиггерстве часто становилось обвинением, предъявляемым властями.

Поезда метро в Верх-Исетске не ходили с самого две тысяча тринадцатого, и сначала туннели стояли заброшенные. Входы на десять станций единственной построенной до Катаклизма ветки почти сразу были замурованы и на случай мятежей контролировались войсками Корпорации. Но на выезд из депо, что на самой северной окраине города, неодиггеры успели поставить парочку лазерных пушек, сброшенных с японских беспилотников. Это были самые первые лазерные пушки в городе, тайком перенесённые по частям через леса откуда-то с северо-востока. Обосновавшись в метро, неодиггеры увеличили контрабандный поток и основали сеть подпольных мастерских по сборке и ремонту новой техники, постепенно втягивая в торговлю всё новые и новые микрорайоны. Именно так стали появляться свободные коммуны.

Ходили разные слухи, почему неодиггеры так удачно подпирают «упавшие с неба» японские комплектующие, и были ли в сговоре с Японской Империей, оставалось неясно. Так или иначе, японские боевые робомашины появлялись на улицах всё чаще и чаще, и представляли серьёзную угрозу как для мирных жителей, так и для Корпорации. Но оружие было не единственным следом японского мирового господства – небо давно принадлежало японцам. Тонны гуманитарной помощи – бичпакеты с быстрорастворимой едой, гигиенические изделия, одежда и даже детские игрушки – ежедневно сбрасывались на парашютах в больших коробках со стратосферных беспилотников во всех частях Внешнего города. Именно за обладание этими коробками и шла бесконечная грызня между Корпорацией, свободными коммунами и различными воинствующими группировками, не дававшая городу прийти в себя…